Все женщины - химеры

–  Простите…

–  А вот он, - договорила она победно, - мой брат. Родной.

Я старался держать морду кирпичом, но женщины существа хитрейшие, смотрит внимательно, видит насквозь, улыбается, то ли такая уж проницательная, то ли я со своими желаниями примитивно прост…

–  Вам предоставили покои, - поинтересовалась она, - с видом на конюшни?

–  Точно, - ответил я.

Она улыбнулась:

–  Не огорчайтесь.

–  Я коней люблю, - заверил я.

–  Я тоже люблю этих замечательных животных, - сообщила она.

Я спросил галантно:

–  Могу ли я предложить вам полюбоваться на них из окна выделенной мне спальни?

Она опять улыбнулась:

–  Вы умеете разговаривать с женщинами. Думаю, не из такого уж вы медвежьего угла, как прикидываетесь. Да, я с удовольствием полюбуюсь в эту тихую ночь, когда обе луны светят так волшебно, а крыша словно вся из червонного золота…

–  Охренеть, - сказал я с чувством.
– Вы такая поэтическая натура… Мне просто неловко. Придется попросить принести побольше вина.

–  Я позабочусь, - пообещала она.
– Я вообще люблю заботиться о мужчинах. Разве это не главная наша цель в жизни? Чтобы вы не замечали мелочи жизни и шли к победе по прямой, ни на что не отвлекаясь?

–  Золотые слова, - сказал я.
– Их надо бы высечь в мраморе над дверьми каждого дома.

Она спросила удивленно:

–  Разве я сказала что-то необыкновенное?

–  Увы, - ответил я, - в ряде королевств вас бы просто не поняли. Там каждый заботится только о себе и считает это правильным.

Она зябко передернула плечами.

–  Это ужасно!… Женщины всегда должны заботиться о мужчинах! А о чем еще заботиться?

–  Золотые слова, - повторил я с чувством.
– Прошу вас.

Уже не опираясь церемонно, она взяла меня под руку, я повел ее к своей комнате, чувствую, как прикасается к моему локтю горячей полной грудью.

Пока я открывал дверь, она успела сообщить, что уже побывала дважды замужем, мужья погибли в неких войнах, сейчас ее снова намерены выдать замуж, а пока что гостит у своего любимого брата…

Прекрасно, мелькнуло у меня. Она говорит извиняющимся тоном, но для меня, гуманиста и демократа, конечно же, такая женщина, побывавшая замужем, куда интереснее, чем девственница, но здесь такую простую и ясную истину понимаю, наверное, только я, такой умный и нарядный.

Сочная, роскошная, начавшая полнеть, но пока еще в самом соку, она в самом деле скрасила мне ночь, по крайней мере начало, а потом я отрубился и заснул мертвецки.

Думаю, леди Бавию это не обескуражило, обычно мужчины отрубаются еще раньше, а я еще и поговорить успел, хотя и заплетающимся языком.

Ночью ощутил чье-то присутствие, проснулся и, не шевелясь, открыл глаза. Вроде бы никого, а то, что проплыло едва заметным облачком через спальню, ушло в стену и пропало из виду.

Но сердце стучит учащенно, что-то жизнь становится все беспокойнее. Как бы я ни старался держать морду кирпичом, а хвост пистолетом, но себе-то могу признаться, что страшновато.

Рядом вздохнула, шевельнулась и распахнула глаза леди Бавия.

–  Юджин?
– прошептала она.
– Не спишь?

–  Да…

–  Что случилось?

–  Да так, - ответил я.
– Завтрашний день планирую. С детства научили. Надо представлять, с чем столкнешься.

–  Потому и не спится?
– шепнула она.
– У тебя хорошие родители.

–  Я тоже ничего, - сообщил я.

–  Это я уже знаю, - ответила она.
– Успокойся, спи. Мужчины умеют находить выход. У тебя все получится…

Я слушал ее ласковый щебечущий голос, она с чисто женским участием старается утешить и отвлечь от тягостных мыслей, а я все еще горячечно пытался понять, что это было, что меня ждет утром, как поступить и что нужно задействовать, но ее старания в конце концов рассеяли тревогу, я обнял ее мягкое горячее тело, прижал, а она гладила меня по голове и плечам, говорила что-то ласковое и участливое.

Проснулся я в тот момент, как за окном едва-едва начал сереть слабый рассвет. Поцеловав спящую, укрыл ее одеялом, подоткнул под спину и, поправив подушку, торопливо оделся и выскользнул в коридор.

Когда заканчивал седлать коня, явился заспанный Фицрой, в волосах застрявшие соломинки

–  Доброе утро, - сказал я бодро.

Он в изумлении распахнул глаза.

–  Я думал, - сказал он сонным голосом, - придется будить…

–  С чего бы?

–  Я же видел, с кем ты пошел…

–  Мужчина, - сказал я твердо, - не должен обращать внимание на то, что ест, и на то, с кем спит.

–  Гм, - сказал он с сомнением, - совсем-совсем?

–  В идеале, - ответил я.
– Мужчина, который разбирается в еде, не мужчина, а говно какое-то.

Он вздохнул:

–  С этим согласен. А вот с кем спать…

–  Не демократ ты ищщо, - сказал я с сожалением.
– Дикий пока что человек. Наверное, вообще только с женщинами?

Он вытаращил глаза, а я хохотнул и начал пристраивать справа и слева от седла мешки с гранатами.

–  Свинья ты, - сказал он обиженно, - и шуточки у тебя какие-то свинские.

Я посмотрел с иронией, а он фыркнул, подхватил седло и пошел к своему коню. Я вздохнул с облегчением, здесь такие друзья, что не променяют дружбу на понятные и доступные удовольствия.

Заря здесь страшноватая, никакой милой скромной алости, как на щечках молодой девушки, которую потрогал за, а страшноватый багрянец, что нарастает и нарастает, уже все небо горит и плавится, и вот тогда- то наконец выдвигается огромное оранжевое солнце, просто пугающе исполинское, а багровым мир кажется из-за быстро вылезшего белого, никогда не думал, что оранжевый и белый дадут зловеще-багровый цвет, но, наверное, белый он не совсем белый…

Кони идут по утренней свежести в охотку, сами переходят в галоп, когда есть где разогнаться, приходится сдерживать, чтобы успевать пригибаться под проносящимися сверху суковатыми ветвями.

Фицрой все чаще поглядывал на меня искоса, он не из тех, кто может подолгу ехать, углубившись в глубокие размышлизмы, наконец поддал коня так, чтобы стремя в стремя.

–  Как тебе хозяева?

–  Милые люди, - ответил я.
– Хотя что-то скрывают.

–  Это заметно, - согласился он.
– Для того и забрались в глушь. А манеры у них столичные.