Встретимся в раю

Белобрысый нахмурился и повернулся к Гвоздеву:

— Ну-ка, вкати ему пару кубиков!

— Не много? — заколебался Гвоздев.

— Делай что велят! — нетерпеливо крикнул белобрысый.

— Он же уходит!

Гвоздев повозился в углу, под лампой, достал из небольшого металлического саквояжа шприц и посмотрел на свет:

— Как раз два кубика…

Не видел и не слышал Шемякин, как Гвоздев, прижав шприц к артерии, сопит в ухо. Шемякин начал оседать на пол, но Гвоздев и белобрысый капитан привязали его к двум ржавым металлическим костыликам в трухлявой бревенчатой стене. Ветер, ровный мощный ветер, дул в лицо Шемякину, разгоняя ослепительную тьму.

Через пять минут белобрысый вкрадчиво спросил:

— Как чувствуете себя, господин Шемякин?

— Замечательно, — промычал Шемякин. — Вижу горы… Ледник.

— А кого вы взяли с собой? Ведь одному в горах скучно. Кого взяли?

— Никого…

— А господин Мясоедов? Вы же друзья!

— Никого, — упрямо повторил Шемякин. — В горы надо ходить одному… Восходящий не должен оглядываться.

— Ну-с, хорошо, — пробормотал белобрысый. — А когда вы спуститесь с гор, к кому пойдете в гости? У вас много друзей… К госпоже Сергановой пойдете? Вы любите госпожу Серганову? Я знаю, вы любите госпожу Серганову. Об этом все знают, все-все знают, что вы любите госпожу Серганову! Вот вы спускаетесь с гор, вот идете к госпоже Сергановой…

— Нет, — сказал Шемякин. — Я не спущусь. Я не люблю госпожу Серганову. Я остаюсь в горах. Здесь светло и тихо. Низменные желания убивают разум.

— Од-на-ко! — побарабанил пальцами по коленке белобрысый. — Я о таких фокусах, Гвоздев, только слышал. Сроду не думал, что мне их покажут… И кто? Собственный клиент! Добавь еще кубик. Это становится просто любопытно.

— Может, не надо? — неуверенно спросил Гвоздев. — Он же… так там и останется, в этих дурацких горах. Напрочь съедет…

— Полагаешь, съедет? — задумался белобрысый. — А неплохо было бы! Все решат, что сдвинулся из страха перед увольнением. Автор скандальной статьи — псих! Начальство только спасибо сказало бы…

На улице, зашуршали шины, хлопнула дверца, и через некоторое время в избу вошел второй эксперт, губастый.

— Один поет, — кивнул он на окно. — Еще в воду свалится… А этот? Выложил что-нибудь?

— Черта с два, — развел руками белобрысый. — Не действует на него химия. Редко, но такое бывает. Полюбуйтесь, господин майор, настоящий колдун. Уж не знаю, белый или черный. Профессор Моргентау, помнится, описывал подобный случай…

— Некогда теории разводить, — перебил губастый. — Сколько надо, чтобы он переварил вашу химию?

— Час, не меньше, — сказал из угла Гвоздев.

— Тогда будь другом, отвези домой певца… А мы посовещаемся.

«Эксперты» подождали, пока Гвоздев уедет.

— Вам, господин майор, не хочется плюнуть на всю эту историю? — спросил белобрысый.

— Низменные желания убивают разум, — сказал со стены Шемякин.

— Видали? Ну, что будем делать с этим философом?

— Дело доведем до конца, — сказал губастый. — Но сначала пожрем.

Он достал из карманов сверток с бутербродами и бутылку:

— Гляди, что я нашел у него в тачке! Кагор. Самое, говорят, поповское вино. Вот и причастимся. А потом я покажу, как надо вышибать мозги у слишком умных…

Шемякин медленно возвращался с сияющих ледяных высот в полуразрушенную избу. Болела голова. Понизу тянул сквозняк, и что-то бренчало. Он почувствовал, как затекли связанные руки, открыл глаза и в первые мгновения не мог понять, как очутился здесь, привязанный к бревенчатой стене, кто эти люди, с угрюмым любопытством наблюдающие его возвращение.

— Прочухался, милый? — спросил губастый, и Шемякин сразу все вспомнил: комиссию, остановку на дороге и путь к озеру. — Вижу, прочухался… Вот что, нам некогда разводить с тобой душеспасительные беседы. Ты знаешь, что нужно рассказать. Выкладывай, или я тебя изуродую. Слышишь, ты, любитель молодых баб? А то отделаю — ни одна и не посмотрит…

Он схватил Шемякина за бороду и потряс:

— Изуродую! И тебя на них больше не потянет. Внял?

И двинул Шемякина ногой в пах. Тот на несколько секунд потерял сознание. А когда открыл глаза, «эксперт» врезал ему в солнечное сплетение и, без передышки, по печени. Шемякин обвис на веревках, и понадобилось несколько минут, чтобы он очнулся от обморока. Во рту ощущалась едкая горечь желчи.

— Фашист, — прохрипел Шемякин. — Животное…

— На фашиста я не обижаюсь, — засмеялся губастый. — Фашисты были правильные ребята. Они быстро уделывали такую сволоту, как ты… Ну, будешь говорить?

Вошел Гвоздев и буркнул:

— Отвез… Сначала пел, потом уснул.

— Вот видишь, — сказал губастый Шемякину. — Друг твой заложил тебя и с чистой совестью спит дома, в кроватке, под бочком у бабы. А ты его жалеешь. Все тебя заложили! Все!

— Врешь, — через силу улыбнулся Шемякин. — Вы только до него и добрались. Ах, если б ты знал, как противно копаться в твоих мозгах! Какая-то помойка, уж не обессудь…

Губастый посерел. Оглянулся на Гвоздева, сказал сквозь зубы:

— Тащи монтировку. Живо!

— Послушайте, господин майор… — обеспокоенно начал белобрысый.

— Заткнись, — лениво сказал губастый. — Отвяжи его…

Через минуту Шемякин почувствовал, как приливает кровь к пальцам, больно пульсирует под ногтями. Он прислонился к стене и принялся массировать руки.

— Хорошие интеллигентные руки, — донесся веселый голос истязателя. — Не боишься остаться с изуродованными ручками? Лучше давай говори…

— Нет, — покачал головой Шемякин и сплюнул вязкую слюну. — Я все сказал. А с тобой тем более не о чем беседовать. Ты животное, больное животное… И это не в переносном смысле. Мне кажется, ты подохнешь от лейкемии. И совсем скоро.

— Ты подохнешь чуточку раньше, — тихо сказал «эксперт».

И выстрелил Шемякину в живот.

Вошел Гвоздев с монтировкой.

— Уже не надо, — буркнул «эксперт».

Он присел на чурбачок, отхлебнул из горлышка и утерся рукавом.

Белобрысый закуривал, ломая сигареты. Гвоздев потоптался, бросил монтировку и начал копаться в чемоданчике, стараясь не смотреть на стонущего Шемякина.

А тот прикрыл глаза и сосредоточился из последних сил, прогоняя боль и усмиряя сознание. Он снова увидел, как вдали встали горы. Ближе, ближе… Вот и холодом потянуло с ледника. Проглянуло солнце и разорвало клочья тумана в ущелье.

Губастый долго смотрел на тихо светлеющее лицо Шемякина, а потом поспешно вышел. Через минуту он вернулся с канистрой, в которой плескался петроль. Белобрысый оглянулся:

— Вы… что задумали, господин майор?

— А то не видишь, — сказал губастый, поливая из канистры углы избы. — Собирайте манатки и вон отсюда!