Второй шанс
Шрифт:
Вслед за Селеной анкеты попросили себе все прочие участники рейда. Я тоже взял, конечно, чтоб не выделяться. И еще я старался всеми силами подавить в себе горечь: вот он, уровень сплоченности команды, который мне удалось создать!.. Полагаю, этот тип горечи знаком каждому политику. Ты многим рискуешь ради людей вокруг тебя, но вдруг что-то происходит, и у этих людей находятся более важные заботы. Я твердо решил не пенять друзьям за их выбор, каким бы он ни был.
Мы вышли из здания
Ужинали внизу за большим столом, а еду подавали сами хозяева заведения — две молодые женщины, Сэльма и Тэрр. Обе были четвертого уровня и жили в игре уже около года. За столом царило оживление. Тэрр — высокая, темнокожая, с крупными чертами — рассказывала, как они получили этот дом:
— Там, наверху, — так она почему-то называла реальный мир, — чтобы отхватить такую крошку, мою кредитную историю разобрали бы по винтику. Нужно было бы собрать миллион бумажек. А здесь бюрократия еще не обросла водорослями, как винт лодки, плывущей по болоту, понимаешь? Все работает быстро и эффективно.
— У вас совершенно замечательный дом! — Селена с восторгом теребила в руках краешек кружевной салфетки. — И вообще весь этот город! Должна сказать, я уже начала отчаиваться, пока мы с друзьями плутали по этим бесконечным лесам.
Я сидел, сжав зубы, и ждал, чтобы хоть кто-то ей возразил. Но беседа вновь пошла о доме, хозяйстве и прочих пустяках. Я вдруг понял, что мне совершенно необходимо побыть одному. Изобразив на лице улыбку, я пробормотал какие-то извинения, после чего буквально выбежал на улицу. Ладно! И черт с ними со всеми! Пусть берут свои сраные воображаемые кредиты, чтобы купить себе сраные воображаемые дома. Мне плевать! Хотят жить внутри детской сказки про драконов? Скатертью дорога! Я все равно найду способ добраться до этих сукиных детей из «Фолькстек». Пусть меня удаляют к чертям собачьим, но я достучусь до этих тварей! Я почувствовал, что в глазах у меня щиплет, и, завидев впереди нескольких прохожих, отвернулся, а потом вообще свернул в какой-то проулок и пошел вперед, глядя себе под ноги.
Минут двадцать я бродил по городу, пока не вышел на набережную. Небольшая, но шустрая речушка пересекала городок. Я оперся о деревянный парапет и глядел на быструю темную воду внизу. Высокая изящная женщина стояла в нескольких шагах от меня и бросала вниз кусочки хлеба. «Рыб что ли кормит?» — подумал я, но потом заметил нескольких крупных лебедей, плывущих против течения и пытающихся вылавливать кусочки хлеба до того, как их унесет течением.
— Никогда не кормила птиц там, — вдруг сказала женщина.
Вроде бы она и не обращалась ко мне, но, поскольку никого больше вокруг не было, невольно получалось, что ко мне.
— А этих мне почему-то жалко, хотя чего их жалеть? — продолжала она. — Они всего лишь пиксели на экранчике. Но когда сам становишься таким, начинаешь смотреть на это обстоятельство несколько иначе. Ах, старое доброе
лицемерие, такими темпами от тебя скоро ничего не останется, и что же тогда с нами будет?— Вы думаете, может стать еще хуже? — мрачно уточнил я.
— О, гораздо хуже! — сказала она, — Не знаю, как насчет вас, но мне, например, изрядно повезло.
Я пожал плечами. Должно быть, в реальности она была смертельно больна или что-то в этом роде. Дама взглянула на меня и лукаво улыбнулась:
— Знаю, что вы подумали, но я имела в виду совсем не это. Я хотела сказать, что здесь, как ни странно, мне есть чем заняться. Мне не скучно! А вот если бы было наоборот, тогда я не знаю, сколько времени я бы выдержала.
— А чем вы занимаетесь?
— Я работаю в университете. Занимаюсь исследованиями, читаю лекции.
— И что такого захватывающего в этой нашей чудесной компьютерной игрушке? — с горечью спросил я.
Она молчала, глядя на лебедей, копошившихся внизу. Хлеб закончился.
— Как вас звали в том мире? — спросила она через минутку.
— Меня так больше не зовут.
— Меня звали Гвендолен Харрис. Я биоинформатик из Франкфорта Кентукки. Но теперь я — Камилла Харрис из университета Нью Нью-Йорка.
Я вздохнул. Удивительно много все-таки я повстречал в игре людей науки!
— Стив. Меня звали Стивен Мерсли.
— Так вот, Стив, если позволите, вы имеете представление о том, как делаются компьютерные игры?
— Ну, наверное, имею общее представление, но деталей не знаю. Я юрист.
— Место, в котором вы сейчас находитесь, не одна из них.
— И что же это тогда?
— Я точно не знаю, что это. Никто точно не знает. Вам доводилось чистить картошку в этой «игре»?
Я уже хотел сказать, что доводилось, и неожиданно вспомнил свое ощущение от того, насколько реалистично запрограммирован этот процесс. Кажется, я начинал понимать, к чему она клонит.
— Настолько подробный мир нельзя просто так взять, спроектировать и сделать. Знаете, как в том старом меме? Это слишком объемная и дорогостоящая работа, чтобы хоть одна компания взялась ее выполнить, да еще и сохраняя все в тайне. Никто никогда не делал цифровых проектов такого грандиозного масштаба. Это не игра. Скорее — гигантский таинственный арт-проект. А мы — часть экспозиции.
Я с удивлением посмотрел на нее.
— Скажите, профессор, — неожиданно спросил я, — вы, наверняка, знаете, кому установлен памятник на главной площади?
Она прищурилась.
— А у вас, однако, интуиция, Стив, — сказала она. — На площади стоит человек, которого видели многие, но лично не знает никто. По одной из версий, он — единоличный создатель этого мира.
— Ерунда. Такой объем работы должна была делать команда из тысяч человек. Как минимум.
Профессор улыбнулась.
— Да. Так все и думали очень долгое время.
— А сейчас что думают? Что игру сделали инопланетяне? Или что она самозародилась из квантового хаоса?
— Сейчас мы думаем, что игра создана нейронной сетью, оживленным мозгом одного-единственного человека. При этом эта сеть не пользовалась известными языками программирования, не рисовала 3Д-модели в редакторах и не фотошопила текстуры. Она создавала архитектуру с нуля. Я ведь правильно понимаю, что вы бы хотели поменять правила игры, Стив?