Все проклятые королевы

Тогда я замечаю узор. В нем есть закономерность. Я цепляюсь за нее, подстраиваюсь. Я атакую. Прогнозирую его движение. Мой клинок находит цель.

Но пробить броню — другое дело. Я чувствую вибрацию удара, но не знаю, добрался ли я до плоти. А потом — тяну меч обратно. И не могу. Он застрял.

Эрис усмехается. Бьет меня локтем в лицо. Кровь. Железный вкус на языке, густой, тяжелый. Мир на секунду окутывает тьма. Но адреналин вгоняет меня обратно в реальность. Чистый инстинкт.

Я рву меч и перехватываю очередной удар. Эрис собирается сказать что-то, но я опережаю его. Я собираю остатки сил, делаю резкий разворот и режу его там, где нет брони — под коленом. Вопль боли.

Но я не успеваю воспользоваться этим. Я слишком вымотан. Слишком дезориентирован. Я ловлю дыхание, пока он восстанавливается. Он кричит сквозь стиснутые зубы:

— Ты будешь жив, чтобы увидеть, как твоя Земля Волков сгорит.

Как будто подтверждая его слова, земля снова содрогается. Но только на секунду. Что это было? Обрушилась стена? Эрис с его искаженным лицом ненависти бросается на меня.

Я принимаю удар. Я отбиваюсь. Я не думаю о боли. Я не думаю о затрудненном дыхании. Я не думаю о сковывающей мышцы усталости. Я вижу шанс. Ловушку.

Он открывает брешь намеренно, заманивая меня. Я знаю это. Я понимаю это. Но я иду в нее. Потому что мои люди гибнут. Потому что галерея, где должны быть подкрепления, завалена. Потому что я боюсь, что стены еще стоят. Я бросаюсь вперед. Эрис понимает, что я клюнул. Его глаза расширяются. Боль пронзает меня.

Тепло разливается по телу. Я не даю себе осознать, насколько все плохо. Не позволяю себе остановиться. Я двигаюсь. Эрис не ожидает этого. Он не понимает, что я делаю. Я разворачиваюсь, хватаю его за плечо и вонзаю меч ему в живот.

Рев. Взрыв.

Я не вижу, но чувствую. Чувствую, как мои люди вырываются вперед. Как кричат воины, которые были прижаты к стенке. Как рушится завал. Как входят подкрепления.

Эрис издает странный, сдавленный звук. Я поворачиваю клинок. Рывок. Тепло брызгает мне на руки. Его последний выдох.

Я опускаю меч.

Смотрю на окровавленное тело у своих ног. Делаю шаг вперед. И останавливаюсь.

Из прохода, заваленного камнями, раздается шум. Земля сыпется вниз. Что-то не так. Я щурюсь, пытаясь разглядеть, что там. И тогда вижу вспышку. Медный отблеск. На другом конце туннеля.

Одетт, с распущенными волосами, падающими на грудь, в черной юбке и с кинжалом в ножнах на поясе из кожи, идет вперед, держа одну руку поднятой, к входу в туннель, к земле, которую она отодвинула в сторону, чтобы рота могла пройти. Когда заходит последний, она опускает руку, и земля снова занимает свое место, запечатывая вход.

Солдаты бросаются на Львов, и с ужасом я понимаю, что здесь не вся рота. Глаза Одетт встречаются с моими, и она бежит ко мне, тяжело дыша. Возможно, это слишком большая нагрузка для нее. Возможно, удерживать всю эту землю обходится ей слишком дорого.

— Одетт… — бормочу, и в голосе моем звучит острая боль.

Колени подгибаются, тело теряет опору.

— Кириан! — кричит она.

Одетт пытается удержать меня, но я слишком тяжелый. Она перекидывает мою руку себе за спину, а я опускаюсь на одно колено, пока она снова разворачивается, замечает, что земля снова закрывает вход, и вскидывает ладонь.

Тоннель остается открытым, и солдаты продолжают проходить, чтобы поддержать подкрепление.

— Ты ранен? Что с тобой?

Она опирает меня о колонну, но я слишком ослаб, чтобы пошевелиться. Чувствую, как грудь тяжелеет, будто превращаясь в камень. Легкие — огонь.

Тогда Одетт замечает тело позади нас и вырывает проклятие.

— Черт… Это же…?

— Он был Вороном, да? — спрашиваю я.

Сейчас мне кажется возможным все.

— Да, иначе быть не может, — отвечает она без сомнений. На ее прекрасном лице застыла тревога, пока она вглядывается в мое. — Кириан, он тебя ранил?

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять вопрос. Я теряюсь в ее глазах — глубоких, зеленых, как самые густые леса Эреи. Теряюсь в огненных оттенках ее волос, в губах, которые до боли хочу поцеловать… И затягиваю ответ слишком долго, так что не успеваю сказать ничего, прежде чем нас прерывает голос.

— Капитан! — зовет солдат, подбегая. — Стены…!

Он останавливается, увидев сцену перед собой: меня, на коленях, с Одетт, которая пытается меня поддержать. Он замечает кровь на полу, мой окровавленный меч и тело Эриса позади нас.

— Говори, — велю я, скрипя от боли.

Солдат выпрямляется, собирается с духом.

— Стены целы. Они еще держатся.

Он бросает взгляд на Одетт, и я тоже поворачиваюсь к ней, встречаясь с ее взглядом.

Она понимает, кивает.

— Я сделаю это, но сначала…

Ее голос дрожит, когда она осторожно опускает меня на пол, ощупывает мою грудь.

Хотя она больше не держит руку поднятой к тоннелю, проход остается открытым, позволяя Волкам продолжать переход. Львов все дальше оттесняют в галерее, ведущей к дворцу.

— Беги. Помоги им, — рявкаю я на солдата, который все еще стоит в оцепенении. — Живо!

Тот повинуется, оставляя нас наедине.

Одетт убирает руку с моей груди, ее пальцы в крови. Я слышу, как она срывается на тихий стон.

Земля с грохотом падает, запечатывая вход в тоннель, и я понимаю, что ее магия, так тесно связанная с ее сущностью, начинает слабеть.

— Одетт, со мной все в порядке, — шепчу я. Голос звучит сдавленно, хрипло. В груди пульсирует нестерпимая боль.

Она поднимает на меня глаза.

— Это неправда, — отвечает тихо, кладя окровавленную ладонь мне на грудь.

Едва ощутимое прикосновение напоминает мне о ране, оставленной мечом Ворона, — под правой грудной мышцей, между ребер, у самого… сердца.

Острая боль пронзает меня, когда я чувствую, как ее магия проникает в меня, сталкиваясь с чем-то, что противится исцелению.

— Одетт… — мне едва удается выговорить. — Стены.

— Я знаю, — шепчет она, голос дрожит. — Я знаю.

В следующий миг раздается глухой, раскатистый гул.

Стены рушатся.

Солдаты продолжают пересекать тоннель.

И хотя кровь по-прежнему жжет рану, кровотечение, похоже, замедляется.

Но когда я смотрю на нее, что-то внутри меня замирает.