Время зверинца

Между тем дела в реальном мире шли из рук вон плохо. На одного читателя приходилась сотня авторов, издатели сносили себе черепа, литагенты уходили в подполье; какой-то шизик подрывал продажи моих романов преувеличенными похвалами на «Амазоне»; средняя цена книги в супермаркете грозила вскоре сравняться с ценой пакетика чипсов; общенациональная газета, по слухам, привлекала к литературному рецензированию школьников за неимением других желающих с этим возиться. И что я мог противопоставить кризису? Мелкого Гида? Какое лекарство от литературной депрессии мог предложить Мелкий Гид? Что вообще он мог предложить, кроме пустого надувания щек?

Как там говаривал мой старый учитель Арчи Клейбург? «Читайте книгу нутром, пропускайте ее через свои кишки». Неудивительно, что мой кишечник отказывался нормально функционировать. Ничто в Мелком Гиде не ассоциировалось с емким дремучим словом «нутро». Кишка у парня была явно тонковата. Ему не хватало цинизма и грубости. Он не являлся причиной моего запора, он этим самым запором и был. Герой, которого мне нужно было из себя выдавить, заперся внутри меня и решительно не желал выдавливаться вон.

Как это следовало понимать? Что я сам заперся внутри себя?

На этом этапе мучений мне пришла в голову мысль съездить в Уилмслоу и повидаться с Лапочкой Джеффри.

23. МЕНЬШЕ ДА ХУЖЕ

Я не мог просто сесть в поезд и поехать в Уилмслоу. К тому времени когда я наконец определился с днем поездки, моя записная книжка-календарь была вся испещрена красными восклицательными знаками, словно в преддверии опасного путешествия вглубь неизведанных земель. А как только я назначил дату, мне позвонила Маргарет Трэверс, секретарша покойного Мертона, и сообщила, что мой новый издатель хотел бы со мной встретиться. Как насчет следующей среды в час пополудни?

В таких случаях поспешное согласие идет во вред репутации.

— Минутку, сейчас сверюсь со своим ежедневником, — сказал я деловым тоном и пошелестел первой попавшейся под руку бумагой. — Что ж, если перенести пару не очень срочных дел, то смогу. Среда, в час дня. Отмечено. А кто это?

— Это Маргарет.

— Нет, я спрашиваю про замену Мертона.

— Мертона заменить невозможно.

Я расслышал слезы в ее голосе. Наверняка она плакала каждый день со времени его смерти. Были ли они любовниками? Я уверен, что нет. Несмотря на ее туго стянутые поясом плащи в стиле женщин-вамп из черно-белых фильмов пятидесятых, несмотря на интимную хрипотцу в ее голосе и на отдающее медом произнесение имени Мертон, Маргарет Трэверс оставалась секретаршей старой школы, одинаково верной своему мужу и своему боссу. Когда она говорила, что Мертона заменить невозможно, подразумевались его человеческие качества и его профессионализм как издателя.

— Конечно же, его не заменить. Я только хотел узнать… — Тут я запнулся, подбирая слово вместо «замена». — Я хотел узнать, с кем мне предстоит иметь дело.

Отвечая, она понизила голос, словно боялась осквернить память Мертона, называя имя его преемника:

— Это Сэнди Фербер.

Я знавал одного Сэнди Фербера. Когда-то он владел преуспевающей минималистской галереей в Хокстоне, помогая раскрыться молодым талантам; потом он возглавил небольшое, но авторитетное издательство под названием «Меньше, да лучше», специализировавшееся на художественных альбомах и монографиях по искусству; а следующим этапом его карьеры стал пост заведующего отделением художественной литературы в книготорговой фирме, очень скоро обанкротившейся. Но и за то недолгое время Сэнди преуспел в изгнании с магазинных полок всей мало-мальски качественной литературы. Он похвалялся тем, что в процессе формирования ассортимента прочел как минимум по одной фразе во всех свежих изданиях, открывая каждое на сотой странице и бракуя те образцы, где ему виделись «попытки умничать». Я приветствовал его крах статьей в журнале «Букселлер», предположив, что выбор сотой страницы объяснялся неверием Фербера в способность читателей осилить художественный текст большего объема, ибо сам он был на такое неспособен. И банкротство обширной сети книжных магазинов, увы, стало доказательством его правоты.

Но преемник Мертона никак не мог быть тем самым Фербером. При Мертоне издательство «Сцилла и Харибда» выпускало романы в шестьсот-семьсот страниц плотного текста. Помнится, однажды Мертон выразил недовольство тем, что в моем романе слишком много диалогов, из-за чего страницы неплотно заполнены буквами («слишком много белых пятен»). Сэнди Фербер, большой любитель пробелов в искусстве и вообще, совершенно не подходил для работы с такой литературой.

Поездку в Уилмслоу пришлось отложить. Ванесса была разочарована. Она надеялась получить весь дом в свое распоряжение, чтобы ее роман какое-то время мог топтаться на месте без помех с моей стороны.

Как ни странно, разочарован был и Джеффри, когда я сообщил ему по телефону, что не смогу приехать в назначенный день.

— Ты уже очень давно не был дома, — сказал он с упреком. — Человек должен чаще видеться со своими родными.

Я не согласился с ним насчет необходимости частых семейных встреч, но пообещал приехать при первой же возможности.

— Хорошо, — сказал он.

Между тем я основательно прочесал интернет, но среди всех попавшихся мне Сэнди Ферберов не оказалось ни одного человека с издательским прошлым, могущим объяснить его появление на месте Мертона. И я решил, что неверно расслышал Маргарет. Она могла иметь в виду Шандора Фербера, а то и Салмана Фербера, переброшенного сюда головной шведской компанией откуда-нибудь из Венгрии или с Индийского субконтинента — не так уж важно откуда, ибо в любом другом месте планеты издательское дело пребывало в лучшем состоянии, чем здесь. Но кем бы он ни был и откуда бы ни прибыл, я надеялся на успешное сотрудничество.

Маргарет говорила о ланче с издателем, что предполагало разговор тет-а-тет, хотя местом встречи она назвала комнату для заседаний в издательстве, способную вместить человек тридцать. Я не удосужился спросить, почему только что назначенный издатель пожелал встретиться именно со мной, притом что многие авторы годами не видятся со своими издателями. Как-никак я был не последним по значимости автором в «Сцилле и Харибде»; потому, вероятно, новый издатель пожелал установить со мной личный контакт и, как принято у венгров или кого там еще, потолковать по душам «о нас, о горсточке счастливцев, братьев…». [76]

76

Шекспир У. Генрих V. Акт IV, сц. 3. Пер. Е. Бируковой.

Я прибыл на место за десять минут до условленного срока, для подстраховки выучив несколько имен популярных венгерских прозаиков, а также на всякий случай ознакомившись в общими тенденциями развития индийской литературы. Меня тотчас окружили официанты, предлагая выпивку. А еще через полчаса помещение было заполнено постоянными авторами «Сциллы и Харибды» — их пришло не менее трех десятков.

Вел это собрание Сэнди Фербер. Не Шандор и не Салман, а Сэнди. То самый Сэнди. Он поприветствовал каждого из нас по имени, не заглядывая при этом в шпаргалку.

— Привет, Сэнди, — ответил я в свой черед, и эти слова заледенели у меня в глотке сразу после артикуляции.

Нагнать холоду он умел здорово, и это ощутили все в комнате. Причем от него веяло не пуританским холодом, а скорее леденящим развратом, как будто он только что занимался любовью с зомби. Анорексичные мужчины вообще редкость, а в издательском бизнесе и подавно. Вспомнив навыки, приобретенные в «Вильгельмине», я на глазок снял с него мерку: грудь — восемьдесят сантиметров, талия — шестьдесят пять, шея — тридцать. И под его одеждой достаточно свободного места еще для одного человека тех же габаритов.

При всем том он был элегантен. Черный костюм и белоснежная сорочка, застегнутая под горло, но без галстука.

Его мимика находилась в обескураживающем диссонансе с произносимыми словами. Когда он говорил о нашем славном литературном прошлом и об успехах, достигнутых издательством благодаря нам, авторам, взгляд его скорбно опускался долу, а рот злобно кривился. Казалось, ему хочется состроить вежливую улыбку, но лицо, помимо его воли, не позволяет этого сделать.

— До чего странный тип, — прошептал я сидевшей рядом Бобо Де Соузе, последней обладательнице премии «Чистая страсть» от Ассоциации романтических писателей. — Вот он здесь перед нами, а голос звучит будто с того света.