Второй Шанс

— Ах ты, мрак, — заругался Святоша на мирный костерок, — чуть без бороды не остался.

— Не пыли, — сказала я. — Ничего ей не сделается.

Она у него только недавно опять отросла до состояния, достаточного, чтобы ее заплетать. Понятное дело, напарник не был готов так быстро ее лишаться.

Мне захотелось выпить. Я знала, что у Святоши на дне заплечного мешка всегда запрятана плоская фляга с ромом, и твердо вознамерилась вечером к ней приложиться, как только он уснет.

Оставшийся день, проведенный в дороге, не принес ничего, кроме усталости. Я чувствовала себя обессиленной, да и голова кружилась сегодня не раз. Ночевки Святоша спланировал так, чтобы проводить ночи более или менее удобно, и пока что нам удавалось следовать этому плану. На сей раз мы укрылись от ночной тьмы в небольшом срубе, возведенном охотниками на лосей пару лет назад. Эти ребята, приходившие с большого тракта проездом через Семихолмовье, проводили здесь по полгода и бывали обычно довольно добродушными. Мы знали, что они пустят нас переночевать даже в том случае, если кто-то из них еще остался. Что вряд ли.

Возможность поспать целую ночь, не карауля костер вместо блаженного забвения, да еще на лежанке, а не на вбирающем сырость одеяле — о, Синее Небо, да ведь это почти счастье. Стены сруба прекрасно защищали от холода и ветра. Пахло, конечно, не цветами, но это ведь такие мелочи! Поэтому, несмотря на опустошенность и тошнотворную усталость, я приободрилась. Кончался шестой день нашего похода.

Мы растопили нехитрый очаг и сварили суп из парочки зайцев, подстреленных мной незадолго до темноты. Я даже позволила себе помечтать о том, чтобы остаться тут еще на пару дней, пока готовила постели. Басх сидел у очага все с тем же “Аэнсоль Драхт”, отстав, наконец, от довольного этим Святоши. Кажется, его дурное настроение оказалось так же легко излечимо теплом и уютом, как и моя усталость.

— Ну вот, — сказал Святоша, окончив все приготовления ко сну. — Не будет грехом сегодня выспаться. Здесь мы не замерзнем, даже если погаснет очаг. Главное, забраться под шкуры. Кто первый проснется, тот будит остальных — и выступаем.

— Как скажете, — отозвался Басх, отрываясь от книги. — Я правильно понимаю, что мы скоро выйдем из леса и поднимемся выше? Уже завтра?

— Мы поднимемся выше, — кивнул Святоша, — но не выйдем из леса. Аэнна-Лингэ еще растет по всем предгорьям, хоть на картах это и не всегда показывают. Просто становится хвойным и колючим.

— Какой он огромный, — задумчиво сказал Басх. — Я плохо представлял себе здешние места, когда ехал сюда.

— И как вам? — спросила я, забираясь на лежанку с ногами. Как же приятно оказалось избавиться от шубы и сапог!

— Очень необычное впечатление, — ученый поднял на меня миндалевидные эльфийские глаза, в которых отражался теплый свет очага. — Мне еще не случалось бывать в настолько безлюдных местах. Начинаю понимать отшельников, которые выбирают такую жизнь.

— И что же, по-вашему, их привлекает?

— Тишина. В такой тишине начинаешь лучше слышать самого себя.

Сказав это, Басх снова уткнулся в книгу. На его лице так и читалось: “Что-то я разговорился”. Святоша расплел волосы, причесался моим гребнем и, как всегда, быстро уснул. Я, не забыв о своем дневном желании, подобралась к его мешку и запустила туда руки. Фляжку найти оказалось легко. Гладкая на ощупь, она тускло блеснула, когда я извлекла ее на свет.

Откупорив ее, я вдохнула терпкий запах жидкости и сделала несколько обжигающих глотков. Следовало, наверное, что-то проглотить после, но я не стала, наслаждаясь немедленно возникшей в моей голове легкостью и теплом, бегущим по венам. Для того, чтобы расслабиться, мне хватит и пары глотков. Почти весь “сугрев” останется цел. Отпив еще немного, я закрыла ее и сунула обратно в мешок напарника, откинулась на шкуру и закрыла глаза, начиная проваливаться в сон и наконец-то чувствуя свободу от неуемных мыслей. Голос Басха извлек меня из блаженного забвения:

— Простите, Белка, вы еще не спите?

— Нет, — сонно сказала я, разлепляя веки уже с некоторым трудом. – Пока что нет, во всяком случае.

— Нет у вас желания немного побеседовать?

Это что я такое слышу? Сон отступил от полумертвой меня почти вмиг.

— Просто, видите ли, — продолжал Басх, — я столько времени провел с этими книгами, что порядком устал от них. Скоро я вообще забуду, зачем я их читаю.

— А сейчас все еще помните? – спросила я.

— Да.

Я слезла с кровати, всунула ноги обратно в сапоги и уселась напротив него около очага.

— И зачем же?

— Хочу понять, — сказал ученый, закрывая свой “Драхт” и откладывая. – История… она ведь не терпит белых пятен. Всему всегда есть объяснение. У каждого явления есть причина и повод. Но в интересующем меня периоде их… слишком много. Я не понимаю, как это допустили, почему обходят их молчанием… Как будто их… и вовсе… нет.

— А почему вы думаете, что они есть? – поинтересовалась я.

Басх рывком достал из сумки карту. Это была не та, старинная, с секретом, а новая, на который вычерчен был наш маршрут. Она развернулась на полу, и историк почти вонзил палец в то место, где отсутствовали Девять Стражей:

— Ведь Стражи – есть, верно? Тогда почему их нет здесь?

— Не знаю.

— А я – знаю. Потому, что проще забыть о том, в чем не можешь разобраться. Объявить несуществующим то, с чем не можешь справиться. Объявить неважным, несущественным! – Басх ударил по карте ладонью.

— Я думаю, мало кто может этого избежать, — хмыкнула я. – Зачем жизнь-то усложнять?

— А если ваша жизнь — поиск истины? — хмуро спросил ученый. – Если ваш долг – понять, в чем состоит правда? Можете ли вы закрыть глаза на вопросы, на которые трудно ответить?

Оглушенная ромом и горячностью его слов, я рассмеялась:

— Да ведь так поступают все, Басх! Возьмите любого человека, которому приходится принимать какие-то решения. Да в любую городскую ратушу загляните. Они даже не задумываются над тем, что может нарушить их душевный покой. Почему вас это так удивляет?

— А почему вас это не удивляет? Или вы не чувствуете, что это – порочный круг, из которого не вырваться?

От его слов мне снова стало смешно:

— Очень странно, что вы задаете этот вопрос мне, живущей теми лазейками, которые удается найти в законе. Или вы думаете, мы со Святошей подати каждую луну платим исправно? Если бы те, кто сидит там, в ратушах, придирались к каждой мелочи, нас бы не было.

Басх посмотрел на меня с удивлением:

— Но ведь… вы отчасти приносите пользу.

— Конечно, приносим, а то как же? Возим вещи, которые нужны людям, но которые те не смогут позволить себе купить с надбавкой из-за гигантской пошлины или вообще запрета, выставленного потому, что на какой-то попойке один князь изволил кинуть вилкой в другого. Или трахнул его любимую собачку. И, знаете ли, ни один из них не переживал, что не взвесил все “за” и “против”, принимая решение. Но при этом они могут быть вполне себе неплохими правителями, на которых народ вовсе не жалуется. Разве нет? К чему такие метания?

— К тому, что это, в конце концов, неправильно, — ученый начал злиться. – Вы же сами учили историю в Арэль Фир.

— Ну, учила, и что с того? – не стала отпираться я.

— Вы помните Саагир-Наохрем?

— Помню.

— Почему, по-вашему, об этом времени так мало рассказывают? И то – все какие-то предания. Ведь войны с эльфами длились несколько поколений! Почему неизвестно, отчего они прекратились, но вторжения в Тсе Энхэль Асуриат так и не произошло? Связь между ним и остальным миром оборвалась так внезапно, и никто не отвечает, почему.