Время перемен

– Что вы хотите сказать?

– Мне кажется, что его смерть – не трагическая и нелепая случайность, а спланированный инцидент, – ответил князь. – Уж не знаю, как, но вполне возможно, что его смерть – одно из ключевых звеньев его же собственного плана.

– О каких планах можно говорить, когда Странник мёртв? – удивился Звягинцев. – Без него все эти планы – ничто.

– Вот именно – мы не можем говорить о его планах, ничего не зная достоверно, – кивнул князь. – Но если я прав, то…

– Если вы правы, то Странник либо очень хитёр и его смерть никак не повредит его планам, а может даже быть полезной, либо…, – задумчиво сказал Фрейнар.

– Либо?

– Либо ему придётся воскреснуть. Но лично я сомневаюсь, что он способен на такое. Что хоть кто-то способен на такое, – пожал плечами маг.

– Не скажите. Был один, которому это оказалось по силам… Давно, – качнул головой Звягинцев. – Ладно. Что толку сейчас говорить обо всём этом? У каждого из нас достаточно забот и без этого, – и учёный, круто развернувшись, направился к выходу.

– Вот уж с чем точно не поспорить, – согласился Фобос. Он помнил об обещании, которое дал Элион – рассказать о том, что здесь произошло. И понимал, что правда, которую он поведает, может причинить сестре боль, ведь девушка хорошо знала Странника, хотя их и нельзя было назвать друзьями. Князь знал, что ему будет неприятно говорить сестре о смерти этого человека. Но слово есть слово. И Фобос исчез, растаяв во вспышке зелёного света.

Фрейнар остался один.

Нельзя сказать чтобы смерть Странника его как-то задела. Они не были знакомы. Хотя, со слов Магнуса, чародей кое-что знал об это путешественнике между мирами. Этого было достаточно, чтобы составить о нём представление, уважать его, но… Всегда есть «но».

Маг, сам того не замечая, прохаживался по залу. Подошёл к кольцу переместителя, легко коснулся его, погладил шершавый материал, словно проверяя, настоящий ли он. Холод и шероховатость металла вернули его из дебрей раздумий.

– Хм… говорят – первыми уходят лучшие, – тихо сказал он, внимательно разглядывая устройство, которое в конечном итоге и стало причиной всего, что происходило сейчас. – Но тот ли нынче случай? А вообще – с чего бы мне об этом задумываться? – с этими словами он резко развернулся, и зашагал прочь…

Ночное небо Хитерфилда, усеянное звёздами и озарённое заревами пожаров, бушевавших в разных частях разрушенного города, вызывало странное противоречивое чувство. Горечь и скорбь – из-за того, что было утрачено. Радость и восторг – поскольку этот мир, несмотря ни на что, не утратил своего великолепия и красоты… и жизни. Само небо – без единого облачка – кристально чистое, подмигивающее мириадами лукавых белых огоньков, смотревших сейчас на Землю не равнодушно, а сочувствующе, словно они хотели успокоить людей, воздевших к ним свои взоры – само небо было частью этой сохранившейся красоты.

Но сегодня звёзд было больше, чем обычно – то в холодной бездне космоса сияли отражённым светом Солнца обломки того, что некогда было Великой Второй Экспедиционной Армадой Шао’ссоров. Всё, что осталось от гордости имперского флота. Суровое напоминание о цене безпечности, ошибок и разногласий, продолжавшихся из века в век… Напоминание о том, сколь важно в решающий момент быть едиными. И о том, к чему могут привести безудержные амбиции и мечты. О том, какой счёт за их осуществление предъявить судьба.

Но вот одна из этих мерцающих точек стала ярче. Она сдвинулась с места плавно, но с каждым шагом лишь ускорялась. Конечно, наблюдателю с Земли трудно было заметить это ускорение. Он просто видел как эта странная «звезда» плывёт по небу. Быстро, по прямой, к какой-то неведомой цели. К какому-то месту на Земле. А если бы этот наблюдатель был в Хитерфилде, то он бы ещё увидел, как эта светящаяся точка увеличивается в размерах.

Прошло уже три минуты, как «звезда» начала падать с неба. И сейчас с полной уверенностью можно было сказать – никакая это не звезда. Потому, что «точка» превратилась в несколько ярких огоньков, расположенных в замысловатом геометрическом порядке. Эти огоньки «росли», и в их свете уже угадывались очертания огромной, летящей в ночном мраке, машины, корпус которой они подсвечивали.

Это был «Одиссей».

Он легко и непринуждённо опустился с небес, на мгновение зависнув над истерзанным Хитерфилдом, и поплыл к на северо-запад, к городской радиостанции.

Конечно, корабль заметили. Просто не могли не заметить. Теперь люди часто смотрели на небо. Многие подумали, что это прибыли пришельцы и исчезли в укрытиях – в полуразрушенных домах, подвалах, в метро. Другим же – немногим – стало любопытно, и они последовали за кораблём, неторопливо и важно рассекавшим воздушное пространство над городом.

«Одиссей», меж тем, наконец остановился, зависнув над чудом уцелевшим зданием радиостанции, увенчанном ажурными шпилями антенн и передатчиков. От днища корабля к земле протянулся слепящий белый луч и исчез секунду спустя, оставив у входа в здание группу людей. Симмонс, Барретт, Крутов. И стражницы. Молчаливые и угрюмые. Их ждали – едва только луч сделал своё дело, как стеклянные двери здания распахнулись, выпуская невысокого пожилого мужчину с аккуратными усами и в очках с роговой оправой. Одежда его – пиджак, рубашка и брюки – была изрядно потрёпана, а местами – порвана.

– Вы – комиссар Гордон, – не то спрашивая, не то констатируя, сказал Симмонс, присматриваясь к этому человеку.

– Да, – кивнул Джим, подходя и пожимая руку Джейкобу. – Выходит, мистер Барретт и вправду с вами, – он оценивающе и с прищуром посмотрел на Эдгара.

– Я всегда там, где должен быть, – пожал плечами тот, давая понять, что разговаривать сейчас не хочет. Гордон кивнул.

– Пойдёмте, – сказал комиссар, и группа вошла в здание. Оказались в небольшом, но уютном вестибюле. Ещё вчера здесь было полно народу, а сегодня об этом напоминали разве что брошенные впопыхах вещи – вот у стены примостился чей-то дипломат, чья-то фетровая шляпа разлеглась на столе в приёмной по соседству с аккуратно разложенными в стопки документами… Фарфоровая чашка с давно остывшим кофе на подоконнике… Таких мелочей было много, и если постараться, то все вместе они могли бы рассказать наблюдательному человеку о том, что здесь произошло совсем недавно.

Направились к лестнице.

– Лифт не работает, – пояснил Гордон. – А даже если бы и работал, лично я бы не рисковал, – сказал он и замолчал. Ему всё никак не давали покоя полные боли и скорби глаза стражниц, с которыми он встретился взглядами пару минут назад. Комиссар догадывался, чем это вызвано – такие глаза он уже видел. Такие глаза бывали у тех, кто недавно потерял близкого человека. За время своей работы Гордон не раз сталкивался с этим взглядом. И всякий раз его сердце скорбело об ушедших. Так было и сейчас. Но он не желал говорить об этом.