Вторая волна

Жена-модель не выдержала и хлопнула дверью через два месяца, но Костя не сдался, и через три месяца наметилась положительная динамика.

Спустя год девочка поняла, что ее действительно любят, стала контактной и прекратила делать гадости умышленно. Вот только она ошибалась: Костя не умел любить, зато здорово привязывался.

Через два года она ничем не отличалась от ровесниц, пошла в частную школу, где училась на четверки и пятерки, мечтала стать балериной, с ней занимался лучший тренер, уверял, что у девочки большое будущее.

Все было просто замечательно, пока Вике не стукнуло тринадцать лет. В нее будто вселился бес: сигареты, алкоголь, прогулы, сомнительные компании, воровство, побеги из дома, домашние аресты, опять побеги. Поиски с полицией, учет в наркодиспансере, венерические заболевания, быстрое замужество, оставившее Вике романтическую фамилию Грей.

На филиппинский остров Костя ее привез после очередной реабилитации. «Уединенный рай вдали от цивилизации!» — говорилось в рекламе. Хорошее место для того, кому жизненно важно быть вдали от веществ.

Но и тут она нашла плохую компанию, в которой так весело и интересно! Причем нашла до начала Жатвы. Так Константин познакомился с Шапошниковым. Когда все началось, он как раз предлагал Папаше деньги, чтобы тот оставил девушку в покое, на что тот рассмеялся и сказал, что он никого насильно не держит.

Проблема была в том, что в покое оставаться Вика не собиралась.

А там жахнуло.

Жатва.

* * *

Константин пропустил хаос первых часов Жатвы — после долгого разговора с Шапошниковым спал крепким сном.

Утром дал себе выспаться, а потому поднялся только после полудня.

За окном происходило что-то странное. В тот момент он и понятия не имел что. Словно все накидались веществами и начали грызть друг другу глотки. В коридоре были слышны дикие крики и вой.

Вика, как обычно, пропала еще накануне вечером с какими-то новыми «друзьями». Среди них был и тот самый Папаша, Павел Шапошников — лысый мужчина лет пятидесяти с бычьей шеей, который представлялся московским бизнесменом.

Константин знал таких. Папаша приехал на остров с молодой любовницей и сестрой, снял целый этаж в «Эвелине» и устраивал вечеринки для русскоговорящих. Водка лилась рекой, девочки из эскорта порхали между номерами. Вика, конечно, примкнула к этой тусовке — где еще найдешь бесплатную выпивку и веселье?

В коридоре соседка с мертвыми глазами вцепилась Константину в горло — он разбил ей череп пепельницей. Еще двоим в коридоре — ножкой от стула. Происходила какая-то фигня, но важнее было найти Вику.

Он нашел ее в баре на первом этаже. Она сидела в углу, обнимая колени, вокруг валялись тела. Папаша стоял у барной стойки с окровавленной битой, рядом — молодой мужчина с военной выправкой и страшная как смерть блондинка лет сорока.

— Костя! — бросилась к нему Вика, рыдая. — Кошмар! Ты видел? Папаша всех спас! Эти уроды напали, а он их всех перебил!

— Эй, мужик! — окликнул его Шапошников, словно забыв, что они только вчера общались. — Мои люди заметили, как ты в коридоре работал. Четко, без паники. Ты кто по жизни?

— Никто, — ответил Константин.

— Ну-ну, не скромничай. Я вот Пал Палыч, друзья зовут Пашей-Папашей, а это Андрей Павлович Волошин и моя сестра Юлия Павловна. Зови ее Рысь. А тебя вроде Константином Егоровичем кличут? Будем выживать вместе, идет?

За следующие часы Папаша проявил себя как прирожденный организатор. Он собрал всех выживших русскоговорящих — человек тридцать, включая поддатых и накуренных пассажиров яхты одного недоолигарха, который не выжил. Были тут и модели из Москвы, приехавшие на съемки, и программисты из Питера, и семья из Казахстана. Этот остров пользовался особенной популярностью среди русских турагентств.

— Значит так, мужики, ситуация такая, — вещал Папаша. — Какой-то вирус, зомби, конец света — неважно. Важно, что мы живы, а вокруг хаос. Предлагаю объединиться. Я на Родине рулил кое-чем, знаю, как людей организовать.

Базой выбрали админкорпус неподалеку. В отеле оставаться было опасно, а админкорпус легко зачистили. Относительно легко.

Волошин оказался бывшим спецназовцем, уволенным за превышение полномочий. Он взял на себя оборону — расставил посты, организовал патрули.

Юлия Шапошникова вела учет припасов с маниакальной дотошностью пожилой кладовщицы.

В тот же день к ним прибился тридцатилетний белобрысый крепыш Славик — пьяница и хвастун, который почему-то называл себя «чистильщиком» и требовал особого отношения. Говорил что-то про инопланетян, систему, уровни, кредиты — бред сумасшедшего.

Папаша выслушал его с интересом, расспросил подробности, напоил водкой. А потом, когда Славика совсем развезло, предложил:

— Слушай, а давай проверим, кто тут главный? По-мужски, кулаками.

Идея Славику понравилась.

— Вы против меня? Ага!

— Все трое? — прищурился Папаша.

Пьяный дурак самодовольно кивнул. Но оказалось, что дураки здесь они, а не Славик, спокойно отметеливший и Папашу, и присоединившегося к нему Волошина. Вика насела на брата, истерично требовала, чтобы Бергман помог.

Не меняя выражения лица, он подошел к дерущимся (остальные стояли в сторонке и наблюдали) и методично ударил Славика табуреткой по затылку.

Дерево треснуло. Славик даже не покачнулся — только обернулся и усмехнулся окровавленными губами.

— О, еще один! Давайте все сразу, суки!

Удар Славика отправил Константина в полет. Тот врезался в барную стойку, почувствовав, как хрустнули ребра. Боль была знакомой — в детстве мать била его чем попало, и он научился ее игнорировать.

Папаша и Волошин навалились с двух сторон. Бывший спецназовец применил удушающий прием, но Славик просто развел руками, разорвав захват. Локоть Славика встретился с челюстью Волошина — раздался хруст, и Андрей отлетел к стене.

— Чистильщик я, понимаете? — рычал Славик, размахивая кулаками. — Боги меня выбрали! Я теперь сам как бог для вас!

Папаша ударил его битой по коленям. Славик зашатался, но устоял. Схватил биту, вырвал из рук и переломил о колено.

— Слабаки! Я вас всех тут положу!

Константин поднялся, прижимая руку к ребрам. Взгляд упал на стойку с ножами — кухонные, для разделки мяса. Он взял самый длинный, примерился.

Волошин очнулся и прыгнул Славику на спину, обхватив шею руками. Папаша навалился спереди, пытаясь сбить с ног. Славик крутился, пытаясь их сбросить, матерился и плевался кровью.

— Сильный, падла! — рычал Волошин.