Введение в человечность

– Не по телефону, ладно? Может, вечерком ко мне заглянешь?

– Может и загляну. А надо?

– Надо, Николай.

– Тогда без вопросов. Ну что, до вечера?

– До вечера, - я положил трубку на аппарат.

Сегодня было уже не до работы. Однако надо ж чем-то себя занять? Из института до конца рабочего дня теперь не выйдешь - церберы не выпустят. А лишние проблемы не нужны. Что ж сделать-то такого полезного?

В лабораторию вошла Наталья. Она уселась напротив меня и, положив подбородок на руки, уставилась мне в глаза.

– Не кажется ли тебе, дорогой, что назрела необходимость поговорить?

– О чем?
– честно говоря, я не понимал, в чем это назрела необходимость. Хоть убей, не понимал.

– А тебе Татьяна ничего не рассказывала?

– Рассказывала. Ну и что?

– Ты, наверное, теперь меня совсем не уважаешь? Но, понимаешь...

– Понимаю, - оборвал я Наталью.
– Незачем себя в чем-то винить. Во-первых, что сделано - то сделано. Во-вторых, любовь. Что ж, и это понимаю. Тут мы над собою не властны. В-третьих...

Я замолчал. А что, собственно, в-третьих? Разве первого со вторым мало? Не комплекс, ведь, N 2 с изюмом компотом. А, что там!

– В общем, не о чем нам с тобою говорить, Наталья. Я тебя винить не имею морального права. И не виню. Понимаю. Ты-то что теперь собираешься делать со всем этим?

– Не знаю, Змей, - Наташа потерла переносицу указательным пальцем, - в такое дерьмо окунулась, что теперь даже не представляю, как жить... Дура, одним словом, набитая. Кто ж знал, что он обратно сюда припрется... Какая, к черту, любовь?! Ты на меня, правда, не обижаешься?

– Да ладно, перестань. Оба мы хороши. Николая жалко. Тычков сказал, что его... А, ну да, я ж говорил. Вот, мля, ситуация... Слушай, Наташка, - меня вдруг осенила интересная мысль, - а у тебя ростовского адреса родителей Сайгака не осталось?

– Нет, а зачем тебе?
– Наташа взглянула на меня удивленно.

– Да так, идейка.

– Шантажнуть хочешь? Нет, Большой Змей, дохлый номер. Ты с этим делом даже к Тычкову не суйся. У него сам министр в тылах. Лева мне еще по телефону говорил, что с его сынком подружился, в доме у них ужинает раз в неделю. Так что лучше... Не надо, в общем, с огнем играть. Сожрут и фамилии не спросят... Это система, Сервелант, а против системы... Понимаешь, короче.

Интересно, думаю, она говорит. Систему какую-то выдумала... Надо запомнить, вдруг пригодится когда-нибудь, а сам отвечаю:

– Ты права, против системы с ломом не попрешь. Придется, видимо, смириться. Как ты думаешь, Николай меня поймет, если я его место займу?

– Поймет. Он человек далеко не глупый. Ты только поговори с ним предварительно. И Саши остерегайся. Слышал, как он твое известие принял?

– С Колей поговорю. А Саня... Кстати, а где они с Аленкой?

– Так сказали ж тебе. Родители Аленины приезжают, встретить надо.

– Рискуют.

– А что делать? Сейчас все рискуют. Без риска, Сервелант, жить скучно. Тебе ль этого не знать, Змей? Или ты уже не индеец?!

Я не ответил, и разговор наш прекратился сам собою. Еле досидев до конца рабочего дня, я вырвался из склепа, которым мне чудилась теперь родная лаборатория и, быстро сбежав по центральной лестнице, оказался в вестибюле перед вертушкой. Невзрачного не было. Милиционер запивал бутерброд с колбасой чаем, налитым в граненый стакан. Меня чуть не стошнило.

Да, я совсем забыл тебе сказать, Леша, что колбасу есть до сих пор не могу. Боже упаси, не вегетарианец я нисколечко, но ведь вы, люди, тоже себе подобными не питаетесь. Выродков всяких, каннибалов, поминать не будем - сам знаешь, в семье не без урода.

На милиционере остановились? Ага. Подмигнул он мне и улыбнулся, вспомнил.

– До свидания, - говорит, - Сервелант Николаевич.

– Всего доброго, - отвечаю. И на улицу.

Дорогу перешел, собрался сворачивать к дому своему, тут меня сзади за локоток кто-то - хвать.

– Испугался?!

– Н-ну, Коля, елки палки, - узнал я папашу по голосу, - ты в своем уме?

– Прости. Так, настроение хорошее.

– С чего оно у тебя хорошее-то?

– Да ни с чего. Просто. Отпуск, Змей, штука замечательная. Слушай, а пойдем-ка по кружечке пивка дернем, а? Я тут забегаловку рядышком знаю, когда здесь жил - постоянным клиентом считался. Каждые две недели захаживал - после аванса и в получку. Там вобла и лещ всегда. Пойдем!

– А чего не пойти, коль угощаешь? Пойдем.

По дороге я пересказал Николаю наш утренний разговор с Тычковым. Он, слушая меня, сопел задумчиво, откашливался, а когда я рассказ закончил, вдруг рассмеялся.

– Так это ж здорово, Змей! Я и не ожидал такого крена в нужную сторону. Соглашайся, даже не вздумай отказываться! Мы его с поличным возьмем.

– Нет, - отвечаю, - Коля. Не взять нам его с поличным. У него сам министр в тылах.

– А ты откуда знаешь?

– Наташка сказала. Она, похоже, сама в трансе. Боится. Говорит, что против системы не пойдешь. А Макарыч теперь в системе. Понимаешь, о чем я?

– Да брось ты, Сервелант! Он в такой же системе, как и мы с тобой. В обычной заднице он, только сам пока этого не видит. Министр, елки зеленые! Тоже мне, шишка. Если б он под КГБ сидел - другое дело. А наш министр - тьфу. Завтра на его место другой сядет, и останется наш Сайгак-переросток не за дубовым столом, а по ним. За меня не переживай. Даже если и не получится ничего... Двушка есть?

– Сейчас гляну, - я выгреб из кармана горсть мелочи, - ага, даже две. Держи обе.

– Домой звякну, подождешь?

– Звони.

Я достал сигарету и хотел закурить. Черт, спички в халате забыл. Пока прикуривал у прохожего, Николай вышел из телефонной будки.

– Слушай, дружище, поехали к нам? В пивнуху всегда успеем сходить. Танька говорит, что подруга ее зашла. Она вас с ней давно хотела познакомить. Есть желание?

– Что за подруга?
– спрашиваю.

– Поехали, - а сам меня уже за рукав к остановке тянет, - увидишь. Тебе понравится. Ты ж у нас теперь одинокий? С Наташкой-то, как я понимаю, все?