Введение в человечность

– Похоже, что все. Увяли розы, не успев засохнуть.

– О, да ты у нас поэт! Ты перед Машкой повыпендривайся, она девка романтическая...

– Как скажете, папаша.

– Ох и нудный ты, Сервелант Николаевич. Выше нос, копченый!

Дверь открыла Маринка, только-только вернувшаяся с дедовой дачи.

– Ура! Змей пришел!
– девочка тотчас повисла у меня на шее.

В прихожую вышли Таня с подругой...

И вот тут-то, Леша, я чуть дара речи не лишился. Маринка все еще болталась у меня на шее, а я уже начал лепетать что-то нелепое и несуразное, заикаясь и глупо, должно быть, улыбаясь. Хорошо, что в зеркало себя не видел.

– Здравствуй, Сервелант. Знакомься - Мария, моя подруга, - Татьяна выдержала хороший тон, который я тут же нарушил.

– А... Сервелант... Да. Здравствуйте... э-э-э... Мария, сколько лет, сколько зим! Рад... Приятно удивлен... э-э-э... давно мечтал с вами познакомиться... то есть... встретиться... то есть...

– Вы что, знакомы?
– Татьяна с Николаем уставились на Марию, но та только удивленно подняла брови.

– Нет... то есть... да, - волнение охватывало меня все сильнее, - в общем... почти... как бы вам сказать-то... Мы виделись на дне рождения...

– Чьем?

– Моем...

Тут все удивленно уставились уже на меня. Я аж совсем засмущался. И даже покраснел...

Вот так, Леша, нежданно-негаданно, вопреки собственному неверию, я и встретился с Марией Станиславовной. Помнишь, я тебе рассказывал про женщину с эротичными руками, товароведа из гастронома? Она, эта богиня, эта нимфа стеклянных витрин, красивая до безобразия и обольстительная до одурения, стояла передо мною в прихожей Татьяниной квартиры. С судьбой, Лешенька, можешь в прятки играть, можешь в жмурки, все равно никуда ты от нее не денешься. Раньше или позже, но исполнится то, что на роду у тебя написано. И если ты человек достойный, обязательно фортуна тебе улыбнется, поверь мне, выдержанной колбасе. Колбасе, умудренной жизненным опытом. Но коль решил ты подобно глупой кошке гадить на придверные коврики в парадной, жди, что и на твой коврик кто-нибудь... И это в лучшем случае. Обязательно такое случится, не сомневайся даже.

Естественно, Мария Станиславовна меня не узнала. А когда я про день рождения сказал, так и вовсе как на психа посмотрела.

– Вы, - говорит, - Сервелант, меня ни с кем не путаете?

А с кем я могу собственную мечту, Леша, перепутать? Но не скажешь ведь так сразу, прямо в лоб, что я тогда, когда встретил ее впервые, еще колбасою был. Зачем сразу о себе дурное мнение складывать у симпатичных и, главное, приятных глазу и душе окружающих?

– Возможно, - отвечаю, - хотя... вряд ли. Уж больно ваша внешность запоминающаяся.

– Да, - в наш диалог, спасая мое положение, осторожно вмешалась Татьяна, - Машенька у нас красавица. Ее спутать с кем-либо трудно... Ну что, мужики, так и будете в прихожей стоять?

Николай встрепенулся:

– Действительно, чего мы тут встали? Танюш, у нас на ужин что?

– А на ужин у нас курочка. С брусничкой.

– М-м-м, Сервелант, ты как?

– С брусничкой?
– делаю вид, что переспрашиваю, а у самого уже слюни ниже подбородка.
– С брусничкой - это восхитительно!

Ужин и впрямь удался на славу. Всю жизнь, Леша, завидую людям, которые готовить умеют. Моих-то кулинарных способностей больше, чем на яичницу-глазунью не хватало. Но это ведь не самая большая беда в жизни, правда?

– Сервелант, - говорит Мария и на меня заинтересованно смотрит, - имя у вас интересное. Я раньше такого не слышала. Вы русский?

– Да вроде того, - отвечаю, - по паспорту. А на самом деле - поди его разбери. У меня знакомая семья есть: он - еврей, она - татарка, а дети - русские. Русские - это ведь не национальность, а к ней прилагательное, как сказал кто-то из известных. Не помню, к сожалению.

Все рассмеялись, обстановка сразу разрядилась. Облачко настороженности, висевшее в воздухе между мною и Марией, сразу же бесследно испарилась.

– Как вас уменьшительно-ласкательно зовут? А то Сервелант - уж очень официально.

– Не знаю про уменьшительность и ласкательность, - пожал я плечами, - а с детства еще Большим Змеем называют, или просто Змеем. От того, наверное, что на индейца похож.

– Похож, Змей, похож, - хохотнул Николай.
– Натуральный Чингачгук!

– А мне можно вас так называть?
– спрашивает Мария.

– Конечно, - отвечаю, - буду рад.

– А меня Машей зовите, хорошо?

– Хорошо, Маша... А вы замужем?

Николай посмотрел на меня с укоризной, потом повернулся к Маше.

– Точно, индеец. Ты, Мария, на него не обижайся. Он у нас такой. Прямой, как та стрела.

А она, смотрю, и не обижается. Сидит и лишь трясется в смехе беззвучном.

– Н-н-нет... Я и н-н-не обижаюсь... Змей, я не замужем. Не берет никто. Один взял как-то, так и тот сбежал. Аж через полгода.

– А чего так?

– Ничего. Элементарно не сошлись характерами. А вы, Сервелант, всегда такой открытый с малознакомыми?

– То есть?
– не понял я вопроса.

– Ну, всегда так прямо в лоб спрашиваете?

– А что тут такого?

– Не знаю, ничего в общем-то. Просто непривычно как-то. Обычно все наводящие вопросы задают, ходят вокруг да около, считают, что нормы приличия соблюдать следует в любом случае. А вам, похоже, все эти нормы до лампочки.

– Это да, - отвечаю, - до лампочки. Не все конечно... Маш, вы знаете, я не хочу казаться умнее, чем есть на самом деле, культурнее, образованнее. Я такой, как есть, нравится вам это или нет. Я ж не заставляю с собой общаться. Колхоз - дело добровольное, как говорил Феликс Эдмундович, перезаряжая маузер. А то, что вы мне нравитесь, это разве плохо? Мое дело, в конце концов.

Маша снова засмеялась.

– И меня, значит, не спросите?

– О чем? О том, можете ли вы мне нравится без вашего разрешения?

– Ну, хотя бы...

– А чего спрашивать? Разве этот ваш вопрос что-то изменит? Ответите, что нельзя, так я тайно о вас, Маша, думать буду. Сколько бы вы не сопротивлялись.

Николай с Татьяной весело наблюдали за нашим диалогом. Наконец, Таня не выдержала:

– Ребят, ну хватит! Давайте-ка лучше вина выпьем. У нас там с нового года бутылка муската заначена... Никола, неси. И фужеры захвати...

Вино было чудо как хорошо, Леша! Или просто компания замечательная подобралась. Или я... влюбился? Влюбился! С первого взгляда, помнишь же. И со второго - сейчас - любовь моя к этой женщине, замечательной во всех отношениях, только крепла с каждой минутой. С каждым мгновением. Да...

Но Маринка, сидевшая весь вечер, как на иголках, не выдержала. Когда я поднялся с табурета всего лишь размять суставы, тут же схватила меня за руку и утащила к себе в комнату. Кормить рыбок.

– Ну, наконец-то они от тебя отвязались, - произнесла девочка, когда за нами закрылась дверь.
– Вы, взрослые, как только соберетесь вместе, о детях сразу забываете. Вот объясни мне, почему?