Встретимся в раю

Шемякин понимал, что надо немедленно протестовать. Пусть и не по существу вопросов. Главное — возмущенно и громко… Но не мог заговорить — какая-то равнодушная усталость накатила. Конечно же, не помогла никакая конспирация — вон они уже и до Панкеева добрались… Между прочим, члены комиссии после последнего вопроса белобрысого разом бросили изучать поверхность стола и посмотрели на Шемякина. Ему захотелось закрыть глаза, чтобы не видеть холодных и враждебных лиц. Только с большим трудом он заставил себя криво улыбнуться:

— Решили на мне отыграться, господин член комиссии? Не знаю, какую структуру парламента вы представляете…

— Вы, наверное, не расслышали, — тоже улыбнулся белобрысый. — Я представляю не парламент, а независимую экспертную группу. И отыгрываться на вас нет смысла. Вдруг, не дай Бог, вы действительно не имеете отношения ко всей этой истории. И можете невинно пострадать. А истинный преступник… Я хочу сказать, истинный виновник останется в тени, потирая руки. Вот почему я настоятельно прошу ответить на вопрос. Чтобы закрыть тему.

— Ясно, — сказал Шемякин. — Статью я не писал.

— Спасибо, — сказал белобрысый. — У меня больше нет вопросов.

— А у высокой комиссии? — спросил Самоходов.

— Есть, — сказал сосед белобрысого, плечистый и губастый малый, явно тяготящийся гражданским пиджаком. — У меня такой вопрос: каким образом, господин Шемякин, на оригинале статьи появилась ваша правка? Сразу уточню — всего несколько слов. Но со стопроцентной достоверностью установлено, что почерк ваш.

— Вы тоже эколог? — посмотрел на губастого Шемякин.

— Тогда я вас поздравляю — прекрасная осведомленность! Между прочим, существует такое понятие — редакционная тайна. Или для нынешней экологии не существует такого понятия?

— Бросьте играть словами! — нахмурился губастый. — Что вы, как пацан…

— Погодите, коллега, — придержал губастого за рукав белобрысый и обратился к Шемякину. — Вот видите, Альберт Николаевич, как подводят ветхозаветные привычки. Надо было прачку впечатать! А вы по старинке, ручечкой… Кстати, проведен не только почерковедческий, но и детальный химический анализ… Правка в статье и ваша подпись в краткосрочном отпускном билете оператора Сергановой выполнены одним и тем же красящим веществом. Это вещество применяется для заправки авторучек модели «монблан» с двумя звездочками и амортизатором. Не могли бы вы показать свою ручку?

Шемякин полез в карман и обреченно нащупал скользкий полированный колпачок.

— Да, именно такая ручка, — показал шемякинский «монблан» членам комиссии белобрысый эколог. — Ну-с, господин Шемякин, у вас есть объяснение этому странному совпадению?

— Есть, — прикрыл все-таки глаза Шемякин. — Бросаю ручку где ни попадя… Это все знают. Могли воспользоваться.

— А почерк? — откинулся на стуле губастый.

— Да, почерк! — заорал невыдержанный чиновник по особым поручениям. — Почерком тоже воспользовались?

— Ну, это несерьезно, — развел руками Шемякин. — Хотите, я сейчас же подделаю ваш почерк?

— Нет, не хочу! Вы же видите, господа, он просто издевается! Заварил такую кашу, нанес области миллионные убытки, а теперь…

— Ваши убытки — семечки, — буркнул молчавший до этого времени думский депутат. — «Космоатом» завален факсами энергопользователей, особенно из Скандинавских стран… Они беспокоятся, что в связи со статьей будет поднят вопрос о консервации Тверской станции и сходных производств. Вот такие пироги, господа… Представляете скандал? Как мы им объясним? Заставить бы объясняться этого… писателя! Вот люди пошли — никакого патриотизма, честное слово!

— Вы бы помолчали о патриотизме, — со сдержанной яростью сказал Шемякин. — Последние штаны скоро снимете… перед энергопользователями!

— Возмутительно, господа! — завизжал в голос чиновник по особым поручениям. — Надо кончать эту комедию!

— Свободны, господин Шемякин, — сухо перебил чиновника Самоходов. — Потрудитесь изложить на бумаге побудительные мотивы, которые подвигли вас на… э… на эту гнусявку. Полагаю, часа хватит?

— Хватит, — поднялся Шемякин. — Значит, вас интересовал только автор статьи? И вы целый день убили на то, чтобы откопать негодяя и предателя? Знали бы налогоплательщики, куда идут их денежки… А ситуация на станции вас не интересует, Иван Аристархович? Ну, хотя бы из научных побуждений? А вдруг автор статьи прав на сто процентов? Вы же тогда, Иван Аристархович, не отмоетесь… Внуков бы своих пожалели, что ли…

— Не понял! — рявкнул вдогонку губастый эколог. — Про какого автора… Вы что же, Шемякин, продолжаете утверждать, что не писали статью?

— Пока продолжаю, — сказал от двери Шемякин. — Может, сознаюсь. А может, и нет!

У здания дирекции, в небольшом сквере, он присел на сырую скамейку, уперев ноги в тонкую литую изгородь клумбы. Начинался дождь, по небу быстро ползли рваные низкие облака. День убывал, но и в тусклом свете горели доцветающие астры. Первые утренники уже обожгли кончики лепестков, и бордовые жесткие цветы словно убрались траурным крепом.

У подъезда дирекции стояло несколько пустых машин — вероятно, членов комиссии. Хорошие машины — ни одной японской. В сером «плимуте» бездельно сидело несколько человек. Должно быть, водители от скуки собрались покурить и потрепаться…

Шемякин закурил, и как горький дым глаза, так и душу ел стыд, что унижался и изворачивался на комиссии. Не мальчишка ведь, разбивший стекло в учительской… Уже по тому, какими волками глядели члены комиссии, можно было догадаться, что не с пустыми руками заявились они в Удомлю, уж постарались подготовиться к беседе с господином Шемякиным!

Скорее всего, надо было сразу сказать: да, это я написал статью! И можете поцеловать меня в соответствующее место… Можете выгнать за разглашение ваших вонючих секретов. Но сначала, господа хорошие, давайте определимся: если в статье клевета — отдайте под суд, а если правда — берите за жабры «Космоатом». На то и власть!

Нет, залебезил перед этим мафусаилом… И даже испугался, что уж там теперь скромничать, испугался независимых экспертов. В генах он, в генах, проклятый страх перед конторой, перед погоном… Эксперты!

Ну, все… Шемякин бросил окурок и решительно зашагал к автостоянке. Надо успокоиться, сесть дома основательно и написать хоть задним числом достойно: статью подготовил сам, потому что чувство гражданского долга… И так далее. Надо вывести из-под удара остальных. Обрубить концы, чтобы «экологи» больше не рыли землю копытами, не искали корешки.

С недавнего времени Шемякин снова был на колесах — из Твери вернулась как ни в чем не бывало жена и привезла детей аккурат к началу учебного года. Синяя подержанная «мазда» одиноко торчала на стоянке. К ветровому стеклу прилипло несколько мелких мокрых листьев. Он тронул машину и боковым зрением заметил, что от подъезда дирекции отвалил тот самый серый «плимут». Шемякин тут же забыл о нем, потому что услышал непонятные стуки справа — негромкие, как пальцы по столу. Удивительный народ женщины… Только что отрегулированная и вылизанная машина, побывав в женских руках, начинает скрипеть и рассыпаться! Шемякин поневоле оглянулся — не сеются ли на дорогу гайки и болты. И снова увидел «плимут». Особенно не приближаясь, жестко выдерживая дистанцию, он неотвязно шел сзади.