Все женщины - химеры

Она вскинула брови.

–  Что-что?

Я сказал виновато:

–  Прости, нечаянно на тебя посмотрел. Это что за орешки?

–  Гагарма, - ответила она.
– Их недавно сконструировали. Ген от миндальных, ген от волоцких, пару генов от кедровых… Тебе в самом деле нужен состав, химик?

–  Мне только ты нужна, - сказал я великодушно.
– Ишь, как готовишь. Это же главное для женщины, верно?… Еще бы научилась вышивать крестиком… цены бы тебе не было.

–  Кота заведи, - посоветовала она.

–  Зачем?

–  Говорят, умеют вышивать.

Я отмахнулся.

–  Взрослого не хочу, а котенка пришлось бы обучать самому. А это, говорят, не легче, чем что-то объяснять женщине. Я такого лучше за хвост и о стену.

Она буркнула:

–  Хорошо, у меня хвоста нет. А вот у тебя есть.

–  Мир, - предложил я.
– Не будем друг друга о стенку. Подеремся лучше в постели.

–  Перед сном, - согласилась она, - это необходимо для здорового цвета лица.

–  Я позабочусь о твоем здоровье, - пообещал я.

Она посмотрела на меня внимательнее.

–  Вот снова что-то в твоем лице… это новое… С чего бы стал заботиться? Я же могу привлечь за сексизм!… Забота о женщине - это по-мужски оскорбительный и оскорбляющий намек на неравноправие полов.

–  Неужели ты меня выдашь оккупантам?
– спросил я жалобно.

–  На первый раз прошу, - ответила она.
– Сама накажу после ужина.

–  Ну вот, - сказал я, - вам можно, а нам нет…

–  Именно, - подтвердила она.
– Мы должны отыграться за все тысячелетия неравенства, а вы должны чувствовать постоянно вину перед нами и выплачивать репарации.

Ужин в самом деле удался. Даже я, равнодушная к еде скотина, как и положено настоящему мужчине, и то ощутил некое удовольствие, из-за чего и съел, как мне кажется, лишнего.

Принял еще раз душ, а то упрел за столом, и рухнул в постель. Мариэтта пришла на пару минут позже, влезла под одеяло, уже настроенная на улучшение цвета лица, как вдруг вскрикнула:

–  А это что еще?

Я приподнял голову, ящеренок с трудом уцепился за свисающий край одеяла, но забрался по нему на постель быстро и, подпрыгивая бодро, поспешил к нам.

–  Это Яшка, - пояснил я.
– Бедненький…

Она сказала сердито:

–  Как такое чудовище может быть бедненьким?

Яшка подошел по ней и, встав на груди всеми четырьмя лапами, уставился в нее по-детски большими и серьезными глазами.

–  Матери и уродливых детей любят, - ответил я обвиняюще.
– Нет в тебе материнского инстинкта!… Ты сама чудовище, если тебя не тянет ухватить его и тискать, целовать, ласкать, щекотать…

Она попробовала спихнуть его из-под одеяла, но Яшка, цепко вгоняя коготки в мягкую ткань, удержался в этот шторм и победно пробрался в ложбинку между нами, где и затих, довольный и счастливый.

–  Ну и урод, - сказала она с отвращением.
– Что- то вообще допотопное. Зачем ты его завел?

–  Для красоты, - объяснил я.

–  Чего-чего?

–  Я эстет, - объяснил я.
– Мне для развития души необходимо прекрасное и возвышенное начало. Желательно еще и кончало. Земное уже есть рядом под одеялом, а это существо для души и тонкой изысканности стиля в туманной зыбке образа.

–  Ничего не поняла, - отрезала она.
– У тебя инсульта не было?… А то мелешь такую чушь. Тебе нельзя мозгами перенапрягаться, они у тебя слабые. Чего твой урод сюда прилез? Тебе что, жалко бросить ему тряпочку у порога?

Я ответил со вздохом:

–  Он еще маленький, считает нас папой и мамой. Вот и жмется к родителям. К тебе даже вроде бы больше…

Она приподняла голову, оглядывая бедного дракончика с нескрываемым отвращением.

–  Ничего подобного. Это просто тропизм.

–  Значит, ты теплее, - сказал я и протянул к ней под одеялом руку, - вообще-то да, он прав, особенно в отдельных местах…

–  Он на меня смотрит, - сказала она.
– Я не могу так. Словно в общественном месте! Я девушка скромная.

–  Мы эту проблему решим, - пообещал я.
– Сейчас я его просто укрою…

Она с недоверием смотрела, как я набросил на дракончика свою майку, подоткнул с боков, чтобы не дуло, и он сразу довольно засопел в своей пещерке.

–  Вот видишь, - сказал я с укором, - такое простое решение проблемы.

–  А если он вылезет? Не вовремя?

–  Да что дети понимают, - сказал я, - будь великодушнее. А то ты и в постели вся такая полицейская… Как ты униформу решилась снять! Наверное, с душевной борьбой?

Через сорок минут она заснула, раскрасневшаяся и довольная, одеяло сдвинулось до пояса, но я снова натянул ей до подбородка, прислушался к ровному дыханию, спит все так же крепко, отошел на цыпочках к двери.

На стене над кроватью появилось лицо Ани Меже- лайтис, молча кивнула, дескать, да, все верно, крепко спит, не волнуйся, я мониторю ее состояние, можешь идти туда, куда собрался.

Я спросил шепотом, едва двигая губами:

–  Заказ из магазина прибыл?

–  Спорттовары?
– ответила она так направленно, что голос раздался только у меня прямо в ухе, - да, я велела положить в кладовке. Надеюсь, не краденое?

–  Ты ж моя хозяюшка, - сказал я нежно, - поскорее обзаводись тактильностью, и я на тебе женюсь.

–  Животное, - ответила она с подчеркнутой брезгливостью, - тебе мало духовной близости?… Ну ладноладно, дамся щупать…

Я торопливо спустился на первый этаж, забрал пакет, он не больше обувной коробки, пробежал, как мышь, к трансформатору. Там в шкафчике упрятаны кафтан, кожаные штаны, сапоги, даже кираса, хотя я же участвовал в косплеях, прятать не обязательно, можно с гордостью вешать на стену.

Быстро одевшись, я включил трансформатор, с сильно стучащим сердцем огляделся.

–  Вроде бы ничего не забыл?… Или забыл?… Ну ладно, последний бой! Он трудный самый…

Я вернулся в гостиную к заветной стене и быстро перенес ногу через нижний край портала.

Глава 10

Пахнуло холодом и сыростью, подошвы ударились о пол полутемного мира лаборатории Рундельштотта, но здесь всегда так, просто после моей стерильной квартиры заметнее мрак, запустение и обилие запахов.