Второй Беличий Песок

– Точно в пэ!
– цокнул мышинист, высунувшись из своего "локомотива", - Дорога как каменная, не шелохнётся!

– Ну, не лыком обшиты же!
– засмеялись пуши.

Ратыш и Речка с трясами продолжили заготавливать дрова - сделать это возле посёлка было всё труднее, потому как постоянно набегавшие уже вычистили от сушняка большие просторы леса в непосредственной близости, и приходилосиха ходить дальше. Очень помогало намордие свободных изб, потому как постоянно сурковать в походном положении - не слишком располагает втыкаться в работу, а втыкаться следовало, чтобы не затягивать. Вечерами пуши зачастейшую перецокивались, или сидели на хвостах и почитывали книжки, припасённые с собой заранее на такой случай. Многие грызи и чирикали карандашом по листкам бумаги, чисто поржать. В печке весело потрескивали поленья и пасло смолистым дымком, а в избе от этого происходила сухость и теплота.

Ближе к середине зимы по дороге начали приходить мыши с осиновыми брёвнами: четырёхшаговые грузили по двадцать штук на длинные сани, а всего мышь тащила четрые таких связки, и пёрла соотвественно восемьдесят штук. Состав въезжал на ледовую дорогу, и брёвна сгружали вбок вдоль неё, прикинув, сколько их ляжет в гать. Ложилось изряднейше, так что уцокнутые восемь десятков брёвен давали около полусотни шагов гати - следовательно, требовалось около сорока рейсов, чтобы дотянуться до Керовки. А ещё следовало учесть, что мыши таскают осину с Триельской, куда её завозят леммингами, и это далеко не быстро.

Макузь же в цокалище крутился - можно даже цокнуть вращался!
– вокруг подготовки паровой машины для черпака. Дабы не затягивать, он надеялся отправить её мышью, так чтобы летом приступить к постройке - а если это удастся, то есть все возможности её закончить к осени. Суть возни заключалась в том, что нужно было переделать серийные образцы машин, собрать, проверить как оно и разобрать для транспортировки. Для этого следовало посещать много разных предприятий, и сдесь помощь Ситрик с её чистым цоканьем была просто как нельзя более в пух - пока Макузь искал один болт, белка успевала наладить кооперацию с десятком составляющих пунктов.

Проведя само-инвентаризацию и выяснив, что заваренную кашу никак не расхлебать до весны, Макузь сократил всё, что можно, и таки успел: комплекты деталей и материалов, набранные им по всему цокалищу, ушли зимоходом на место будущей постройки черпака. Собственно группу, где трясли ушами Ратыш с Речкой, пришлось всю эту пухню разгружать прямо в снег возле пруда номер ноль. Работалосиха довольно тяжело, но только для мышц, а не для надоедания, так что можно цокнуть - вообще отдыхалось. Правда, в отличие от учгнездовских, пятеро трясов впоследствии получили удостоверения трясов, чего они и добивались.

Никак нельзя цокнуть, чтобы эти удостоверения проверяли на каждом цоке - да их вообще не проверяли, по ходу шерсти, но грызям было куда уютнее всё же получить, и более не думать об этом...

– Об этом это об чём?
– хихикнула Речка.

– О том, кто что должен, - пояснил Ратыш, - Если грызь не тряс, то почему его должен обслуживать лечебень, и возить поезд, и так далее? А если тряс, то уж точно по шерсти.

Тут было трудно цокнуть поперёк, так что пуши продолжили. К весне, когда зимник растаял, бригады, прикормленные на средства учгнезда и Щенковского цокСовета, начали ложить гать - благо, для этого следовало только переложить брёвна, уже привезённые, и кое-где воткнуть сваи в трясину, чтобы не делать целый плавучий мост. Сваи натурально втыкали, тупо подняв бревно тросом - его даже не требовалосиха вбивать, само уходило в топь. Однако уйдя в топь, бревно уже не давало настилу валиться набок, да и утопить его глубже не получится, если не давать большой нагрузки надолго. По такому настилу легко проезжали тяжёлые тележки, а в переспективе могли кататься и поезда узкоколейки, что и требовалось. Ратыш по этому поводу цокнул справедливомордие, и трудно было цокнуть поперёк - и не потому, что грызь в этот момент держал в лапе топор.

Кто уж точно поднял хохола, так это старые таровцы, Курдюк, Тирита и Выдрыш. Трогать ихнюю черпалку, конечно, никто не собирался - а вот дорога до суши, куда как более годная, позволяла вывезти куда больше продукта, чем обычно. Пуши не были и против того, чтобы перейти на паровую добычу, но пока этого не случилосиха - собирались продолжать по старинке, думая об ушах. Всмысле, они лаповодствовались не только тем, что получают за тар единицы бобра, но и в не меньшей степени тем, что тар - дефицитный товар, который на самом деле нужон, и зачастую просто пух из хвоста, как. Вслуху этого бригада Курдюка не отказалась учавствовать в постройке платформы, но делала это только в перерывах между обычной своей деятельностью.

Проходила весна, за макушками ярко-зелёных елей маячило лето, и вылезал вопрос о начале самой стройки, пух в пух. Макузь оказывался в обычной своей мысленной раскоряке, потому как прекрасно слышал, что Ситрик порхает по цокалищу и никуда её особо не тянет, если не цокнуть больше. Если же предложить ей снова поехать в топи, то пух она откажется - а если не предложить, так вообще резонно обидится. Возня же слышалась долгая, и закончить стройку к зиме стоило счесть большой удачей... собственно Макузь так и цокнул.

– Да впух!
– фыркнула Ситрик, - Что такого, это болото в пяти днях ходу, если что - сбегаю домой.

– Да, но всё-таки если что, - заметил Макузь, - Йа же слышу, что тебе куда как уютнее в цокалище.

– Ды нет!
– мотнула ушами белка, - ... Ды да. Йа жутко привыкла к сдесям, и мне это даже не нравится.

– Почему?
– удивился грызь.

– Потому что не хочется быть овощем, растущим на одном месте. Хочется быть овощем, растущим в разных местах, бхх... Кхм. К тому же мне не в пух хоть немного отрываться от тебя, - Ситрик потёрлась о грызя ушками.

– Ситрён, если что, йа враз забуду слово "тар", - цокнул Макузь, гладя грызуниху, - Потому как тара много, а ты такая одна.

– Ни в коем разе! Всмысле, йа про забуду, а не про то что тара много. Йа совершенно не хочу, чтобы ты отрывался от того, что тебе в пушнину тридцать семь раз. Йа тоже не глухая, если не заметил.

– Гм, - раскинул мыслью Макузь, - Как-то не складываются куски ореха?

Грызи какое-то время посидели, разжёвывая мысли ушами, а сидели они на хвостах и при этом - в сенях ситрячьей избы. За стенкой кто-то цявкал и постоянно повторял слово "песок", вызывая с(оветский)мех, а с кухни несло щавелевыми щами, какие обычно варили без зазрения совести.

– Вот что получается...
– задумчиво цокнула Ситрик.

– Картина?
– подсказал Макузь.

– Да, картина пухом. Так вот, получается что иногда, а это иногда довольно часто, точка попадания в пух становится неопределённой. Или другими словами, возникает непосёвость, - предельно ясно разъяснила грызуниха.

Само собой предельно ясно это было для грызей, потому как они знали, что под "непосёвостью" имеется вслуху противоречие с ПОСом, сиречь понятием о том, что все открытые вопросы следует закрывать. Вообще ПОСъ назывался Понятием о Суммировании, всмысле суммирования факторов. Кпримеру, если возле двора в кустах живёт кабан - это в пух. В целом. Но жирное животное постоянно раскапывает грядки, если прорвётся туда, и объедает поросль деревьев - что мимо пуха. Однако же то же животное оставляет навоз, крайне полезный для огорода, что снова в пух... Так вот ПОС означает, что никакой - точнее, никакейший - грызь не будет одновременно любоваться кабаном в луже, собирать навоз, и при этом негодовать по поводу разрытых грядок. Противоречащие факторы, попав под беличьи уши, вызывают разбрыливание мыслями, и по результату оного производятся действия - либо кабана убирают подальше, либо ставят ещё загородок и не думают, что он резко разлюбит жрать морковь с грядок.

– Нуээ...
– почесал сразу оба уха Макузь, - А что именно ты имела вслуху?

– То, что для двух грызей имеется три хрурности, проще цокнуть, - цокнула проще Ситрик, - Допустим, его лес, её лес и та хрурность, что на двоих - от прибочности. Кло? Возникает непосёвость!

– Возникает, - подумав, согласился грызь.

– И как это убрать?

– Пока не знаю. Но судя по тому что грызи узнают всё больше и больше, когда-нибудь вполне возможно мы будем это знать.

– Это отвлечённо, - хихикнула серенькая, - А йа про нас с тобой, выпушень.