Вторая волна

Чтобы решать с Тетыщей, нужно послушать тех, кто с ним соприкасался.

— У нас есть нерешенный вопрос, — повторил я, подождал, пока все замолчат, и продолжил: — Итак, на голосование выносится вопрос по Бергману…

— Какой вопрос, нах?! — взбеленился Сергеич.

— Надо внимательно выслушать тех, кто с ним взаимодействовал…

— Бл…ь, Денис! Что ты несешь? Я против, нах! — вызверился Сергеич. — С хера ли ты о нем печешься, о суке этой, шестерке Папашинской?

Я покачал головой.

— Не о нем. О нас. Мы теперь — одна семья, и решение должны принимать коллективно. Лиза, как ты считаешь, достоин ли этот человек жизни? Сначала ты, потом выскажутся те, кто присоединился к нам недавно. Лиза?

Контролер удивленно на меня посмотрела.

— Иуду не брать, — проворчал Макс. — Тринадцать — плохое число.

— С каких пор ты Лиза? — прервал его я и посмотрел на контролера. — Достоин ли жизни этот человек?

Лиза смутилась, пожала плечами.

— Он был странным. Замкнутым и нелюдимым. Но плохого не делал даже по приказу. Мало того, когда меня схватили и стали допрашивать, он пытался донести, что это напрасно, чрезмерная жестокость вредит клану. Его никто не слушал, но и он никого не слушал. Я не поняла этого человека и не могу ничего сказать. Но когда встает вопрос о жизни и смерти, я всегда за жизнь.

— Трахнуть он тебя хотел, вот и все, — проворчал Сергеич.

— Он бы озвучил свое решение, такой уж он человек. Нет, не хотел.

— Итак, один голос в пользу Бергмана, — подытожил я.

Все, что мы говорили, Лиза дублировала на английский, чтобы иностранцы нас тоже понимали. Бобби оживился, поднял руку.

— Говори, — кивнул я ему.

— Он один был нормальным! Еще китаец и латинос, они даже не назвались, а этот представился! Он нас прокачивал, выводил бить зомби. Один раз Сантосу зомби горло перегрыз, так Бергман что-то ему дал, и тот выздоровел. А потом с нами другой русский ходил, этот так не делал, бил нас, унижал. Я за мистера Бергмана.

Керстин Киндерманн подняла руку и сказала:

— За Бергмана. И не из-за фамилии, не думайте. К нему можно было обратиться, если чего-то не хватало или что-то было нужно, он всегда доставал это. Папаша бесился, но сделать ничего не мог.

Дитрих поддержал супругу и признался:

— Конечно, мы его побаивались, особенно поначалу. Он казался самым злым. Но потом оказалось, что это не так. Он не злой, просто… как робот. Ему очень подходит это прозвище.

Доктор Рихтер сказал:

— Я даже рад, что он живой, честно.

Сергеич постучал себя по лбу.

— Дебилы! А когда он детей убивал в этом вашем отеле? А? Как вы можете ваще!

— Он не убивал, — мотнула головой Лиза. — Он вообще против был, говорил, что дети могут быть полезными в будущем.

Сергеич рванул на себе футболку.

— Да если бы при мне убивали детей и баб, я бы пузо положил, нах! Я бы не стерпел, на! А он стоял и смотрел, сука. Он такая же сука, как они! Я бы не смотрел. Как жить после такого?

— Соучастие в преступлении, непредотвращение преступления расценивается как преступление, — озвучил Макс мои мысли. — К пожизненному его, может, и не приговорили бы, но лет двадцать пять дали бы. Вот правда, сложно этого козла оправдать.

Вспомнилась наша с Бергманом встреча, когда он сцепился с Волошиным. Тогда у него были люди, которые шли именно за ним. Но, вот беда, я их почти всех положил, когда они вместе с Рысью меня загоняли. Я поймал себя на мысли, что мне удобно считать его нейтральным героем и я натягиваю сову на глобус.

— Рамиз, — обратился я к азербайджанцу, который был в отеле во время расправы. — Как было на самом деле? Роль Тетыщи.

Рамиза перекосило.

— Он просто стоял и смотрел. По мне не стрелял, но и ничего не сделал. Мое мнение — расстрелять.

— Он по мне стрелял, — сказала Вика, которая, оказывается, очнулась и слушала нас, поглаживая Кроша, который продолжал свое целебное дело. — Ни разу не попал. Не знаю, он так специально, или я ловкая. И когда погнались за мной, велел оставаться на месте. Я воздержусь. Вдруг он специально промазал.

— Эдрик? — спросил я парнишку, который уже дослушал перевод Лизы.

Тот пожал плечами, выдал английскую идиому:

— Дон’т гив э шит. — Все равно.

Никому не хотелось стать причиной еще одной смерти.

— А ты-то сам? — спросил Сергеич, буравя меня взглядом. — Если возьмешь его к нам, я уйду.

— Не возьму, — качнул головой я. — Речь о другом. Но я против, если что. Будет ли от него польза — вопрос, а вот что он чертовски опасен — данность. Итак, все, кто с ним взаимодействовал, единогласно «за». Итого пятеро. Четверо категорически против. Двое воздержавшихся. Эстер?

Филиппинка молчала, погрузившись в мысли. Видимо, перебирала воспоминания, взвешивала на весах хорошие и плохие поступки Бергмана.

— Я скорее «за». Мне казалось, он делал все что мог для сохранения жизней. Не то чтобы он добрый и хороший, нет. Он выполнял свою функцию, все. Если бы ему приказали меня убить или я представляла бы угрозу, он сделал бы это.

— Шестеро «за»…

— Какое нах, «за»? Вы долбанулись все, на? Кто за нее ответит? — Голос Сергеичу пустил «петуха», он указал на мертвую Карину. — Вам пох, мне не пох!

— Мы уже постановили, что решения принимаются путем голосования, — напомнил Макс, который тоже расстроился. — Мы ж не в клан его берем! Мы уйдем, его зомбаки сожрут. Сто пудов так и будет!

— Да пошли вы! — Сергеич сплюнул и пошел собирать оружие, исчез за остовом сгоревшего грузовика.

— Что с ним будет? — спросила Лиза шепотом. — С ним и девушкой?

— Если повезет, останутся живы…

Донесся истошный Машин крик, выстрелы, и я понял, что не повезет, заорал:

— Сергеич, б…ь, отставить! — И рванул на место расправы, понимая, что поздно.

Обогнув остов машины, я рассчитывал увидеть два трупа и плотоядно скалящегося Сергеича, но опешил от неожиданности: Сергеич целился в Бергмана, который, весь в Машиной крови, поднимался из-под девичьего тела в светлых одеждах, как тот самый терминатор:

— Тетыща, сука, Бергман, нах! — объявил Пролетарий. — Вызываю, гнида, тебя на дуэль!

— Сергеич, остановись, идиот! — драл глотку я.

Макс дрожащими руками прицелился, но Лиза опустила ствол.

— Своих перестреляешь!