Время зверинца

— Вот что я тебе скажу, Джеффри: я понятия не имею, что это за модель.

— Это все писательские штучки?

— Отнюдь. Такой штучки точно нет ни у одного знакомого мне писателя.

— Я не об этой тачке, а о писательском притворстве, будто вас вообще не интересуют машины.

— Меня интересуют машины. И мой главный интерес в том, чтобы не разбиться, когда я в них еду.

Нажатием кнопки он сложил крышу кабриолета и надавил на газ. Встречный поток воздуха красиво развевал его волосы, тогда как мои намертво прилипли ко лбу, покрытому холодной испариной.

— Разве не здорово? — спросил он, хлопнув меня по ноге. — Признайся, что тебя это заводит!

Даже когда Джеффри не употреблял слово «признайся», оно подразумевалось во всех наших беседах. Он считал, что я постоянно лгу — о моем браке с Ванессой, о женщинах, о машинах, об успехах Джеффри в бизнесе, о моде, об Уилмслоу, о деньгах — короче, обо всех вещах, от которых я будто бы хотел избавиться, и о тех, которые будто бы мечтал заполучить, ибо их уже имел Джеффри. Его «признайся» предполагало мое признание в том, что я хочу быть таким, как он. Мой брат был не в состоянии понять, что я просто хочу быть собой и делать то, что делаю.

Его нельзя было назвать проницательным, однако так получилось, что скептицизм Джеффри имел под собой основания.

Пусть я и не хотел походить на него, но и быть собой мне в последние четыре-пять лет нравилось все меньше. Связь времен распадалась. Меня мучили хронические запоры. Я был пойман на краже в Оксфэме. Мне давали слишком много звездочек на «Амазоне», из-за чего никто не желал читать такого подозрительно хорошего писателя. Даже Поппи, обладать которой я так мечтал, была бы более доступной, окажись я кем-нибудь другим, а не самим собой — то есть мужем ее дочери. Правда, еще неизвестно, что и кого бы я желал, будь я кем-то другим.

Ни в чем из вышеизложенного я и не думал признаваться Симпатяге Джеффри.

Забавно, что он был не единственным, кто стремился выжать из меня всякого рода признания. Ванесса также была убеждена, что я кругом заврался и что только чистосердечное признание поможет мне освободиться от всего этого — от запоров, от эгоцентризма и от себя самого. Брюс Элсли добивался от меня признания в плагиате. Мой литагент хотел, чтобы я признался в тайной склонности к сочинению триллеров. Сэнди Фербер думал услышать мои признания в любви к интерактивным историям как наилучшим заполнителям жизненных пауз. Мишна Грюневальд ожидала, что я признаюсь в противоестественном отрицании своего еврейства. А сочинительница биографических романов Лайза Годальминг требовала, чтобы я признал себя давним поклонником ее мыльных радиоопер для Би-би-си, посвященных династии Тюдоров. При этом она полагала всего лишь притворством мое безразличное отношение к тому, мог или не мог Ричард Двадцать Седьмой произвести на свет наследника престола, оставаясь в лоне католической церкви и рубя головы членам парламента.

— Признайся, — сказала она мне во время нашей последней встречи на какой-то вечеринке, — признайся, что ты неравнодушен к истории.

— Только не в твоем изложении, Лайза.

Когда-то — недолгое время — мы были любовниками и сейчас могли общаться без церемоний и без обид. Впрочем, она мне все равно не поверила. Покидая вечеринку, она послала мне воздушный поцелуй и пообещала вскорости добавить к нему свой новый шедевр.

Послание прибыло с курьером на следующее утро. Дарственная надпись на книге гласила:

Дорогому Гаю.

Читай, наслаждайся и знай: я храню твою тайну.

Подарку с таким посвящением вряд ли обрадуется ваша жена, случайно его обнаружив, но это была не единственная причина, по которой я отправил его в бумагорезку. Мне не хотелось, чтобы потомки, наткнувшись на эту книгу в домашней библиотеке, сочли дарственную надпись подтверждением моей любви к такой литературе. Нет, я не притворялся безразличным. И я не питал тайного пристрастия к чтению дерьма.

25. КОНЕЧНАЯ ТОЧКА

— Признайся, что… — вновь завел шарманку Джеффри, в лучах закатного солнца паркуясь перед пабом.

— Ты достал уже! — сорвался я.

Джеффри сам выбирал и заказывал выпивку. Меню изобиловало неизвестными мне сортами водки, в связи с чем я, конечно, должен был признать, что слабо разбираюсь в напитках по сравнению с братом.

— Я предпочитаю вина, — сказал я. — Если хочешь проверить, кто из нас лучший знаток…

— Вот оно, твое любимое словечко! Я о выпивке, ты об интеллектуальном тесте. В этом заведении слово «выпивка» означает именно водку. А все твои вина — жуткие депрессанты, брр…

— Я читал о всяких водочных эксцессах, — сказал я, — и слыхал о новой моде: пить водку через глаз. [78] По мне, это гораздо больший депрессант, чем красное вино. Так и ослепнуть недолго.

— Не без этого. Но глазным питием увлекаются в основном студенты.

— А ты нет?

— Ну, пару раз бывало. Сам-то не пробовал?

— А должен был?

— Ты же писатель. Кому, как не тебе, экспериментировать с материалом.

— Это не тот вид материала. Черт возьми, Джеффри, надо быть больным на всю голову, чтобы так над собой издеваться! — Теперь я уже так не делаю. Разве что изредка. То есть время от времени. В смысле, не всякий раз. Так оно быстрее забирает и быстрее отпускает. При здешнем ритме жизни это важно. — «Быстрее забирает у тебя зрение», ты хотел сказать? И что за херня про «здешний ритм жизни»? Какой может быть ритм жизни в Олдерли-Эдж? Это не пуп земли, Джеффри, это ее край, долбаное захолустье.

78

Речь о модном поветрии среди британских студентов: заливать водку за веко, что вызывает быстрое опьянение, но чревато потерей зрения.

— И оно стало захолустьем потому, что ты отсюда уехал?

— Наоборот, я уехал отсюда потому, что оно всегда было долбаным захолустьем.

— Ты бы так не говорил, если бы знал, кто сейчас тут живет.

— И кто тут живет?

Он выдал серию имен — большей частью квазилатиноамериканских, какие обычно мелькают в интернет-рекламах виагры и удлинителей пениса: Фелиша, Тамела, Шемика, Алиша, Шера, Тейша, Шакира…

— Это местные карибские официантки?

— Ха! Ха! Не прикидывайся, будто ты их не знаешь.

— Никогда о них не слышал.

— Это лишь показывает, как сильно ты отстал от жизни. Ты, вообще, в курсе, как много модных фотохудожников и дизайнеров живет в Чешире?

— Просвети меня.

Джеффри изобразил руками порхание бабочки:

— Здесь творится один нескончаемый хеппенинг.

В качестве подтверждения он сходил к барной стойке и принес нам по блюду мезе. Средиземноморская кухня в Чешире! У кого повернется язык назвать этот край долбаным захолустьем!

— Ну и кто трахает тебя сейчас, Джеффри? — спросил я, принимая у него блюдо. — Кто-нибудь из Уилмслоу? Кто-нибудь, кого я знаю? Или кого знает мама?

— Ха! Ха! — сказал он.

— Эта девица так смешна?

— При встрече ты не назвал бы ее смешной.

— И что в ней такого выдающегося?

Он не успел ответить, как от бара к нам танцующей походкой приблизился юноша-азиат с локонами а-ля Джеффри и, здороваясь, поцеловал его в губы. Костюм в полоску с Сэвил-роу, [79] на шее шарфик частной школы. Мне почему-то сразу вспомнился один из приятелей Билли Бантера [80] — Хурри Джамсет Рам Сингх, набоб Бханипура. Поскольку Джеффри не представил нас друг другу, мы лишь обменялись кивками.

79

Лондонская улица, известная своими ателье, где шьют на заказ высококачественную одежду.

80

Герой множества комиксов, рассказов, пьес и телефильмов — толстый, жадный, тупой и ленивый ученик английской частной школы.