Вверх тормашками в наоборот-3

– Тебе не противно? – глухо спрашивает Геллан. И Росса понимает: этот вопрос не к ней, битой жизнью женщине, что повидала на своём веку всякого.

Дара останавливается. Пальцы замирают на миг. Затем девчонка уверенным движением втирает мазь и, переместившись, заглядывает Геллану в глаза.

– Нет, – отвечает прямо. Правильная тактика. Такие вещи лучше говорить в лицо, чтобы не оставалось недомолвок, чтобы читались все эмоции. – Они очень нежные и слабые сейчас, наверное. И они большие, Геллан. Я жалею, что мы раньше не заставили тебя сделать это. Просто ужас. Как ты терпел? Как терпели твои крылья?

– Они – часть меня, ты же знаешь.

Кажется, кто-то смущается. Вечер откровений – не иначе.

– Тебе не холодно? – беспокоится Небесная. Очень хорошо, что она хлопочет и отвлекает. Под их разговор лучше всего работается. Пальцы знают своё дело. Росса закрыла глаза, чтобы лучше почувствовать внутри себя строение крыла, увидеть, как в нём пульсирует жизнь, течёт кровь, завязываются в узлы нервы.

Открыв глаза, замечает, как притихли люди у костра. Ловит вопросительный взгляд Дары.

– Не всё так плохо, – улыбается ободряюще и не находит сил сказать, что вряд ли крыло когда-нибудь восстановится полностью. Лучше промолчать. Убить надежду легко, поэтому пусть уж лучше будет ожидание, чем жестокий приговор.

Глава 29 Приближение часа Икс

Дара

Переполох с Геллановыми крыльями знатный получился. До глубокой ночи одежду перешивали, ещё раз полировали потрескавшуюся и израненную кожу всякими мазями. Странные крылья, как у летучих мышей. Огромные, как оказалось. Как он их прятал всё это время – удивительно.

Я кляла себя за безразличие. Привыкла, что он их прячет, не обращала внимания, забыла даже. Будто их и не существовало вовсе. И если бы не Барк, ещё неизвестно, чем бы всё закончилось.

Такой огромный путь и такие неудобства. А он молчал и терпел. Геллан – одним словом. Только он мог, заботясь обо всех, забывать о себе и не выпячивать собственные проблемы. Да и мы хороши.

Я сразу поняла, что Росса недоговаривает. По напряжению в голосе, по слишком бодрой улыбке. Улучшила момент, чтобы прижать её. Ночью, когда все спать отправились.

Прокралась к угасающему костру. Росса сидела, скрючившись. Кинула на меня усталый взгляд.

– Всё так плохо? – спросила без предисловий.

Лендра помедлила, перед тем как ответить.

– Не всё. В любом случае я подправлю, что можно. Если уж он решился, надо довести дело до конца. Ему нет нужды больше так страдать. Крылья даны не для того, чтобы их прятать.

– Крылья даны, чтобы летать, – прошептала я, протягивая руки к тлеющим углям.

– Или балансировать, – возразила Росса и ушла в себя. Что она видела там, в собственной глубине?

– Что не так?

Она оторвала невидящий взгляд от костра и заглянула мне в лицо.

– У него перебит сустав. Всё остальное поправится. А это…

Лендра неловко пожала плечами. Я наморщила лоб, пытаясь понять.

– Сустав?.. Сгибать, разгибать, да? – Росса кивнула. – Без этого нет возможности летать? А мы ведь даже не знаем, для чего даны ему крылья. Летал ли он когда-нибудь? Знаешь, у нас, там, откуда я пришла, такое исправляют.

Ух, как она оживилась! Как вцепилась жадно, словно могла вытрясти из меня неизвестные данные насильно.

– Вряд ли я смогу быть полезной, – поспешила её разочаровать, – в моём мире нет магии, зато есть технологии, которые здесь не существуют. Это не лечится, но исправляется. Делают искусственный сустав, протез. Из металла, сплавы какие-то специальные, – я даже вспотела, пытаясь вспомнить и объяснить, но Росса уже не слушала. Улыбалась и жмурила глаза, а затем щёлкнула пальцами.

– Интересно! И, кажется, я знаю, кто нам сможет помочь!

И всё, захлопнула рот, как ловушку. На все мои расспросы талдычила только: «узнаешь», «посмотришь», «что зря воздух колыхать». Бессердечная ведьма. Разве так поступают? Я ей – секреты своей родины, а она мне – фиг с маслом под нос.

– Хватит шуметь, – я вздрогнула, услышав голос Геллана. Интересно, он много слышал из нашей болтовни?.. – Спать пора давно. Дара. Росса.

Он командовал. Ровно и почти холодно. Крылья трепыхались за спиной, прикрытые мягким одеялом. По лицу ничего не прочесть. Я знала, но всё равно вглядывалась. Как тяжело находиться рядом с человеком, который похож на робота и вечно себя контролирует.

Решила не забивать себе голову. Какая уже разница? Когда ничего изменить нельзя, нужно принимать факт, успокаиваться и идти дальше. Спать, например. Завтра с рассветом никто не спросит, почему я не выспалась и не хочу ли ещё часок поваляться. Поднимут безжалостно и придётся сонной курицей плестись за всеми, стараясь не выпасть из седла.

* * *

В Зеосской магии я полный ноль. Все сплошь одарённые, в том числе и я, как оказалось. Правда, все мои всплески дара, силы, энергии – эти явления называли здесь по-разному – никакой логике не поддавались. То густо, то пусто.

Иранна с настойчивостью носорога заставляла нас с Милой заниматься. Муйба, что с неё возьмёшь. Я не возмущалась и не перечила, тем более, что полк учеников и учителей неожиданно резко вырос.

Вначале к нам присоединился Йалис. Прислушивался внимательно, вздыхал: его любопытство и любознательность били фонтаном и, странное дело, своей детской непосредственностью и чистым разумом мшист заражал, как вирус. Как-то совестно стало отлынивать, хотя я в душе считала себя тупицей и бездарью и с тоской думала о том, что зря они распыляются, тратят на меня время и силы.

Потом появился Гай – и стало совсем весело. Поначалу с мелким кровочмаком возился Айболит, затем они всё чаще начали примыкать к нам.

Четыре ученика с разной степенью внимательности слушали всех, кто желал поделиться сакральными знаниями.

Иранна была вне конкуренции как учитель. Айболит больше показывал, чем объяснял – доходчивый и коварный практик, от которого нельзя спрятаться или прикинуться валенком: он чувствовал малейшую ложь или фальшь, от него нельзя было скрыть неусвоенное.

Внезапно присоединилась к нам Офа – плавно, медлительно рассказывала о тайнах тверди. Она долго сторонилась Айбина, что спас её однажды от Жерели, постоянно старалась раствориться, стать менее заметной.

Стыдно сказать, но временами я забывала об её существовании. Тонкая зелёная веточка, плохо переносящая морозы. Она как будто впала в летаргию: вела себя заморожено, часто отлёживалась в фургоне.

– Токи тверди замедлились, – пояснил Геллан, когда я поинтересовалась, почему Офа такая инертная. – Деревуны очень чутко это чувствуют. Зима, Дара, для растительного мира – время сна. А деревуны – люди-растения. Она не страдает, просто замирает на время, замедляется.