Все оттенки боли
Шрифт:
Она не удержалась. Подошла сама. Впервые обратилась к нему после момента, когда, обессиленная эмоциями, попыталась поцеловать, а он не позволил. Аксель ответил приветливо и с той вежливостью, которую невозможно перепутать ни с чем.
«Держитесь подальше».
В тот момент она впервые почувствовала странный укол в сердце, который списала на боль от уязвленного самолюбия: Рихтер не чувствовала недостатка внимания. За ней вечно ходили толпы мужчин всех категорий. От молоденьких и смазливых, которые надеялись, что успешной женщине нужен лишь хороший сексуальный партнер и служанка в брюках, до серьезных бизнесменов, рассчитывавших не только вклиниться
Как бы там ни было, они с Акселем поговорили. Грин даже учтиво поцеловал ей руку, а потом испарился в толпе, сославшись на занятость. Видимо, работал.
Какая работа на празднике?
Потом было еще несколько встреч. И вот – это сообщение: Грин в больнице. И ее проняло. Поспешно отменив все встречи, она организовала себе двухнедельный отпуск, имитировала отъезд на Канары, а сама закрылась в госпитале, доверившись только одному из телохранителей, который помог соблюсти конфиденциальность. Самым сложным было объяснить доктору Тайлер, что, во-первых, никто не должен к ней лезть, а во-вторых, она имела право находиться рядом с впавшим в кому детективом. На самом деле, конечно, не имела. Но что-то в глазах молодой женщины заставило доктора Тайлер смягчиться. Фей позволила Теодоре остаться. Подобный разговор пришлось выдержать и с женщиной, представившейся агентом Стич, новой напарницей детектива из неизвестной Теодоре организации. Арабелла Стич выдала ей пропуск и предупредила охрану о присутствии посторонней в палате. Это все походило на настоящее чудо.
И началось ожидание. Бесконечные дни и ночи наедине с неподвижным мужчиной. Теодора пыталась с ним разговаривать. О чем? О бизнесе, о себе. Рассказывала про то, что пришлось продать агентство по организации праздников, потому что сил на поиски замены Мейсону не осталось. Неожиданно для самой себя рассказала про отца, про то, как ей не хватало общения с ним. Про то, что до сих пор не смогла наладить контакт с братом, поэтому сама создала себе семью в бизнесе. Она говорила и говорила. А когда уже закончились слова, начала петь.
И тогда впервые что-то изменилось. Под влиянием ее голоса Грин пошевелился. Но прошел еще день. И еще. Она пела, доводя себя до истощения. Колыбельные, романсы о любви, арии из мюзиклов. Тихонько, чтобы не слышал никто за пределами палаты. И вот Грин пришел в себя. Когда она вернулась в палату после его очередного разговора с врачом, Аксель встретил ее таким холодным взглядом, что Теодору отбросило на двадцать лет назад. Она снова маленькая девочка, которая разбила любимую мамину вазу, а отец смотрит на дочь сверху вниз. И кажется, он ее просто убьет. Ничтожную, неуклюжую, нескладную девчонку, методично истреблявшую память о горячо любимой им женщине.
– Вам не нужно здесь находиться, – хриплым, будто расколовшимся голосом произнес он вместо приветствия.
Она проигнорировала.
Села рядом. Упрямо положила пальцы на его исхудавшую руку. По телу Грина пробежала дрожь, скрыть которую он не смог – и просто закрыл глаза, снова превратившись в неподвижную мумию. Они молчали. Время шло. Ее ладонь на его руке. Писк мониторов. Тишина. И, несмотря на то, что он явно не обрадовался ее присутствию, Теодора ощущала себя спокойно. Спокойнее, чем в собственном офисе. Спокойнее, чем дома. Размышлять на эту тему она себе не позволяла. Но в тот же вечер ей пришлось уйти – к Грину пришли коллеги. Ее бесцеремонно выставили за дверь. А потом не позволили вернуться: «Аксель просил вас уйти. Вам действительно нужно отдохнуть, мисс Рихтер».
«Отдохнуть».
И вот теперь они снова разговаривали, пусть и по телефону.
–
Мисс Рихтер… – сказал ей Грин.– Теодора, – прервала она. – Бога ради, Аксель…
Она не договорила. Что она должна сказать? Их ничего не связывает.
– Пожалуйста… – Его голос упал до шепота. – Не нужно.
И она сдалась. Слезы выступили на глазах, Тео устало коснулась ресниц и почувствовала липкую влагу. Руки задрожали, захотелось уткнуться в чье-то плечо и разрыдаться. Кажется, она обречена быть успешной и псевдосчастливой в бизнесе. И одинокой в жизни.
В эту минуту Теодора подумала о том, что начала понимать отца.
– Хорошо. Если решишь поговорить – просто позвони.
Она сбросила звонок, подхватила сумку и вылетела из кабинета, не посмотрев на встревоженно окликнувшую ее секретаршу. Теодоре захотелось поговорить с отцом. Поделиться переживаниями с единственным на этой гребаной планете родным человеком, который знает по себе, через что она проходит каждый день.
До старой половины она домчалась за полчаса. Треверберг как будто чувствовал ее состояние – пробки испарились, она пролетела по зеленому коридору и остановилась только перед коваными воротами. Особняк Рихтеров раньше казался ей мрачным одиноким замком. А сейчас она понимала, что едет домой. За защитой и поддержкой, которую Дональд никогда не мог ей дать. Но может быть, что-то изменится?
Кто, если не он?
Надежда начала угасать, когда на парковке перед домом она обнаружила незнакомый автомобиль. Достаточно элегантный, чтобы предположить, что за рулем женщина. Но развернуться и уехать Теодора не успела – на пороге вырос управляющий. Он улыбнулся молодой хозяйке так, как мог он один, и Теодора поняла, что капкан захлопнулся. Войти в дом придется.
– Отец не один?
Управляющий покачал седовласой головой.
– Принимает гостью.
– Значит, мне лучше уехать.
– Мистер Рихтер не одобрит ваш побег, мисс.
Конечно, не одобрит. И приезд не одобрит, и побег не одобрит. И само ее существование. Размазанная неудавшимся разговором с детективом Грином, о чувствах к которому она пока была не в состоянии размышлять, но ее сердце разрывалось от боли при мысли, как ему сейчас тяжело и плохо, Тео не нашла в себе сил противостоять воле отца. Приехала за поддержкой, а оказалась на плахе. Как всегда.
Единственный случай, когда она вышла победителем из общения с отцом, был несколько лет назад. Теодора вернула долг за обучение. Дональд активно возражал, ругался, говорил, что имеет право оплатить образование дочери, но она была непреклонна. Он принял деньги. И впервые за двадцать пять лет позволил себе ее обнять.
Наверное, сейчас она надеялась примерно на такое. Только вот не учла – тогда она проявила себя как бизнес-леди, достойная наследница рода Рихтер (даже если она не наследница). А сейчас приползла сюда как дочь. Как побитая собака.
– Как хоть гостью зовут? Я ее знаю?
Светлые глаза управляющего интригующе сверкнули.
– Вы ее знаете. И будет хорошо, если никто больше не узнает. Мистер Рихтер осознанно дает вам шанс подтвердить право на его доверие.
«Право на его доверие».
Господи боже.
Дональда Рихтера и Эллу Уильямс, известного мецената, общественного деятеля и жену министра здравоохранения Треверберга, Теодора нашла в гостиной. Они сидели на диване, как старые друзья, и о чем-то негромко переговаривались. Расслабленная поза, непозволительная близость. Что нашло на отца, когда он связался с замужней женщиной? Да к тому же почти своей ровесницей. Обычно он предпочитал девочек помоложе. Порой даже младше Теодоры.
Элла улыбнулась максимально очаровательно и почти даже не фальшиво.