Время решать

— Милая, как у тебя дела? Меня просят дать интервью, я думаю, это займёт минут двадцать.

— Хорошо! — улыбнулась жена. — Я как раз успею закончить винегрет. Давай, иди, интервьюируйся!

Эвар кивнул и вернулся к видеотелефону.

— Ну, хорошо! — милостиво сообщил он журналисту. — Только пять минут в вашем распоряжении!

— Разумеется, господин Ларм! Вы не могли бы попросить правительственную охрану, чтобы меня пропустили в городок?

— Попробую.

Эвар подошёл к другому аппарату и набрал номер охраны.

— Слушаю вас, сударь! — сухо ответил ему какой-то парень в униформе.

— Ко мне посетитель. Пропустите его, пожалуйста!

— Сожалею, сударь! Я не могу принимать приказы от лиц, не являющихся членами парламента или правительства!

Эвар вздрогнул. Вот так сюрприз! Какие ещё права ему отменяются в связи с отставкой? Он подошёл к первому аппарату:

— Алло, сударь! К сожалению, пройти вы не сможете, сейчас я сам выйду к вам.

Минут через пять Эвар вышел за ограду правительственного городка, ища взглядом того самого парня-журналиста… и едва не упал от неожиданности: к нему бросилась целая толпа репортёров обоего пола, размахивающих микрофонами и телекамерами.

— Господин Ларм! Пожалуйста! Три слова для первого канала!

— Уделите одну минуту 'Международной газете', пожалуйста!

— Я с восьмого канала, умоляю вас!..

Эвар остолбенел под этим могучим напором. Тот парень, с которым он говорил несколько минут назад, оказался оттеснён коллегами далеко назад.

— Так, давайте по очереди! — пробормотал Эвар, силясь взять под контроль ситуацию. — Сначала женщины! Вы, мадмуазель! — кивнул он черноволосой девушке, на бэйджике которой значилось 'Мадмуазель Ирен Прасан, Галлия-ТВ-2'.

— Господин Ларм, какова подлинная причина вашей отставки?

— Полагаю, об этом правильнее спросить тех, кто её подписал.

— Но правительство ничего не хочет объяснять! Мы не верим, что всё дело в нарушении прав человека!

— Вы правы, я ничего не нарушал, — кивнул Эвар.

— То есть парламентская комиссия претензий к вам не имеет?

— Отчего же? Претензии имеет. Я обратился к ней с неприятной просьбой: позаботиться о гражданах Англии, которые содержатся в наших тюрьмах! Это невинные люди, а не террористы!

Толпа репортёров дружно охнула. Вопросы посыпались градом:

— Вы полагаете, над ними издеваются так же, как над нашими гражданами в Англии?

— Парламентская комиссия по Правам Человека отказалась помочь им?

— Вместо того чтобы поддержать вашу просьбу, они отправили вас в отставку?

— Вы подадите в суд?

— Вы примкнёте к оппозиции?

— Вы полагаете импичмент Президенту неизбежным?

Эвар опешил, оглушённый напором поборников свободы слова:

— Минуту, минуту, дамы и господа! Пожалуйста, спрашивайте по одному, иначе я вообще уйду! Если вас интересуют мои планы — я в отставке и в политику возвращаться не намерен. Правда, два года назад я рассуждал примерно так же, однако реальность заставила меня передумать.

Репортёры разом умолкли. Они растерянно поглядывали друг на друга, словно не понимали, как это молодой парень, блестяще показавший себя на сложнейшей работе и отстранённый по явной несправедливости, может радоваться своей отставке. Воспользовавшись всеобщим смущением, парень, тот самый, который вызвал сюда Эвара, задал свой вопрос:

— Господин Ларм, как бы вы отнеслись к тому, чтобы Англия провела силовую операцию по освобождению своих пленных, как это сделали мы?

— Одобрил бы это безоговорочно! — громко и безапелляционно ответил Эвар.

Мадлен не скрывала свою радость. Наконец-то не нужно делить мужа со страной! Милый Жерар отныне здесь, с женой, с семьёй, как было всего полгода назад! Не надо высокой должности, пышных церемоний, дутого почёта, правительственного городка, в который невозможно пригласить никого из знакомых! Да, конечно, пираты и террористы — это очень плохо, но, если верить телевидению, они изрядно присмирели за последнее время. И потом, почему со всеми проблемами мира должен разбираться Жерар? Это попросту несправедливо! Как можно скорее — обратно на Марселию, в тот тихий коттедж, откуда пришлось полгода назад перебираться в дом-крепость правительственного городка на Лютеции! Но это завтра-послезавтра. А сегодня — просто побыть с мужем. И единственные, кто, помимо жены, имеют теперь право на Жерара — это Пьер и Клара. Они давно просились в здешний зоопарк — вот сегодня и сходим, пожалуй.

Зоопарк, находившийся возле правительственного городка на Лютеции, был самым большим в Галлии, одним из трёх крупнейших в мире. В последний раз Мадлен и Пьер были в зоопарке три года назад, но не здесь, а на Марселии, и теперь, вместе с Кларой и Жераром, с интересом рассматривали живность.

Эвару зоопарк немного напомнил Амазонию: похожие трубы-переходы, по которым можно передвигаться как пешком, так и в вагончиках, только были они совсем коротки и соединяли не здания-колонны, а зоологические павильоны, в которых зрителей отделяли от животных стены из прочного стекла. За этими стенами животные находились в обстановке, максимально приближенной к их естественной среде обитания, включая привычные им температуру и давление, а также растительность.

Семья не задержалась в павильонах фауны Лютеции: местный животный мир был довольно беден, в этом заключалась одна из главных причин, по которым эту планету когда-то избрали 'столицей' Галлии. Синие волки и шакалы ничем, кроме цвета, не отличались от серых, завезенных когда-то на Марселию с Земли. Лютецийский заяц, действительно похожий на своего земного собрата, носил небольшие рожки, которые, скорее всего, были атавистическими, так как мало помогали ему при встречах с волками. Чуть больше внимания семья проявила к выходцам из здешнего океана, прежде всего большим тёмно-зелёным осьминогам с длинными 'ресницами' — по мнению учёных, нечто вроде локаторов. Эти существа жили у берега и представляли собой главную опасность для любителей морского купания.

— Почему купаются в море? — с опаской поглядывая на страшилищ, поинтересовался Пьер. — В нашем бассейне так хорошо!

— Сынок, не у всех же дома бассейн! — вздохнула Мадлен. Она вспомнила, что в последний раз была на марселийском пляже с сыном, когда ему исполнился год, и тут же добавила мечтательно:

— А главное, море — это свобода, необъятный простор, мощь и сила, бурные волны, солёные брызги, которые ветер бросает в лицо, и тогда хочется кричать от счастья, о вызове, который бросает море разбуженному сердцу, а главное — о свободе и дерзких мечтах, потому что море — это свобода и дерзкие мечты!

— Кроме того, эти чудовища водятся только здесь, у нас на Марсели — нет, а некоторым просто нравится риск, а то и возможность поохотиться на здешних чудовищ! — добавил Эвар, которому Жерар напомнил, что именно таково было когда-то хобби покойного лейтенанта Анри Клера.

— Что же тут интересного? — грустно отозвалась жена. — Или самому погибнуть, или животное убить?

Эвар пожал плечами. Он и сам никогда не испытывал большой страсти к охоте, хотя в бытность свою Эваристом Галуа нередко, захватив ружьё, заглядывал в лес, но скорее для прогулки, чем ради добычи.