Вторжение

— Да ты потише маленько, сваток, — умолял Митяй, сразу поотстав от него. — Рыба, она, особливо крупная, спать любит в жару… Вот ее и сонную–то!..

— Возьмем! Какая… встренится!.. Знамо… — цедил Игнат, зайдя по горло и захлебываясь водой. Немного погодя нащупал ногами более твердое место, вышел на отмель и увидел, как сват, пытаясь поравняться с ним, скользит бреднем поверх кувшинок.

— Ну что это такое? Ну как можно? — щунял Игнат, делая громадный круг, и забегал наперед все быстрее. — Бредень–то ниже держи! Ниже! Вся рыба уйдет, понимаешь…

— Я же отстаю, сваток!..

— Куда тебе гнаться? Кол ставь! Во дно его, во дно! — кричал исступленно Игнат, и Митяй понял его, замер на месте, ожидая, пока сват не замкнет своим крылом свободный выход из бредня. Наконец оба крыла почти сомкнулись, и они яростно, не обращая внимания на колючки, потащили бредень на берег.

— Живей! — торопил Игнат.

Когда вытянули бредень на мало–мальски сухое место, Митяй сиганул к самой мотне, где, как ему почудилось, мотала хвостом огромная рыбина. Поскользнулся о жирную склизь бодяги, развалился плашмя, но все же руками дотянулся до мотни, вцепился в нее неистово. Мотня была полна тины, и Митяй, не отпуская рук, стал проворно ощупывать ее пальцами. Ничто не шевелилось. "Ага, притворилась", — смекнул Митяй и полез одной рукой внутрь мотни. Что–то щелкнуло, вроде щука зубами. На миг испугался, разгреб тину, и оттуда, из мотни, неожиданно выпрыгнула крупная лягушка. Словно бы почувствовала, что наконец–то вырвалась на свободу, присела на берегу, раза два осклизло пискнула и выпучила на него изумрудные глаза.

— Поймали кого, папаня? — стрекозой подлетела и, ища глазенками улов, спросила Вера.

— Ай, иди ты! Не суйся в мущинское дело! — осерчал Митяй.

— Да я ж тебе говорил, ниже надо, — укорял Игнат. — Весь улов ушел обратно. По твоей–то вине!..

— Ну чего ты взъелся на меня, сват? — чаще обычного моргая глазами, ответил Митяй. — Поправимо! В наших руках все!..

— Знамо, на второй заход пойдем, — проговорил Игнат и присел на корточки возле бредня, поспешно распутал и выкинул из него всякую нечисть. Потом вдвоем они взялись за шесты, разошлись на берегу в противоположные стороны, натянули бредень и раза два встряхнули его.

Пошли на другой заход. Как назло, и он был не совсем удачным. Хотя на этот раз Митяй строжайше слушался свата, видавшего виды в рыболовецких делах, все равно поймали только трех плотвичек и штук семь ершей. Их Митяй вытащил со своего крыла, прямо из илистого месива. По сему догадливо определил Игнат, как старательно сваток тянул бредень по днищу.

— Гляжу, проводку освоил, теперь рыба пойдет.

— И на кой ляд ты меня потревожил? — упавшим голосом буркнул Митяй.

— Ну, сваток, тебе да и самому себе, понятно, желаю добра, — с подходцем, успокоительно заворковал Игнат. — А и то скажу… Бывало, выйдем в открытое плаванье… Не такие страхи! Море ревет, того и гляди ко дну пойдешь, а терпишь. И привозили. На весь Инкерман свежей скумбрии да кефали.

— Таких рыб в наших заводях отродясь не водилось.

— Зато эти самые заводи линьком полны. Вон глянь! — показал рукой на середину реки Игнат. Действительно там, словно бы выставив напоказ плавники, стаей гуляли лини. Митяй как увидел, так и замер от удивления.

— Вот бы их, а? Да как бы их подцепить?

— Сумеем, конечно. Еще разок гребнем и всех линей вытянем, убежденно проговорил Игнат. — Только условимся: не перечить друг другу и без всяких там жалоб… Лезть так лезть в воду! Я согласен тебя пустить на середку…

— Ежели бы я поперву… А теперь–то уж не знаю, как и быть, сбивчиво промямлил Митяй и поежился от озноба в своих мокрых, плотно облегающих ноги подштанниках.

— Ладно уж, мне не привыкать, — с напускным равнодушием ответил Игнат, хотя внутренне его так и подмывало снова оказаться на самой глубине.

Теперь избрали самый широкий затон, где все время сновали лини. Порешили окружить их бреднем, поджать к самому берегу, в камыш.

Игнат, снова сходя с берега, даже мысленно перекрестился, хотя и не был набожным, прошептал что–то себе под нос и полез в воду.

Шли они по реке вразвалку, заводили бредень не торопясь, словно бы играючи, хотя каждый был крепко убежден в отличнейшем улове. Да и лини вон гуляют на одном месте преспокойно, никого не пугаясь.

— Мы сейчас с тобой, сваток, — заговорил Митяй. — Послушай меня… Я возьму у бабки пяток яичек, и сготовим мы такую рыбную жарянку — одно объедение. Верно, а?

— За этим дело не станет, да боюсь, рыбы будет много. Куда ее девать?

— Гм… Да мы с тобой враз ее сплавим! — загорячился Митяй и сокрушенно добавил: — Вот только ерши да эта самая силява нежелательны…

— Мелкий водоем, от них не избавишься, — поддакнул Игнат. — Вот, читал я, в океанах водится… электрическая игла…

— Что же это за рыба такая? С чем ее едят?

Игнат глубокомысленно помолчал, затрудняясь сам ответить, и продолжал:

— А то в Инкермане у нас… своими глазами видел, как морского кота вытянули… Вот, дьявол, злой, чуть палец не оттяпал. В музей отправили, за хрустящие бумажки. Так–то!

Митяй вздохнул, огорчился, что не приведется им доброй рыбы наловить, по сват выждал минуту, и, когда уже заводь обогнули и рыбе деваться стало некуда, он сказал:

— Теперь ухо держи востро! Все лини наши!

Митяй враз воспрянул духом.

— А как думаешь, Игнат, ежели и мы продадим?

— Кого?

— Ну, рыбу… Вот их, линей. Сколько нам за них дадут?

— Да я и не знаю, в какой теперь цене свежая рыба. Давно не был в Грязях…

В свою очередь Митяй продолжал рассуждать вслух:

— Ежели плотва, то по полтиннику с фунта возьмем. А ежели щука угодит либо жирнющий линь, то и по три целковых. — Митяй крепче зажал в руках шест и продолжал развивать мысль: — А хорошо бы по три целковых! Себе бы портки новые справил, да и ты бы Верочке на платье ситчику взял.

При упоминании о Верочке Игнат пошарил глазами по берегу и облегченно вздохнул. Дочь сидела на берегу с ведром, прикрывшись от предзакатного солнца лопухами.

— Жди, жди, доченька, мы скоро! — негромко прокричал ей Игнат.

— Да. Возьмем по три целковых, — повторил Митяй. — Это как пить дать. Наши–то кооператоры неповоротливы, все гнилой селедкой потчуют. Никто и брать не хочет. А мы им свеженькой подбросим. Так, глядишь, и торговля у них шибче пойдет. Загребай! Загребай свое крыло! — вскрикнул он, увидев, как сват почему–то замешкался.

Оборачиваясь и сводя бредень, Игнат не выдержал, засмеялся:

— Ты знаешь, Митяй, сколько зачерпнули мы рыбы. Говорил я тебе пойдем!.. Ты послухай, как весь бредень вздрагивает, копошится. Пуда три волокем. Ух ты, дьявол! Одна холера вот сию минуту как саданула промеж ног. Чуть не лишила…

— Ну, испужался! Рази можно упускать? Тяни, тяни! — кричал не своим, осипшим от волнения голосом Митяй. — А где же твоя дочь–то?

Игнат глянул на полянку, но Веры там не оказалось. Как на грех, шалунья в эту минуту елозила по кустам ольхи, отважно свисала над самой глубью воды, пытаясь достать желтые кувшинки.