Все проклятые королевы

Эдит прикрывает рот дрожащей рукой. Другой находит мою, сжимает ее крепко, но молчит. Нет упреков. Нет гнева. Только грусть — глубокая, теплая.

— Сегодня ночью мы будем его оплакивать, а завтра проведем надлежащий обряд, — торжественно говорит Нирида. — Он уйдет с почестями.

Рядом с телом лежат монеты. Десятки их. Они же разбросаны у трона, у свечей, что мерцают в полумраке зала.

Представляю, как его солдаты приходили сюда снова и снова, оставляя монеты — на всякий случай, чтобы он мог заплатить Эрио, а затем Иларги помогла бы ему найти путь в обитель Мари.

Я не прошу разрешения, когда откидываю простыню, и его образ обрушивается на меня ударом.

В его мертвенно-бледном лице больше нет ни капли цвета. Его прекрасные губы не искривлены в насмешливой улыбке. В его чертах нет боли, но сказать, что он выглядит как спящий, я бы не смогла.

Я провожу рукой по его темным волосам, вплетаю в них пальцы и чувствую исходящий от него холод.

Кириан больше не здесь.

Кириан перешел на ту сторону.

И в этот момент, пока все остальные плачут, я понимаю, почему не могу заплакать.

Мир снова сотрясается у меня под ногами, но теперь я чувствую это по-настоящему.

Я знаю, что это реально, когда Аврора хватается за Эдит, а Нирида бросается ко мне, чтобы защитить.

Дрожь.

Нет.

Я не могу плакать, потому что внутри меня — ярость, ненависть, гнев.

Реальность рушится и собирается вновь, и я принимаю решение.

Отстраняюсь от Нириды и тянусь к куче монет, оставленных возле тела.

Аврора смотрит на меня в ужасе. Нирида пытается меня остановить.

— Одетт… — шепчет она, раздавленным голосом.

Она думает, что я сделала что-то ужасное, нечестивое, запретное.

Лучше ей не видеть остального.

Я ее не слушаю. Я не слушаю никого, и никто не в силах меня остановить, когда я подхожу к окнам и разбиваю их вдребезги.

Крики удивления не заставляют меня обернуться. Но шаги Нириды — да.

Я поворачиваюсь к ней, но ничего не говорю.

Я просто запечатываю выход, создавая слой ветра, который не позволит ей пройти.

— ОДЕТТ!

Солдаты по эту сторону зала смотрят на меня в шоке и ужасе, видя, как я босиком ступаю по морю осколков.

Я наклоняюсь к груде камней, на которых покоятся еще монеты, оставленные для мертвых, и забираю их.

Некоторые солдаты отшатываются. Другие читают молитву Мари.

Но никто меня не останавливает. Да и не смог бы.

Что-то пробудилось. Что-то пришло в движение.

Тогда я замечаю еще одну жертву — статую женщины с окровавленными ступнями, с ладонью, в которой лежат монеты.

Я ощущаю, как что-то ревет в моих венах, словно огонь, словно тьма, словно пустота, словно падение.

Я засовываю монеты в карман и иду дальше, а остальные расступаются передо мной.

Я чувствую магию. Грубый взрыв в крови, в пальцах, в босых ступнях.

Я слышу, как звук медленно угасает. Как все становится тише, кроме моего дыхания.

Кроме моего сердца, бьющегося в обратную сторону с того самого момента, когда остановилось его.

Еще одно подношение — и еще одна ужасная кража, возмущающая тех, кто оставил здесь свои монеты.

Магия внутри меня растет. Растет, корчится, становится невыносимой. Я слышу, как она ревет в моих ушах, как буря, как страшный грохот моря, разбивающегося о скалы.

Тогда я замечаю лес — и он кажется мне темнее, чем когда-либо.

С карманами, полными украденного серебра, и горстями монет в обеих руках, я ухожу вглубь, среди вытянутых деревьев, густых ветвей, под мягкие прикосновения ночного ветра к моим обнаженным лодыжкам.

И там, в самой тьме, — еще один камень, на котором оставили еще больше монет, еще больше безмолвных просьб к Эрио.

Грохот магии оглушает меня. Я ощущаю ее внутри себя, ощущаю вокруг, она охватывает меня, поглощает все, кроме этого яростного рева, этого завывания бури.

Я роняю несколько уже украденных монет, даже не замечая этого, и беру еще.

Собираюсь уйти, когда вдруг все вокруг замирает в полной тишине, и я перестаю слышать даже магию.

Нет больше жужжащего напряжения в воздухе. Лес замолкает. Больше не слышно уханья сов, не поют цикады. Ветер не шепчет среди ветвей. Я даже не слышу собственного дыхания.

Но в этом неестественном безмолвии раздается голос — глубокий, сотканный из дыма и кошмаров.

— Плохо красть у мертвых, Одетт.

Глоссарий

Аиде — дух бурь, которого можно умилостивить с помощью небольших ритуалов и жертвоприношений.

Анима — душа.

Азери — тёмный бог лжи.

Биотц — сердце. Буквально означает «два голоса».

Деабру — демон, питающийся страхом.

Эгузкилоре — цветок из семейства чертополоховых. В переводе означает «солнечный цветок», служит оберегом от тьмы и всех её ужасов.

Экайна — июнь.

Эрио — смерть.

Этчехаун — духи ушедших близких, остающиеся в домах, чтобы оберегать живых.

Гальцагорри — крошечные эльфы, служащие Гауэко, неутомимо работающие день и ночь.

Гауарги — маленькие светящиеся духи, которые появляются только ночью. Их свет помогает путникам найти дорогу.

Гауэко — владыка всех тёмных созданий.

Эренсуге — дракон.

Иларги — луна. Божественная сущность, которая ведёт души умерших в иной мир.

Ингума — тёмное создание, порождение кошмаров.

Иратчо — маленький озорной дух. Если он увлечётся человеком, то не успокоится, пока не сведёт его с ума.

Дочь Мари — могущественные ведьмы, рождённые от союза Мари и Гауэко.