Все оттенки боли

– Мисс Рихтер! – воскликнула она хорошо поставленным, звучным и, надо признать, приятным голосом. Она могла бы петь. – Какой приятный сюрприз.

– Теодора.

Отец глянул на дочь поверх очков. Он был расслаблен, даже весел. Дональд Рихтер и хорошее настроение? Подождите! Резко сменился сезон? Снег пошел посреди лета? Это что вообще такое?

Не показывая волнения, Теодора спокойно прошла в гостиную и опустилась в кресло напротив них. Служанка тут же принесла жасминовый чай с печеньем и испарилась.

– Не ожидал тебя увидеть.

– Не думала, что приеду. Извините, если нарушила ваше…

– Все хорошо, – прервала миссис Уильямс, сверкнув ослепительной улыбкой. – Мы просто беседуем.

Звучит как «это не то, о чем ты подумала».

– Ты продаешь рестораны? – вдруг спросил отец.

Тео вздрогнула. О своем решении избавиться от части активов она ему не рассказывала. В целом и не должна – у него в ее бизнесе не было ни одной акции.

– Хочешь купить? – спросила она вместо прямого ответа на вопрос. Об этом как-то не подумала. Вряд ли отец решит погружаться в нюансы ресторанного бизнеса, но почему бы нет?

– Не думал об этом, – спокойно ответил Дональд. – Просто не понимаю, почему ты решила сбросить коней и пойти по жизни пешком?

Это что-то новенькое.

Она пожала плечами.

– Я оставляю за собой «Треверберг Плазу» вместе с рестораном и один ночной клуб. Мне достаточно. Я показала, что способна в сжатые сроки выстроить любую сеть и заставить ее работать.

– То есть это была просто демонстрация.

Тео пригубила чай и холодно улыбнулась. Она старалась не замечать, как наманикюренные пальчики Эллы легли на плечо отца, чьи глаза приняли такое привычное выражение ледяной надменности. В этом весь Дональд Рихтер. Только уже через мгновение он бросил взгляд на женщину рядом, и у Теодоры перехватило дыхание. Аксель на нее так не смотрел никогда. А взгляды других мужчин значения не имели.

– Возможно, – уклончиво ответила она, прекрасно зная, что игнорировать вопросы отца нельзя. – Ты против продажи бизнеса?

– Я не имею права быть против, – отозвался Дональд, с трудом отрывая взгляд от кокетливо покрасневшей Эллы. – Просто удивлен. Не думал, что ты так легко сдашься.

Ну вот. Началось.

– Я пришлю бумаги. Если хочешь, выкупи рестораны. Но свое решение предпочла бы не обсуждать.

– Видишь, Элла? – с улыбкой произнес Дональд таким тоном, что Тео захотелось сбежать. – Так было всегда. Железная леди Треверберга сполна оправдывает это звание и в семейном кругу. Все решила, все уже сделала. Прийти за советом – зачем?

– Не будь таким жестоким, Дональд. Как будто ты сам поступал когда-то иначе.

Он негромко рассмеялся, а Тео вдруг почувствовала искреннюю благодарность. Видимо, эта женщина обрела над ее отцом безграничную власть, раз могла так с ним говорить.

– Действительно, – сказал он. – Тео, так зачем ты приехала?

«Тео»?

– Я…

Она замялась и снова нивелировала возникшую паузу с помощью чая. Внимательный взгляд отца остановился на ее лице, из него пропал холод, но и тепла она там не разглядела, лишь отчуждение. Теодоре бы хотелось сесть рядом, взять его за руку и впервые попросить совета. Что ей делать? Что он делал, когда умерла мама? Почему-то она чувствовала себя так, будто с ней произошло что-то похожее. Одинокой и брошенной, сломленной несправедливостью мира. И отчаянно не понимала почему. У нее было все хорошо, а потом партнер оказался фанатиком и убийцей, бывший любовник сгорел в наркотиках, а мужчина, рядом с которым она внезапно позволила себе ощутить себя женщиной, прямым текстом велел ей держаться подальше.

По чему она тоскует? Лично по Грину или по собственным ощущениям рядом с ним? Ответа на этот вопрос не было.

– Извини. Я могу уехать, если…

– Нет, Теодора, – вступила в разговор Элла. – Это мне, к сожалению, нужно уехать.

Она встала, смело наклонилась к Дональду, поцеловала его в губы, улыбнулась и вышла. А Тео так и застыла, приоткрыв рот. Кажется, она впервые увидела, чтобы отец кого-то целовал. Она перевела взгляд на Дональда, но тот уже посуровел.

– Ты же понимаешь, что все увиденное должно остаться между нами.

– Ты сошел с ума. Мистер Уильямс – друг мэра. Зачем так рисковать?

Она выпалила это и заткнулась. Рихтер не терпел замечаний. Но он лишь устало улыбнулся.

– Я понимаю. Ты хотела поговорить?

Тео покачала головой.

– Пожалуй, нет. Но… пап, можно я останусь на ночь?

Мужчина посмотрел на нее с немым напряжением. Ничего не сказал. Кивнул и вышел из гостиной.

III

Через две недели после аварии

Июль 2004 года

– Что ты помнишь?

– Да что ты вцепилась в меня, как клещ?

Арабелла фыркнула и посмотрела на Грина поверх очков. Он полулежал на медицинской койке, с трудом подбирая такое положение, чтобы не взвыть от боли. Дозу морфина снижали. Терпеть становилось сложнее с каждой секундой, а напарница устроила настоящий допрос с пристрастием. Стич умела вытряхивать информацию лучше любого из агентов. У нее нюх на фальшь, усиленный отбитой напрочь эмпатией. Если нужно что-то выяснить, ей просто плевать на чужое состояние. Когда-то и он сам был таким. А потом смягчился на гражданке. Только вот дела последних лет напомнили, кто есть кто, а переход в Агентство под крыло бывшего военного шефа и агент Стич в качестве напарницы и наставницы быстро напомнили, кто он такой на самом деле. Акселю начало нравиться происходящее, он снова почувствовал вкус работы и вошел в долгожданный ритм расследования, который затмевал все остальное.

Все было прекрасно. Даже очень.

До последних событий.

Но сейчас Арабелла допрашивала его. Его! И подобрала не самый удачный, надо сказать, момент, когда тело разрывалось от боли, а душу царапали коготки после ухода Теодоры. Аксель одновременно чувствовал себя виноватым мудаком и оскорбленной невинностью и не понимал, как в этих противоречиях обрести баланс. Хотя бы временный и фальшивый. Физическая боль отвлекала от размышлений, а Стич явилась прямиком из ада, чтобы его добить.

– Аксель, это важно, – максимально спокойно и проникновенно проговорила она. – Ты понимаешь, что тебя пытались убить?

– Ну да. Не удалось же?

– Тебя спас чертов экип!

– Поэтому я трачу треть зарплаты на экипировку, Белла! – вспылил он и вздрогнул от ослепительной вспышки. Рано, рано дергаться, нужно лежать неподвижно. – Я не помню. Не помню ничего. Что говорят свидетели?

Она снова фыркнула.

– Мы опросили примерно двести человек. Всех, кто видел тебя в тот день, или почти всех. Но на проклятой лесной дороге никого не было. Зачем ты помчался в лес?

– Мне нужно было подумать.

– Подумал?

Он попытался нахмуриться, но голову снова свело от боли. Прикрыв глаза, Грин усилием воли расслабил плечи. Сделал несколько глубоких вдохов, дождался, пока сознание прояснится, и тогда посмотрел на Арабеллу.

– Кажется, они что-то натянули через дорогу, – негромко заговорил он. – У некоторых есть тупая привычка натягивать лески между деревьями, чтобы мотоциклисты не носились по лесам, не вытаптывали тропинки. Люди часто гибнут или становятся инвалидами. Я не мог просто так потерять управление мотоциклом. Но я ничего не видел. Мотоцикл напоролся на какую-то преграду и пошел юзом. Я отключился где-то по дороге.