Вслед за тенью. Книга вторая

— Понеслось, — вздохнула Новикова—младшая. И тут же пошла в наступление: — Я ж парадокс! Сам же так меня так окрестил, помнишь? Один, и к тому ж сплошнооой! — пропела она, продолжая порхать вокруг него, разглядывая как картину и стряхивая невидимые пылинки с его плеч и груди. Вдруг взгляд ее зацепился за пластырь над его бровью и стал придирчиво—заинтересованным.

— Что с лицом? Почему расцарапано? А это что? — принялась она забрасывать его вопросами. И, встав на цыпочки, провела подушечкой пальца по пластырю.

— Оставь, — недовольно бросил Новиков и приподнял подбородок, чтобы Юля не дотянулась.

— Я только одним глазком взгляну и налеплю снова, — не сдавалась систер, продолжая порхать на цыпочках и настырно тянуться к белой наклейке над бровью. И ведь дотянулась же!

— Нет, — снова бросил он, ладонью перехватив кисть ее руки.

— Да говорю ж, одним глазком только, Миииш! — капризно протянула настырная и выдернула руку из его захвата.

— Оставь, сказал!

— Так что с бровью и щекой?

— Неважно.

— Важно! Мама очень расстроится. Ну ты даешь, брателло! Два дня без присмотра — и вот! Ну дай же уже взглянуть! Я аккуратно. Честно—честно!

— Нет. И сколько раз тебе напоминать: не обращайся ко мне этим своим «брателло»! Уголовщиной попахивает?

— С чего это уголовщиной-то? — возмутилась Юля, сразу потеряв интерес к несчастному, на треть отлепленному от брови пластырю.

— С чего, с чего, — проворчал Новиков, с досадой прилепив к месту отлетевший конец пластыря. — С того.

— Ты чего с утра не в духе, Миш?

— С утра? Ты на время смотрела? — Новиков развернул сестру к стойке регистрации. Там красовался циферблат настенных часов, выполненный, как и сам холл, в стиле минимализма. — Половина второго, Юля. Будешь тут в духе…

— Подумаешь, задержалась на часок—полтора. С кем не бывает?

— Со мной! Со мной не бывает! А ты моя сестра.

— И чё?

— Ничё, — передразнил он ее и велел: — Пошли к окну. Там безопаснее.

— Нафига тут торчать? Поехали!

— Пусть толпа рассосется, тогда и выйдем, — распорядился Новиков и, ухватив сестру за локоть, повел к окну.

Путь туда лежал через целое скопище народу. Пробираясь сквозь него, Михаил почувствовал, как нем разрастается раздражение. Входные двери постоянно разъезжались и съезжались, запуская внутрь бесконечные ватаги отдыхающих. Нагуляв аппетит на свежем воздухе, все они, как по команде, заспешили на обед и теперь кучно роились повсюду, особенно у гардеробной стойки и на подходе к ней.

— Безопаааснее? — тем временем снова пропела Юлька и уточнила: — В смысле не затопчут?

— В смысле — да, — недовольно бросил Михаил. Он по привычке шел напролом и прокладывал им с сестрой путь, ни на шаг не отступая от выбранной траектории. Несся словно поезд на приличной скорости и вскоре с сожалением заметил, что расступаются перед ним не все. Заметил и пробормотал:

— Фифти-фифти.

— Что фифти-фифти? — не поняла сестра.

— Не важно. Следуй за мной, — недовольно распорядился он и прибавил шагу.

Наконец брат с сестрой добрались до окна, возле которого пару часов назад Новиков уже стоял в ожидании нее. Тут снова было почти безлюдно. Гул голосов остался в стороне и можно было говорить, не напрягая связок. Михаил взглянул в окно и заметил на парковке свой «Гелендваген». И недовольство его взыграло с новой силой:

— Ты опять моего «коня» оседлала? Какого чёрта, Юля! У тебя ж своя «малышка» есть.

— Ачётакова?! — ничуть не сконфузилась егоза. — Сам же говоришь: «малышка»! Вечно же злишься, что у тебя в ней ноги во всё упираются! Эх, всего-то хотела любимого братика домой с комфортом доставить, а он… Ценить должен, понял!

— Ладно, проехали, — пошел Михаил на попятный, — Пошли! Вроде на выходе рассосалось.

— Подожди! Там Катя, видишь?

— Где?

— Да вон же! К гардеробу подходит. На прогулке была? Кстати, почему без тебя?

— У нее сегодня своя кампания.

— Совсем промерзла бедняжка… На улице такой дубак стоит! Вот просто лютый! Я Леонтьева на задание отправила, а он перчатки дома забыл. Представляешь, все уши мне прожужжал, пока новые не купил. Ну точно промёрзла! Смотри щеки какие пунцовые. И нос. И ладошки потирает, — не умолкала неугомонная, — А что у нее с дубленкой? Это что: мода новая? А ля подранок? — глаза Юлы распахнулись в удивлении, — Смотри, лохматочки повсюду торчат. Давай подойдем, я рассмотрю! Да и поздороваться надо.

— Лишнее! — отрезал Михаил, — И помолчи уже!

— Почему лишнее? Вы что, поссорились? А с кем это она? С моделькой какой-то… Кто это?

— Стоцкая. Подружка ее репейная.

— Стоцкая… Видная девица. Внешность запоминающаяся. Что-то вспомнить не могу, где ее видела… На Кутузовском? Кажется, нет… Тогда где?

— Она не модель, Джул.

— А кто?

— Психотерапевт—недоучка.

— Почему недоучка?

— Потому что учится еще.

— Ну, учится — значит доучится. Почему недоучка—то?

— Потому! — отрезал Новиков.

— Оу, полегче, бро!

— А ты по мозгам не езди!

— Ладно—ладно, — примирительно проворковала Новикова—младшая, продолжая разглядывать Стоцкую. — Чёт вспомнить её не могу… Но лицо знакомое.

— А ты ведь только скандальные лица и запоминаешь, — задумчиво проговорил Новиков.

— А как же! Держу руку на пульсе. Чуть отпустишь, и перспективный скандал — у конкурентов!

— Давай вспоминай, где ее видеть могла.

Девушка демонстративно ушла во мхатовскую паузу.

— Юля! Это важно! — принялся он наседать на сестру. Но все ее внимание было сосредоточено на Екатерине.

— Да подожди ты… Что это с ней?

— С кем?

— С Катей…

— А что не так? — уточнил Михаил и взглянул на свою невесту.

— Как в стоп-кадре зависла, видишь? Будто гуманоида узрела. Странная она…

— Нормальная.

— Да ну, с какого боку?

— Юля! — предостерегающе проговорил Новиков.

— Не буду—не буду, — торжественно пообещала систер. — А кто это к ней идет? Ух, какой импозантный!