Время зверинца

— Если тебе это видится в таком свете, Джеффри…

— «Видится в таком свете»! Боже, Гай, я как будто разговариваю с нашим слабоумным папочкой. Это не у Памелы нашли опухоль мозга, понимаешь?

Я молчал, не желая узнавать то, о чем уже догадался.

— Ох, Джеффри…

— Не охай, я еще не закончил. Это из-за меня Памела порвала с мужем.

— Она решила за тобой ухаживать?

— Она решила жить со мной — с тем, что от меня осталось.

— Ты играешь на жалости?

— По-твоему, мне сейчас до игр?

— Ох, Джеффри, — повторил я.

— И не надо меня жалеть. Я славно поразвлекся в своей жизни.

— Это мне известно.

— Ни хрена тебе не известно. Я поразвлекся со всеми. Со всеми.

— Ну да, ты говорил — и с женщинами, и с мужчинами. В конце концов, это твое личное дело. А что с болезнью, насколько это серьезно?

— Нет, ты не понял. Под всеми я имел в виду всех, — сказал он, еще усилив ударение на последнем слове.

И тут я наконец понял. Я разглядел это сквозь водочные пары, застилавшие глаза Джеффри. Под всеми он имел в виду Ванессу.

Так вот с кем она развлекалась во время своих поездок в Уилмслоу! С моим родным братом.

— Ты намекаешь, что спал с Ванессой?

— Мне всегда нравилась Ванесса.

— Это не ответ на мой вопрос.

— Я однажды прочел твое интервью в «Уилмслоу репортер»…

— Ты не мог его понять. Ты ведь не читатель.

— Однако я его прочел. Ты там говорил, что любишь писать о диких парнях. Но сам-то ты не дикий. В вашем браке вся дикость принадлежит Ванессе.

— Что, видимо, должно оправдывать ее измену с тобой.

— А может, мне просто охота тебя подразнить.

— Почему?

— Потому что ты лицемерный мудак.

— И потому, что у меня нет опухоли мозга?

— Да, и поэтому тоже. И еще, ты никогда меня не слушал. Вот и сейчас ты меня не слушаешь. Я говорил обо всех, не только о Ванессе. Я трахался со всеми.

При этих словах вид у него был настолько дикий, что я подумал, уж не имел ли он связь с мамашей Альцгеймер? Но нет, даже для Сладенького Джеффри секс с собственной матерью — это было бы чересчур.

Однако эта мысль подстегнула другую: он намекал не на свою мать, а на мать Ванессы.

— Поппи! — Я хотел озвучить это имя вопросительно, но получился протестующий возглас.

Он ухмыльнулся:

— А может, я снова тебя дразню.

Эта ухмылка вполне могла означать, что он догадывается о моих чувствах к Поппи и надеется своими рассказами о трахе с ней задеть меня еще больнее, чем упоминанием о трахе с Ванессой.

Я не хотел показывать, насколько он попал в точку, а потому вылез из-за стола и пошел к бару. Не для того, чтобы залить в глаз водки или выкурить сигарету через ухо, но чтобы чуток продышаться и вызвать по телефону такси.

Такси прибыло через десять минут. Уже собравшись уходить, я положил руку на плечо Джеффри. Он не пошевелился.

— Сожалею о твоей опухоли, — сказал я. — И сожалел бы еще сильнее, если бы ты позволил себя жалеть. Если я что-то смогу для тебя сделать, только скажи.

В такси по пути на железнодорожную станцию мне пришло в голову, что Джеффри мог соврать насчет опухоли, как он прежде врал, имитируя обмороки, чтобы меня заклеймили и отвергли, а его взяли в постель к мамочке. Но сейчас я не видел смысла в таком вранье. Я уже давно был отвергнут семьей и не соперничал с ним из-за родительской любви. Он мог соврать, дабы подсластить горькую пилюлю признаний, если это опять же были признания фактов, а не выдумки. Дескать, он не владел собой, трахаясь с моими женой и тещей; его поступками руководил опухший мозг. Но если он врал насчет опухоли, зачем вообще было сознаваться в этих поступках?

Лишь по прибытии на станцию у меня сложилась более или менее полная картина этого дня. Произошла еще одна из тех стычек с братцем, в ходе которых невозможно отличить правду от вымысла, хитрый расчет от безумия. Мой отец предложил мне секс втроем с моей мамой. Мама поняла, к чему он клонит, но не слишком возмутилась, и это меня встревожило. Может, они занимались такими вещами в прошлом? Пусть отец впал в маразм, но даже маразматические заскоки в той или иной мере отражают сущность человека. Я никогда не имел четкого представления о том, кто такой мой отец. И наконец-то я получил это представление. Он был гнусным извращенцем. Вероятно, тоже не без опухоли мозга. Мы — Джеффри Опухшеголовый и я — были сыновьями блудодея и, вероятно, блудницы. Мы были детьми проклятых и обреченных.

Джеффри дал мне понять, что он спал с Ванессой или с Поппи, но подразумевал ли он, что спал с ними обеими? Может, с обеими одновременно?

Мне не удалось бы написать ни одной из написанных мною книг, не обладай я живым и богатым воображением. И этому воображению потребовались лишь секунды для того, чтобы перейти от шепота к поцелуям, от поцелуев к греховным связям и далее уже к секс-барбекю.

Представлять разврат Джеффри с каждой из них в отдельности было крайне мучительно, но куда хуже выглядел «сэндвич» из моих жены и тещи с Джеффри в качестве начинки. Однако же все это я вообразил очень живо.

При всем том мой брат умирал. А если он это выдумал, то шутка была не из удачных. Врать о собственной близкой смерти — верный способ ее накликать.

Непроизвольный вопль вырвался у меня в момент расплаты с таксистом — резкий вскрик боли, как от удара чем-то острым в место, которое я не смог точно определить, словно это было моментальным воспроизведением всех прошлых болей в самых разных местах.

— С вами все в порядке? — спросил таксист.

— Ничего, могло быть хуже, — сказал я, — при таких-то делах.

Чтобы успеть на поезд, мне пришлось бежать во весь дух.

26. СРЕЗАТЕЛИ САЛА

Путешествие из Манки-Миа в Брум прошло без приключений. Поппи спала в глубине фургона. Ванесса сосредоточилась на вождении. Мы не могли проделать весь путь за один день, и Ванесса предложила мне ночью вести машину по очереди.

— Я слишком устал, — сказал я.

— Чем же ты занимался, чтобы так устать?

Я мог бы сказать: «Истреблением пауков», но вместо этого сказал: «Размышлениями» — и потер кулаками глаза, дабы подчеркнуть утомительность этого бессонного занятия.

Это был наилучший, проверенный способ выйти из разговора с Ванессой. Стоило мне сослаться на свои раздумья, и она тут же прерывала общение из страха, что я начну излагать в подробностях, о чем я думал.

Мы прибыли в Брум следующим вечером и остановились в отеле с видом на мангровые болота. Около часа я потратил на установление связи по беспроводному интернету, получение и разбор электронной почты.

— Ты не мог с этим повременить? — спросила Ванесса.

— А зачем?

— Чтобы мы могли еще одну ночь провести без суеты вокруг твоей карьеры.