Введение в человечность

– Пропуск предъявите, - сухо, но твердо произнес милиционер.

– Пропуск?
– удивился я.

– Пропуск, пропуск, товарищ.

– Да, сейчас, - я начал лихорадочно соображать, где у меня находится требуемый документ и вдруг с ужасом понял, что никогда у меня пропуска-то и не было. Никто ничего по этому поводу мне не говорил. Так, со Степаном познакомили, он меня в какой-то журнал записал и сказал, что все в порядке, - ой... у меня его нет.

– Где же он? Дома оставили?

– Нет, у меня его вообще нет. Я там, в книге записан.

– В книге? Нет у меня никакой книги. Послушайте, вы посетитель?

– Нет, я работаю здесь, - отвечаю, - давно уже, почти полгода.

– Хорошо, скажите фамилию.

– Московский... Сервелант Николаевич, лаборатория прикладной геномеханики...

– ...младший научный сотрудник, - эти слова, которые я намеревался произнести сам, донеслись из-за моей спины.

Я обернулся. Невзрачный гражданин, до этого равнодушно насвистывавший "Подмосковные вечера" стоял теперь в шаге от меня и укоризненно улыбался. Глаза его при этом оставались абсолютно безучастными.

– Что же вы, Сервелант Николаевич, без документиков на работу ходите, а?

– Дак...
– растерялся я, - мне... это... не говорил никто про пропуск. Записали... в книгу и все.

– И все? Интересненько получается. Полгода тут работаете и ходите просто так, значит, без документиков. А знаете ли вы, что работаете в закрытом учреждении?

– Дак...
– я растерялся еще сильнее, - с меня не спрашивали. И не говорил никто...

– Да, - обернулся невзрачный к милиционеру, - не говорил ему никто! А сам он вчера родился. Надо с этим комендантом разобраться. Ты посмотри - пятого за сегодня отлавливаем! И все из одной лаборатории. А может, и нет такой лаборатории-то, а? Прикладной, говорите, киномеханики? Интересненько! Ладно, пропусти его. Потом разберемся с этими кинематографистами.

Вот, думаю, гад какой! Вылез из пещеры на лыжах, еще и каламбурит.

– Чего окаменели, гражданин Московский, идите. Пять минут как рабочий день начался, - невзрачный снова посвистывал в уголке, говорил милиционер.
– Развели тут, понимаешь, бардак мадам Грицацуевой. Никакой трудовой, понимаешь, дисциплины, пропусков, понимаешь...

До меня еще долго, пока я шел к лестнице, доносились раздраженные милицейские "понимаешь". Откуда эти блюстители взялись? Инициатива Макарыча? Кого ж еще?!

Когда я открыл дверь лаборатории, мне показалось, что все наши вздрогнули и сразу как-то напряглись, но, увидев меня, выдохнули:

– А, это ты? Привет. Как тебе новая система?
– поморщился Саня.

– Да уж, наворотили.

– И я говорю.

Я пригляделся. Наши делали вид, что сосредоточенно заняты каждый своим, однако, никто на не работал. Так, перекладывали из одной стопки в другую бумажки, переставляли пузырьки и пробирки. Как будто все чего-то ждали.

Я прошел к своему столу, уселся на крутящийся табурет и вздохнул:

– Ну что, друзья-товарищи, когда пропуска делать будем?

– Когда скажут, - не оборачиваясь, ответил Николай, - велели ждать.

– Кто велел?

– Угадай до трех раз.

– Новый директор?

– Сейчас! Будет он такой ерундой заниматься. Начальник сектора заходил. Сказал, что позвонят из отдела кадров, велел никуда не выходить, ждать на месте.

– Чем заниматься будем?

– Вы? Не знаю. Я в отпуске с сегодняшнего дня, с приказом уже ознакомлен.

– Николай, наконец, повернулся ко мне.
– Так-то, Сервелант, то ли еще будет.

– В отпуске?

– В отпуске, в отпуске. Но я уже ничему не удивляюсь.

– Макарыч не вызывал?

– Нет. И не вызовет.

– Почему?

– Да потому, что в отпуске я, балда! Неужели не понятно?
– Николай не выдержал, сорвался, но потом успокоился.
– Извини, нервы ни к черту.

Все смотрели на Колю молча и испуганно.

– Ну, чего смотрите? Не знаю я, что делать! Ждите особых распоряжений. А от меня отстаньте!

– Слушай, - говорю, - Николай, прекрати, а? Все и так на взводе. Мы ж с тобой. Чего ты на нас накинулся? Хочешь, всей лабораторией в отпуск уйдем?

– Кто ж вас отпустит? Нет, Змей, я, кажется, понимать начинаю, зачем он это делает, - Николай наконец-то заговорил спокойно, - я ему не по зубам, так он вас вербовать начнет, а когда я из отпуска выйду, мне такую обструкцию устроит, что...

– Что?

– Что мало не покажется, вот что... Ты б, Сервелант, прямо сегодня заявление об уходе написал. Нехорошее у меня предчувствие. Сожрет он тебя, как ломтик колбасы. Прости за каламбур.

– Коля, - заговорил Саша, - ну что ты несешь? Ну кто нас завербует? Макарыч? Хрен на него! Неужели ты думаешь, что мы тебя предадим?

Николай грустно улыбнулся:

– Не думаю, Саня, не думаю... Знаю.

– Чего?

– Знаю, говорю, что предадите! Не по своей, разумеется, воле. Ты ж не ребенок, Саш! Понимаешь, что у каждого слабое место есть. Вот он по этому месту-то...

– Ну, какое у меня слабое место?

– У тебя? Аленка, а у Аленки - ты. Личные отношения на работе не приветствуются. Сервелант тот вообще - колбаса бывшая. Макарыч если не знает, то догадывается. Одна Наталья у нас неуязвимая. Правда, Наташ?
– Николай неожиданно рассмеялся и подмигнул Наталье.

Та опустила глаза и покраснела. Не знаю, чем бы закончился этот тяжелый разговор, но тут неожиданно зазвонил телефон. Я взял трубку. Все напряглись.

– Меня к директору вызывают, - обалдев, пояснил я.

– Тебя?
– похоже, никто не поверил. Не верил я и сам.

До тех пор, пока не оказался в кабинете на красной ковровой дорожке, уходящей под широкий дубовый стол, за которым еще три дня назад сидел всеми нами любимый старенький академик, а теперь мне навстречу поднялся тот, кого я, впервые увидев, окрестил Дедом Морозом. Сейчас сходство с добрым сказочным волшебником улетучилось полностью. Кого же он мне напоминает? Вспомнил!

Глава тринадцатая, раскрывающая гнусно-гениальные намерения Льва Макаровича Тычкова, которые ставят Сервеланта перед нелегким выбором

И как было не вспомнить?! Ты, Леша, смотрел, надеюсь "Человека-амфибию"? Помнишь там отвратительного такого персонажа - дона Педро, который мучил бедную Гутиеру - кажется, так ее звали, - и всячески досаждал Ихтиандру, которого заставлял рыбу ловить? Нет, вру, не рыбу! Жемчуг ему со дна вытаскивать. Рыбу-то любой дурак поймать сподобится.