Второй Шанс
Шрифт:
— Сомневаюсь, — я пожала плечами. — Магическая связь столько не протянет, если только ее не поддерживать, а в нашем случае это невозможно.
— Ты с тех пор колдовать-то не пробовала?
— Один раз всего, когда ты костер развести никак не мог.
— Получилось?
— Да.
— И чего ж ты тогда?..
— А оно мне надо-то?
— Вот и этого ты тоже боишься.
— Да иди ты в пень! Выискался тут добрый предсказатель. Самый умный, что ли?
Святоша устало улыбнулся мне и не стал продолжать. Оставалось лишь разбудить Басха, и можно было сниматься с места.
...Путь наш лежал вверх. Наконец мы покинули пределы Аэнна-Лингэ, выйдя из-под
— Теперь — только наверх, — сказал он, — причем весь оставшийся путь.
Во время полуденного привала Басх внезапно оказался разговорчивее, чем обычно.
— Белка, скажите мне, — начал он. — А вот у вас кто из родителей был эльфом?
Я пожала плечами:
— Без малейшего понятия.
— Как так?
— Очень просто, я — сирота.
— О... Простите.
— Да ничего страшного. Меня это ничуть не задевает. А почему вам вдруг стало интересно?
— Обычный интерес. В некоторых местах такие браки встречаются чаще, чем принято думать.
— Мне не так повезло.
— Просто моя мать была родом из одной общины на востоке Каэрин Бальфа. Ее звали Ваэйлен Иаранн, а община называлась Валх, вы что-нибудь о ней слышали?
— От вас — впервые. Это единственное эльфийское поселение?
— Не думаю. По эту сторону гор осталось довольно много эльфов, а община та, как говорила мама, невелика. Если бы она сейчас была жива, я о многом бы ее спросил... Но — увы.
— Сочувствую вам.
— Если погода и дальше будет так странно себя вести, будешь сочувствовать нам всем, — сумрачно вмешался Святоша. — Неплохо бы дойти до какого-нибудь укрытия к вечеру, хотя здесь мы идем почти наугад, и мне сложно что-то обещать.
— Что, портится? — удивленно спросила я, задирая голову. День был светлый, небо — темно-синее и пока чистое.
— Пока нет, — отозвался напарник. — Но ветер пахнет переменой. Может сегодня, может — завтра, но жди беды. Кроме того, ты, может, и забыла, но сегодня — твоя любимая Осенняя Околица.
— Сауинь — сегодня?!
— Да-да, грызун.
— Ну вот, — у меня резко испортилось настроение.
— А ты что, надеялась в Семихолмовье раньше вернуться?
Я рассердилась и отвернулась от напарника с его совершенно неуместными шутками. Что может быть лучше, чем встречать Ночь Сауинь у подножия пиков Итерскау, где каждая пядь земли настолько полна магией, что та щекочет пятки даже сквозь толстые подошвы? Прелесть-то какая, просто места себе не могу найти от счастья!
— Ой, брось, Белка, ты что, серьезно думаешь, что что-то может случиться именно сегодня только потому, что Околица? Сказки это все!
— А ты поменьше мне напоминай — глядишь, и думать об этом перестану.
— Ладно-ладно. Идем уже, поднимайся.
Восточные отроги были невероятно величественны. Куда тут мирным видам одомашненных Сандермау! Скалы здесь были такие отвесные и неприступные, что даже самая мысль о том, чтобы забраться на них, казалась кощунственной. Тропка, по которой мы шли, была довольно крутая и кое-где позволяла смотреть сверху на весь бескрайний лес, который мы пересекли.
Я пользовалась этим вовсю, постоянно мотая головой и стараясь увидеть как можно больше — настолько невероятными мне казались эти пейзажи. Днем не было слышно никаких песен и флейт, но при этом впечатление по-прежнему создавалось необыкновенное. Каждый в своей жизни хоть раз употреблял выражение “мертвая тишина” — но не думаю, чтобы многие могли бы вообразить тишину живую. Святоша шагал вперед, упорно высматривая пещеру, в которой мы могли бы провести ночь. Меж скал гулял порядочный сквозняк, и поддержание костра при таком подвижном воздухе могло обернуться большими трудностями.Однако еще через некоторое время мы поняли, что с ночлегом проблем не будет: все чаще и чаще по пути стали попадаться гроты, так что скалы казались прямо-таки испещренными ими. Когда солнце начало тонуть в туманных далях, оставленных нами не так давно, мы выбрали одну из пещер — ту, к которой было легче всего добраться от нашей тропы — и принялись устраиваться на ночлег.
— Эх, — сказал Святоша грустно, разделывая дневную добычу для ужина. — Было бы больше времени — я бы тут копчение устроил.
— Что вы имеете в виду? — спросил Басх.
— Ну, вяленого-то мяса мы лишились. Копченое могло бы его заменить.
— Помолчи, а, — попросила я, так как у меня при мысли о копченом окороке сама собой вообразилась кружка имбирного эля и потекли слюнки.
— Чего это “помолчи”? А как будем назад добираться, ты подумала? Нет? Так я и знал.
— Тьфу на тебя, — огрызнулась я. — И так невесело. Под одеяло хочется.
— О, разнылась. Значит, все, как всегда. А то я уж беспокоиться начал.
Погода тем временем отказывалась подыгрывать моему напарнику, оставляя небо ясным и чистым, хотя и темнеющим стремительно. Вечерняя заря дотлела, оставив нам скалы, залитые светом уже слегка схуднувшей Луны, и бездонную пропасть над головой, полную колючими зимними звездами. Я любовалась ими, усевшись у входа в пещеру и упорно пропуская мимо ушей любые попытки Святоши забить их страшными сказками. А в Семихолмовье сейчас половина жителей греют зябнущие руки о глиняные кружки с глоггом или еще какой пряной, горячей прелестью… готовятся слушать традиционные былички, жаться друг к другу, вздрагивая от каждого стука обнажившихся яблонь в туманные, запотевшие окошки... Брр.
Потянуло опять морозным ветром с Ветрил Мира. Я высунула язык и попробовала его на вкус, ничего особенного не почувствовала и решила, поежившись, вернуться в пещеру.
— Слушай, сказитель, — сказала я Святоше, присаживаясь к уютно потрескивающему костру, который тот умело поддерживал, кормя его с рук сухим валежником. Огонь урчал и ласкался к нему, словно рыжий кот. — Давай сменами махнемся.
— Что, совсем сон одолел? — сочувственно спросил тот.
— Есть немного.
— Ну, ложись тогда. Так уж и быть. В плащ получше завернись, сквозит...
— Прошу прощения, — вмешался Басх. Я уже закрыла глаза и приготовилась провалиться в сон, позволяя чужому голосу выгнать из моей головы последние мысли. — А вы уверены, что мы не потеряли тропу?
— С чего бы? — голос Святоши. — Ничуть... Не так уж тут пока с перевалами плохо, чтобы заблудиться.
— Но ведь... — и тут я в последний раз зевнула, не услышав продолжения.
...Кто-то тряс меня за плечо. Не суматошно, пытаясь любой ценой лишить меня драгоценного покоя, а очень осторожно и даже неуверенно. Чувства утверждали, что я проспала хорошо, если час, и до моей смены можно еще вполне неплохо отдохнуть, но тряска не прекращалась.