Встречи и расставания
Шрифт:
Немного успокоившись, подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу, пытаясь разобраться в своих чувствах.
В коридоре раздались неторопливые шаги, дверь распахнулась, и в светлом проёме появился Виталий.
– А я думаю, куда исчезла принцесса бала, – весело произнёс он, подходя к ней. – Или меня не хочешь видеть? – Коснулся длинными пальцами её щеки, удивился: – А откуда сырость?
Она хотела отстраниться, но его пальцы были такими ласковыми, что, совершенно не отдавая себе отчёта, она положила сверху на его ладонь свою, прижала её к щеке. Виталий наклонился, другой рукой убрал прядь волос с лица, коснулся губами её полуоткрытых и ждущих губ, и она вскинула руки ему на плечи, наслаждаясь волнующим терпким ароматом мужских духов и
Губы Виталия скользили по её шее, оставляя жгучие следы, пальцы его расстёгивали замок платья. Она фыркнула, вспомнив, что так уже было, и он шёпотом произнёс:
– Будешь вырываться – опять порвём.
Она обхватила его лицо ладонями, сама стала быстро-быстро целовать, задыхаясь от его запаха, от прикосновения его рук и совсем не думая о том, что эти руки делают с ней и лишь помогая им снимать лишнее. И когда он приник, сливаясь с нею в единое целое, принеся одновременно и боль, и наслаждение, она крепко-крепко обхватила его и замерла, пока он не отстранился, не стал торопливо застёгивать брюки. И только тогда она испугалась, увидев приоткрытую дверь и полосу света из коридора. Отодвинулась, надела трусики, пугаясь новых ощущений в себе и боясь, что это будет заметно остальным. Поправила волосы, прижалась к Виталию, надеясь на его защиту и помощь, и тот, мазнув губами по её щеке, прошептал:
– Ты не обижаешься на меня?
– О чём ты? – не поняла она.
– Ты мне нравишься, как и прежде.
И опять она не поняла, но уточнять не стала; опьянённая новыми ощущениями, потянулась к нему.
– Ты знаешь, а у меня мокро, – вдруг призналась она, доверив ему то, что не доверила бы никому больше.
Виталий обхватил её за плечи, скользнул губами по щеке.
– А ты изменилась.
– Ты тоже.
– Ты стала красивее, – сказал он и, пройдя к двери, щёлкнул выключателем.
Она ладонью прикрыла глаза, попросила:
– Выключи.
– Кто-то идёт.
Но она уже и сама услышала шаги и торопливо села за стол. Виталий присел за соседний: невинная беседа хороших знакомых…
Римма Васильевна окинула их быстрым взглядом, дольше задержав его на Виталии.
– А вы, оказывается, здесь… Светочка, ты явно неравнодушна к этому помещению, – напомнила она о другой её тайне и, повернувшись к Виталию, просяще произнесла: – Сынок, ты бы всё-таки побыл со всеми. Одноклассники тебя ждут, да и остальным интересно со студентом поговорить. – Ещё раз окинула Свету быстрым взглядом. – Пригласи Светлану к нам на Новый год.
– Да, конечно, – торопливо согласился он и, протянув руку, помог встать Светлане. – Обязательно приходи, я буду очень рад.
– Нет, нет, – торопливо произнесла она, обходя Римму Васильевну и избегая встречаться с ней взглядом. – Мы будем отмечать дома.
– Тогда первого января, на первый завтрак в новом году, – сказала Римма Васильевна. – И никаких отказов, мы ждём.
И первой стала спускаться по лестнице.
– Я очень жду, – прошептал ей на ухо Виталий и виновато произнёс: – Я пойду… Народ требует…
– Да, конечно, – согласно закивала она, мучительно страдая от того, что не может осмотреть себя: – А у меня всё в порядке?
Он окинул её взглядом.
– Всё как всегда, ты замечательно выглядишь.
Она улыбнулась, махнула ему рукой, отпуская, задержалась в коридоре, пытаясь разглядеть себя в тёмном стекле и не сразу поняла, чья рука легла на её талию. Обернулась, ожидая увидеть Виталия, но рядом, пьяно улыбаясь, стоял Тима. Его круглое лицо расплылось в улыбке.
– Я хочу тебе сказать, – не очень чётко начал он.
Она убрала его руку.
Он качнулся и продолжил.
– Я совсем не хочу гулять с Альбиной. Мне нравишься ты. Я хотел для тебя прочитать стихи. Но всё отменили. А я не хочу с Альбиной…
– Хорошо, Тима, хорошо, – сказала она, обходя его. – Ты извини, но мне надо домой.
– Домой? – удивился он. – Почему домой?
– Мне нужно.
Он остался стоять в недоумении,
а она быстро прошла в гардероб, накинула шубу и, не застёгиваясь, выбежала на улицу.Она пришла на завтрак в семью Виталия. Они чинно с родителями посидели за столом, потом ушли в его комнату; он поставил на магнитофон плёнку с зарубежными мелодиями, которые, по его словам, были в моде, подождали, пока родители уйдут в гости к начальнику строительства. И тогда, уже не опасаясь и не торопясь, на белоснежной постели Виталия любили друг друга; Светлана призналась, что целовалась уже со многими, но всегда представляла на их месте Виталия. С того вечера, когда он первый раз пытался её поцеловать и порвал платье…
Они посмеялись над прошлогодней историей.
Потом Виталий рассказал ей о студенческой жизни, об однокурсниках, преподавателях. Светлана сказала, что будет поступать в институт, но вот пока не знает, в какой. Он стал агитировать её поступать к ним, она не соглашалась, и они стали дразнить друг друга, не замечая наготы, а когда замечали, вновь соединялись, и тогда она верила вычитанному в какой-то книге, что влюблённые – это две половинки единого целого.
Так пролетел день.
Потом второй, когда они гуляли по посёлку и всем стало очевидно, что между ними существуют какие-то отношения. Но никто не задавал вопросов.
И лишь когда на третий день она проводила Виталия на аэродром, Софья Лазаревна, по-матерински чутко уловив изменения в дочери, спросила напрямую, почему-то с необъяснимой тоской ожидая ответа. Услышав его, тяжело вздохнула, уточнив:
– А ты уверена, что вы любите друг друга?
По взгляду Светланы поняла, что та обиделась и не считает вопрос серьёзным, но ничего больше говорить не стала, полагаясь лишь на судьбу, в которую последнее время верила всё больше и больше.
Осипу Давидовичу она ничего не сказала. К тому же Светлана вновь стала весёлой, энергичной, в школе она неизменно получала пятёрки, ходила на все консультации, и уже ни у кого из учителей не было сомнений в том, что она поступит, куда хочет. Правда, она ещё не определилась с выбором и как-то вечером заявила, что возможно, пойдёт не в гуманитарный, а, к примеру, в строительный институт, на что Софья Лазаревна, всплеснув руками, заявила, что с неё достаточно бездарно потраченных усилий на начальное музыкальное образование Светланы, к которому та относится совершенно наплевательски, хотя есть способности. Светлана напомнила, что в музыкальную школу она не рвалась, её водили туда силком. И тут уже не выдержал Осип Давидович, объявив, что в семье музыкантов кто-то должен продолжить традицию. Вполне возможно, у Светланы ещё появится желание и она будет если не музыкантом, то преподавателем музыки. Светлана возразила, что она не единственная, у Розочки больше данных, ей нравится музицировать и она уж точно так или иначе продолжит традицию. Но Осип Давидович на этот раз был непреклонен, признался, что его нынешняя работа отнюдь не приносит ему удовлетворения и если бы не необходимость зарабатывать, он давно бы ушёл…
«Без ордена?» – съязвила Светлана, и Осип Давидович впервые в жизни стукнул кулаком по столу и пообещал сам отвезти её в Москву и лично сдать документы туда, куда решит он.
После этой размолвки в семье опять наступили ровные будни, каждый занимался своим делом и жил своей жизнью: Осип Давидович – прорабскими заботами – он исполнял обязанности прораба, Софья Лазаревна – вокальной группой, набранной из восьмиклашек, Розочка, помимо музыки – девичьими увлечениями, а Светлана – написанием писем. Она писала чаще и больше, чем Виталий. Он, как правило, на паре страниц излагал свою студенческую жизнь, состоящую в основном из сессионных страхов и их преодолений, затем коротких каникул, которые он провёл в Подмосковье на спортивной базе института, занимаясь лыжным спортом, потом о начале новой сессии, более серьёзной и требующей больших усилий, отчего у него практически не остаётся свободного времени, – пусть не обижается, что писать он будет реже.