Встреча на деревенской улице

И только тут я подумал о том, что, может быть, помешал Дятлову приобрести такого редкого специалиста.

6 июня. Весь день ушел на заготовку дров. Собирали с женой сухие сучья в кустарниках. Там и застал нас к вечеру на дороге Николай Иваныч.

— Ты чего это, Сергеич, в коня превратился, и Николавну запрег?

— Да вот, дров нет.

— Да это разве дрова? Брось их, я вам привезу возок, а потом и еще подкину, и хватит вам на лето.

— Ну, коли так, спасибо. Только эти мы донесем...

7 июня. Проснулся в половине пятого. Ветер южный. Это, конечно, не западный, но все же уловистый. Только-только встал на место и начался клев, как ветер сменился, подул северный, и все сильнее. Пришлось скорее подаваться к берегу. И вот уже вечер, а ветер все не стихает. Дует и дует. И вдруг опять сменился, подул южный. И все небо затянуло тучами. И ночью грянула гроза.

8 июня. Грохотало так, что дом содрогался. Блистали молнии. На мгновение освещали белым светом, вырывая из тьмы застывшие дома и деревья. И тут же их поглощала чернота. И уже не понять, что было раньше — гром или молния. Грохотало и сверкало беспрерывно. Буйствовал на крыше ливень. И вдруг ударило так, что в коробке с электропробками рассыпались искры, и мы с женой подумали, что сейчас вспыхнет изба. Как позднее выяснилось, во всех домах была такая вспышка. Это где-то молния ударила в провод.

9 июня. Всю ночь бушевала гроза с ветром и не переставая хлестал ливень. Наутро небо успокоилось, но ветер по-прежнему срывал с дюн песок и засыпал наш огород, унося землю в поля.

Вплотную к нашей избе (никак не могу называть ее домом) примыкает крытый двор. Когда-то у хозяйки была корова, были куры и овцы, — от них остался хлев. Я очистил его от навоза — он с пользой ушел на огород — и сделал в нем нечто вроде мастерской, соорудив верстачок. В ветреную и дождливую погоду в ней так хорошо что-нибудь мастерить. У меня есть острый топор, ножовка, рубанок, стамески. И я делаю полки для посуды, чиню рамы — у них подгнил низ, выравниваю углы в избе — для этого сделал специальные рейки.

Я никогда и не думал, что это так увлекательно — что-то своими руками создавать. Ну, не то чтобы уж красоту, куда мне до этого, но уют, некоторый порядок наводить, Налаживать то, что от времени приходит в негодность. Пожалуй, такое чувство удовлетворения идет оттого, что все в этой избе мое. Та самая личная собственность, которая хотя и охраняется государством, но все же не очень-то поощряется... Но, я думаю, мой «дворец» ни у кого не вызовет зависти. Больше того, побаиваюсь, не вызовет ли он своим неказистым видом осуждения. Да, уж больно неказиста моя избенка. Обшить бы ее вагонкой да покрасить. Я уже затевал об этом разговор с мужиками. (Мне думалось, они охотно возьмутся подхалтурить, но, к моему удивлению, желающих не нашлось. «На что мне ваши деньги, — ответил один из них, — я и в колхозе нарабатываюсь, и дома хребет наламываю, когда-то и отдохнуть надо». И теперь я подумываю о том, не взяться ли мне самому за обшивку. Погляжу, как у других сделано, и начну потихоньку. Вагонку можно достать в райцентре. А может, и в колхозе продадут.

А ветер все рвет и рвет. Шумит, воет в щелястом фронтоне, клонит траву, заворачивает рубашки землянике. Небо все в серых наплывах с голубыми и густо-синими мазками. На озере белая волна. Оно все кипит и даже до меня доносит свой шум.

— Здравствуй, Павлуша. — Ко мне зашел Морков. Подал трясущуюся руку. Оказывается, ходил к племяннику Василию. — Пьет больно много. Так вот, совестил. И главное — на работе пьет. Как и другие тоже. Такого ране никогда не было. Это все Дятлов распустил. Разве так можно? Тут надо всех в строгости держать. Кого штрафовать, а кого и под суд, чтоб другим повадно не было. Если б сознанье у каждого было как надо, а то ведь нет. Тут надо чего понять: когда общее дело строишь, то все должны стараться, а если который мешает, того удалять надо. Только так!

— А воспитывать?

— Чего воспитывать? Это если ребятишка, а мужика чего ж, он не дурной. Его и в школе учили, и дома наставляли, а если наперекор вырос шалопаем, так чего ж с ним валандаться. На меня некоторые до сих пор злятся, так за то, что были шалопуты. Правда, все же благодаря моим крутым мерам кое-кто стал человеком. Взять того же и Кольку Рогозина. Это теперь он Николай Иваныч, а ране — Колька да Колька, хоть уж и женатым был и с войны пришел. Строгость сознательному не помеха. Лодырю страшна... А теперь не знай чего и делается. По телевизору посмотришь — ляжки голые да водка, вот тебе и все кино... — Он сидел маленький, взъерошенный, непримиримый.

— Ну, а что же племянник?

— А что племянник? Дурак и есть дурак. Чего с ним говорить, если каждый день пьяный. Беда, просто беда. Двое ребятишек... Ну, а ты как порыбалил?

— Где ж в такую погоду.

— Так не сегодня, вчера. С утра-то было подходяще.

— Да неважно.

— Ты не вовремя отпуск взял. Надо бы в августе. Тогда и гриб, и окунь, а теперь чего...

Из ворот видно было, как по дороге, без платка, промчала на мотоцикле Нюрша, маленькая, как подросток, женщина.

— Куда это она? — удивился я.

Морков выглянул наружу.

— А вот сейчас у Репья узнаем. Этому все известно.

Репей нес под мышкой топор в мастерскую точить.

— Антон, сверни-ко сюда! — крикнул Морков.

Репей послушно свернул.

— Куда это Нюрша помчала?

— Да свово Мишку искать. Председатель грозился снять его с трактора за то, что в рабочее время за дровами в лес погнал. Да еще за трактор взыскать.

— А чего он — без спросу, что ли? — спросил Морков.

— Зачем без спросу. Начальник участка разрешил за пол-литра, а как Дятлов узнал, так тот и отказался. И вышло, что Мишка самоволкой уехал. Ну, Нюрша и помчала его искать. Коль найдет, так Мишка-то сразу в поле завернет, там на зеленую подкормку телятам гребут, свезет на ферму — и все шито-крыто.

— Ясно, — сказал Морков.

— А ты что, у свово племяшки был?

— Да, захаживал, — ответил Морков.

— Пьяный он.

— Знаю.

— Не послухал?

— Ну и дьявол ты! И откуда все знаешь?

— А уши-то на что? Через них вся информация идет. — Репей засмеялся и пошел дальше.

— Вот видишь, как получается: все знают, один Дятлов не знает. Ну да обмануть его не так уж дорого и стоит. Пришлый он у нас. Хотя и восемь лет уже, а все как не родной...

Морков посидел еще немного и ушел.

10 июня. С утра стало стихать. И к полудню я выехал на Камешки. Там глубина около четырех метров, и рыба часто туда приходит. На этот раз повезло. С ходу пошли крупная плотва, хороший подлещик, что редко, и окунь.

11 июня. Опять дождь. То полосами, то навесной. У крыльца лужи. По шоссе, разбрызгивая во все стороны грязь, проносятся самосвалы, лесовозы с длинным перестойным лесом, автобусы. Машинам дождь нипочем.

Отряхиваясь от дождя, вошел в избу Николай Иваныч. Он в брезентовом плаще, с накинутым на голову капюшоном. В руке пастуший кнут, намотанный на рукав. Сегодня с женой он пасет личное стадо колхозников. Его черед. За каждую скотину по одному дню. Пасут не только рядовые колхозники, пасет и сам председатель. Пастух — проблема!