Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая

И я не смог ему отказать. Да и, честно говоря, комфортно мне было здесь, в этой квартире, рядом с пожилым профессором, годившимся мне в отцы. Да и относившимся ко мне по-отечески.

Но утром я всё же отправился на новую квартиру. И, когда поднимался по лестнице со своим чемоданом, нос к носу столкнулся с той самой Евгений Петровной. Вряд ли это мог быть кто-то ещё, учитывая, что шустрая старушка выскользнула из 19-й квартиры. И тут же атаковала меня вопросом:

— А вы чего же, в 23-й квартире жить собираетесь?

— Здравствуйте! — первым делом поздоровался я. — Да, собираюсь пожить с разрешения Елены Владимировны какое-то время. Я её дальний родственник из Биробиджана. Меня Арсением звать, если что.

— А меня Евгенией Петровной, — прищурилась пенсионерка. — Из Биробиджана, говоришь? Из самого?

— Хм... Из самого, — подтвердил я.

— А где ж ты там жил? — не унималась бабка.

Вот же зараза, выругался я про себя. Не дай бог жила она там или кто из родни проживает.

— На улице Ленина, в таком же вот доме сталинской постройки, — брякнул, что первое в голову пришло.

— А теперь в Москву, значит, решили перебраться?

— Да, поступил в аспирантуру… Извините, я спешу. Если соль там или спички понадобятся – заходите, не стесняйтесь.

И, оставив старушку обдумывать услышанное, продолжил ускоренный подъём по лестнице на следующий этаж. Потом ещё спустился в магазин, надо было хоть чем-то наполнить девственно чистый холодильник, да и хлеб купить, крупы, макароны… Отправился пешком, тут и хлебный, и бакалейный располагались в шаговой доступности. Домой вернулся нагруженным, как верблюд восточного купца. Зато провизией запасся на неделю вперёд, если что и придётся докупать в ближайшие дни – так это, пожалуй, только хлеб да молочку. И сел писать письмо матери. Теперь уже можно было сказать, что я неплохо устроился.

На следующее утро, 1 августа, я был в больнице. Пришёл пешочком, благо шлёпать всего минут 10 от силы. Гольдштейн моё появление встретил широкой улыбкой:

— Вижу, держите своё обещание. Ещё и, смотрю, со своим фонендоскопом?

— Есть такое, — улыбнулся я. — Приобрёл в одну из поездок в столицу в магазине медицинского оборудования на Пятницкой.

Я переоделся в ординаторской в свой халат, нацепил шапочку, тапочки, захваченные из дома, повесил на шею фонендоскоп, и отправился к своим новым пациентам. Пока их курировал Алексей Шлеменко, но с 1 сентября они станут моими подопечными. Познакомился сначала с историями болезней, а следом и с каждым пациентом лично. У парочки больных мой возраст вызвал недоверие – Шлеменко всё же был постарше лет на десять. Но сопровождавший меня Яков Михайлович сразу старался сгладить впечатление, заходя со мной в палату и представляя, как очень перспективного кардиолога.

А в обеденный перерыв за чаепитием в ординаторской успел поближе перезнакомиться и с моими теперешними коллегами, а то в прошлый раз как-то всё было на бегу. Тот самый Шлеменко, Таисия Александровна Виолентова и Леонид Ильич Кислов, который сразу предупредил, что шуток по поводу имени и отчества не потерпит. И вообще на Брежнева он совсем не похож. Тут он не соврал, никакого сходства, кроме имени и отчества. Но я клятвенно пообещал по этому поводу шуток не допускать. Отсутствовала Блинова Вера Петровна, которая ушла с суток отсыпаться. В прошлое своё появление здесь я её застал, а вот Кислова не было, он как раз сменился тогда с дежурства. Главное, что и он не имел ничего против моего проекта с фокус-группами.

Была в нашей ординаторской достопримечательность – скелет с костями на проволочках. В тему рассказал анекдот.

Студент-медик отвечает на анатомии:«Здесь у скелета был нос, здесь – пупок».Экзаменатор, показывая на таз: «А здесь что было?» «Здесь был половой член». «Не был, а бывал – это женский скелет!»

Анекдот зашёл, оказалось, никто его прежде не слышал. Я и сам-то его услышал уже в 90-е годы. Наверное, теперь с моей подачи разойдётся по стране.

Дежурной медицинской сестрой по отделению сегодня была Мария Никанорова, вполне ещё ничего выглядевшая в свои лет тридцать с небольшим. Так вот она сразу признала во мне композитора, которого в свою программу приглашала Элеонора Беляева. И тут же разнесла новость по всей больнице. Вот же балаболка! А на меня смотрела чуть ли не с обожанием, я всё время ждал, что она при всех вот-вот попросит автограф. Но в первый день этого, по счастью, не случилось.

Вечером с новой квартиры позвонил по телефону, который мне дал Шумский. Андрей Валентинович Сотников обладал прямо-таки бархатным баритоном, я подумал, что ему бы в опере или как минимум оперетте петь, а не погоны носить. Он записал мой адрес и номер домашнего телефона, пообещав его передать Шумскому, а меня не забывать. Хех, мог бы и не уточнять, люди его профессии никогда и ничего не забывают.

Бррр… Аж дохнуло 37-м годом, хотя мне, наверное, к счастью, жить в ту пору не довелось. Зато отец, будучи ещё живым, вспоминал, как их соседа по коммуналке, безобидного 55-летнего дядю Сашу, работавшего токарем на велозаводе, среди ночи увезли неизвестно куда люди в форме НКВД. Хотя уж известно куда… А через месяц в коммуналке узнали, что его судили по 58-й статье, якобы он специально портил детали для тракторов, и как вредителю ему впаяли 10 лет. Уж как его жена убивалась, тётя Клава… Дети к тому времени уже выросли, жили отдельно, своими семьями, но наверняка и их коснулось то, что отец – вредитель и в обще-то, получается, враг народа. Так и сгинул дядя Саша где-то в северном Казахстане на рудниках.

Кафедра начала работу в середине августа, а 1 сентября, в пятницу, я встречал в больнице свою первую группу студентов. На лечебном факультете было два потока, на каждом по 12 групп. Мне досталась группа №21, которой предстояло посещать кафедру в течение месяца. В октябре их сменит группа №22, и так далее.

Встреча со студентами проходила в небольшом зале на 1 этаже, где обычно проводятся летучки. Завкафедрой Орлов, прежде чем перепоручить их мне, разразился небольшой речью:

— Товарищи студенты! Напоминаю, что одной из задач курса госпитальной терапии является изучение клиники, диагностики и лечения тех заболеваний, которые не вошли в курс факультетской терапии. Однако главными задачами этой дисциплины являются изучение многообразия проявлений внутренних болезней и обучение студентов постановке «индивидуального диагноза» и проведению «индивидуального лечения». Это значит, что студент должен научиться выделять у пациента на фоне типичных проявлений заболевания особенности течения болезни именно у данного больного, научиться отличать симптомы основного заболевания от проявлений сопутствующих заболеваний, которые имеются у подавляющего большинства больных. Только такой подход позволит студенту – и врачу – поставить больному адекватный диагноз и назначить ему лечение в соответствие с особенностями течения заболевания у данного пациента и наличием у него сопутствующих болезней, то есть индивидуальное лечение. Другими словами, студент должен научиться лечить не только болезнь, но и больного. Умение ставить индивидуальный диагноз и проводить индивидуальное лечение – это вершина клинической медицины!

В конце речи он представил меня, добавив, что я буду проводить занятия по кардиологии. То есть разбор патологии со всеми симптомами, анализами и методами инструментального обследования. Чаще ЭКГ. Потом студенты отправятся курировать больных. Каждый получит по больному. Затем учащимся предстоит написать учебную историю болезни. По итогам семинаров и истории болезни будет ставиться оценка за цикл. После чего Орлов наказал студентам не забывать вторую обувь, а мне – спуску подопечным не давать. Если что – писать ему докладную.

В группе было 9 девушек и 7 парней. Все в чистеньких, накрахмаленных белых халатах и шапочках, у каждого с собой фонендоскоп, общая тетрадь и шариковая ручка. У меня имелся журнал, купленный специально в канцелярском магазине, буду записывать показатели каждого из своих подопечных, а к концу семестра первые оценки лягут на стол декана.

Да-да, и не нужно мне тут строить глазки, Семенеева! Ишь ты, не успел сказать про оценки, как начала мне тут загадочно улыбаться, помахивая накрашенными ресницами, как опахалами. Понимаю, длинноногая и грудастая девица вполне может производить впечатление на сокурсников мужского пола… Да что душой кривить, и у меня ниже пояса возникло, скажем так, некое напряжение. Однако я всё-таки был в состоянии контролировать своё поведение, так что её чары на меня не действовали.

Как выяснилось через пару-тройку занятий, были среди моих студентов и толковые ребята, преимущественно парни, что и неудивительно. Нет, я не женоненавистник, упаси боже, хотя маскулизм[1] – наше всё. Просто история доказала, что девочки больше отличаются прилежностью, из них, кстати, получаются неплохие терапевты, а вот искра гениальности чаще пробивается в особях мужского пола. В толерантном 21 веке меня бы за такие убеждения распяли и сожгли на костре одновременно, особенно в какой-нибудь «продвинутой» стране, но что поделать, я – продукт советского воспитания, и вообще эпохи, в которой мужчины ещё остаются мужчинами, а женщины – женщинами.