Все оттенки боли

«Здравствуйте», – чужим голосом проговорил Грин.

Не проговорил. Подумал. Сказать ничего он не смог. Фей села рядом.

– Грин, дышите.

Он что, не дышал? Вроде дышал. В горле саднило, во рту было сухо, отчаянно хотелось пить. Но вместо этого ему нужно было протолкнуть воздух в легкие. Самому. Он очень медленно и осторожно попытался это сделать, чувствуя лишь недостаток кислорода. Получилось? Или нет? К груди прикоснулся гладкий фонедоскоп.

– Хорошо, – пробормотала доктор Тайлер. – Очень хорошо.

Он снова открыл глаза.

– Сейчас я попробую дать вам воды. Немного. Организм в ней не нуждается, вы все получали через капельницы. Но я знаю, вам хочется.

Он моргнул, соглашаясь.

– Грин, вы можете со мной поговорить.

Моргнул. Дважды. Нет. Не получается. Или получается? Просто надо вспомнить?

Он услышал тихий смешок, а потом рука врача скользнула под затылок, приподняла голову и поднесла к сухим губам пластиковый стаканчик.

– Аккуратно.

Господи, какая же вкусная вода! Он с трудом сделал пару глотков, но это было невероятно. Внутри вспыхнуло чувство, подозрительно напоминающее эйфорию. Но Аксель быстро себя осадил. Нашел чему радоваться.

– Что со мной произошло?

– О! Такая длинная фраза. Вы молодец, детектив.

– Агент.

– Шикарно. – Доктор Тайлер рассмеялась. – Лия, иди. Не грей уши. Скажи мисс Рихтер, чтобы зашла минут через десять.

– Да, доктор.

Аксель осторожно повернул голову. Взгляд постепенно фокусировался, он начал различать черты лица доктора Тайлер. Она изменилась за время, пока они не виделись. В волосах блестели редкие нити седины, а взгляд стал холоднее. Врачи, что с них возьмешь?

– Вы попали в аварию. Что именно ее спровоцировало – неизвестно. Не мое дело строить гипотезы, это ваша работа – устанавливать причины происшествий. Но вы потеряли много крови. У вас семь переломов, травма головы, сотрясение, осложненное предыдущей травмой. Вам зачитать полный список?

– Нет. Только сухой осадок.

– Вам нужно учиться ходить.

– Позвоночник?

– Ушиб. На удивление нет перелома. Вас спасла «черепашка». При падении вы зацепились ногой за мотоцикл, и он проволок вас тридцать метров от места аварии. По дороге раздробил кости правой ноги.

– Шикарно.

– Ну, все срастается. Операции мы провели.

– А что здесь делает мисс Рихтер?

– Это вы у нее спросите, – хохотнула Тайлер. – Она явилась сюда через час после того, как привезли вас. Выгнать не получилось.

Аксель устало прикрыл глаза. Этот короткий разговор вытянул из него душу и лишил остатка сил.

– Морфий не действует? – чуть слышно спросил он.

– Предельная доза, надо снижать.

Он сжал зубы. Судя по всему, с челюстью тоже что-то было не так, но уже все поправили. Или нет? Черт разберет.

– Хорошо.

Аксель не мог поймать воспоминание, не мог сосредоточиться на том, что было действительно важно. Он мастерски управлял мотоциклом. Случайная авария исключена. С учетом того, какое дело они вели последнее время, случиться могло все что угодно. Он подобрался слишком близко?

От напряжения голова взорвалась болью. Привычной болью. Почти такой же, которая мучила его после армии. Только сейчас почему-то терпеть не удавалось – и Грин сдался. Погруженный в себя, он не заметил, как из палаты исчез врач, а вместо него появилась Теодора Рихтер. Она спокойно заняла место доктора Тайлер, наклонилась над ним. Аксель с трудом перевел на нее глаза. И удивленно замер, поражаясь сразу двум вещам: ее непостижимой красоте и страшной бледности. Никакого лоска. Изможденное лицо человека, который пережил чудовищный стресс.

Почему?

Из-за него?!

Аксель старательно избегал любых контактов с ней после ее попытки поцеловать его в минуту слабости. Погрузился в работу. Их редкие встречи носили светский характер. И оба мастерски держали лицо. Теодоре не привыкать, а Грин… Грин не мог себе позволить открыться кому-то снова. Но теперь она здесь. Словно этого года не было. Словно он снова вытаскивает ее из лап фанатика, а она внезапно открывает ему душу.

В груди стало теплее – вопреки всему.

– Аксель, – чуть слышно прошептала Теодора, коснувшись его руки. В ее глазах выступили слезы. Если бы мог, он бы поднял руку, чтобы их стереть. Но он не мог! Ничего не мог.

Разбитая кукла.

– Теодора.

Ее имя упало между ними. В палате повисла тишина. Образ железной леди Треверберга расплывался перед глазами. Клонило в сон, но Грин боялся уснуть, боялся снова разорвать связь с реальностью, ведь он только вернулся.

– Слава богу, ты жив.

Свободной ладонью она закрыла свое лицо. Плечи мелко затряслись, длинные волосы рассыпались шелковистой волной. Не выдержав, Грин закрыл глаза. Ее тонкие холодные пальцы сжимали его кисть. А он не мог ответить. Ничем. Ни касанием, ни словом. Сознание мутилось, тело не слушалось.

На чувства сил не осталось. Он знал себя. И понимал, что именно сейчас уязвим. Он слаб, защита отсутствует. И он может натворить бед, если эта маленькая женщина немедленно не уйдет. Но она не уходила. Погружаясь в тяжелый медикаментозный сон, Аксель чувствовал прикосновение ее пальцев, слышал тихие всхлипы и – о чудо – ощущал тонкий свежий аромат ее волос.

II

Через 6,5 месяцев после аварии

Январь 2005 года

Треверберг

– Я сказал «нет».

– Аксель, я не понимаю.

В трубке раздалось нервное покашливание, и она замолчала на полуслове. Этот разговор Теодора посмела завести во второй раз. В первый – когда Акселя отправили после больницы домой и встал вопрос о том, что нужна помощница – он почти не ходил сам. И теперь, когда он уже встал на ноги, но все еще мучился от приступов сокрушительной боли. Теодора просто хотела быть рядом! Что в этом такого? Да, их ничего не связывает и ее присутствие в больнице стало для Грина настоящим шоком. Но Рихтер впервые запретила себе думать. Она впервые отказалась от действительно важных рабочих задач в угоду внезапно пробудившейся интуиции – она просто должна быть с ним рядом. В ту ночь, когда позвонил хороший знакомый из числа бесконечных соглядатаев отца и сообщил ей, что детектив Грин разбился на мотоцикле, Теодора решила, что умирает. Она буквально почувствовала, как остановилось сердце. Телефон выпал из рук, неловко приземлился аккурат на угол стола, отчего по экрану пошли трещины, а она застыла в немом трансе. Сказанное в одном предложении «Грин» и «разбился» было так же несочетаемо и ужасно, как «горячий снег».

После похорон ее бывшего возлюбленного Самуэля Муна, отношения с которым зашли в тупик задолго до его передозировки и смерти прямо посреди оргии с очередным набором девиц из фанаток эпатажного художника, общение с Грином практически сошло на нет. Он на несколько месяцев умчался в какую-то командировку, уволился из полицейского управления и исчез с радаров. Пока они не пересеклись на приеме в честь дня Треверберга. Увидеть деловой костюм на Грине Рихтер ожидала в последнюю очередь. Причем костюм удивил ее больше, чем само присутствие детектива на светском мероприятии.