Выбор

— Ладно, я не хочу обсуждать эту тему.

— Что тоже, Эмма? Ты не можешь произнести вслух, что я могу заняться с кем-то сексом?

В её глазах вспыхивает непонятный огонёк, а в воздухе повисает неловкость.

— Это твоё личное право, — отрезает она.

— Да, а почему нет? — продолжаю я, хотя в действительности лучше закрыть и не поднимать данную тему, но что-то внутри не позволяет языку остановиться. — Тебя это задевает?

— Ты хочешь ругаться со мной?

— Нет… — бросаю, но тут же меняю мнение: — Да даже если хочу, я хочу знать: тебя это задевает и ты решила мстить таким образом?

— Я не мщу, я имею право на счастье, как и ты на секс с кем-то.

— У нас большая разница!

— Какая может быть разница?

— Я пересплю и забуду, а ты состоишь в отношениях.

— И что? Я должна искать развлечение? Меня не может любить кто-то другой, они должны только раздвигать мои ноги?

Слова уже подступают к горлу, но я отрезаю всякие пути к выходу. Ни за что не буду говорить кому-то о любви, если буду знать, что это ничего не поменяет. Она хотела свободы, хотела, чтобы никто не вмешивался в её жизнь, и я соглашался на это, предоставляя ей столько времени, сколько необходимо. Но всё зашло не туда. Совершенно не в ту степь. Я мысленно возвращаюсь в утро и вспоминаю умиротворение в её улыбке и глазах, когда она смотрит на этого парня. Я упустил этот момент. Возможно, она поступает правильно, и нам нужно что-то новое. Мы должны жить дальше, даже если с разными людьми.

— Я должен идти, — сообщаю я, поднимаясь со стула, из-за чего лицо Эммы вспыхивает огнём.

Она торопится за мной, грузно вышагивая следом.

— Ты начал это сейчас и решил уйти на середине!? — оскорблено шепчет она, буквально дыша мне в спину.

— Я ничего не начинал, я хотел услышать от тебя, а не додумывать. Ты могла сказать да или нет, чтобы мы не поднимали прошлое.

— Мы не поднимали прошлое! Ты считаешь, что меня никто не может любить, думаешь, что со мной можно только искать временную утеху! Это нечестно!

— Я этого не говорил. Это твоё мнение о себе.

Сую ноги в кроссовки и открываю дверь, смотря на Эмму через плечо.

— Мы улетаем в субботу на неделю, ты уверена, что ничего не нужно?

— Ничего не нужно, Эйден, — слишком сухо заявляет она. — Удачной игры.

— Я забронировал два билета на четверг. Буду рад, если ты придёшь.

— Саре не нужен билет.

— Тебе и Робу. Я предложил утром.

А лучше бы молчал.

— Не обещаю, что смогу.

Я ничего не говорю, только киваю. Не лучшее решение говорить своей бывшей девушке о том, не совсем рад её нынешнему парню и тому, что он находится вблизи моей дочери, каким хорошим бы не был. Хочется вернуться в утро и забрать слова обратно, но ради счастья Эммы, я готов мириться со многим, она как никто иной его заслуживает, даже если не со мной. Возможно, кто-то будет придерживаться мнения, что это самое лёгкое решение. Черта с два. Намного сложнее отступить. Все думают и сопереживают тем, кого бросают, но никто и никогда не задумывается о тех, кто должен оставить. И в данном случае, второму тяжелее. Я переступаю через себя и вырываю сердце ради того, чтобы видеть её улыбку, даже если эта улыбка предназначена и появилась не благодаря мне.

Глава 44

— Эмма родила, — это первое, что я говорю, как только мама принимает видео вызов.

Телефон в её руках пошатывается, и на экране мелькают быстрые смены ракурсов, наконец-то, останавливаясь на одном: вытянутом лице папы.

— Что ты только что сказал?

Чертовски плохо и просто отвратительно, что я молчал об этом. О беременности Эммы знала только мама, и я совершенно не понимаю, по какой причине не говорил об этом остальным. В голове был такой сыр-бор, что я не сообщил о самом главном. И вообще, последние полгода просто ушёл в хоккей всем, чем только можно, не говоря даже о нём. Возможно, лишь за наше резкое прерывание отношений, я стал тем, кто добился желаемого. Это было отличным и единственным отвлечением от всего внешнего мира, заострив все силы и внимание на получении хотя бы чего-то.

— Джаред, отдай телефон! — ворчит мама, пытаясь вырвать у него мобильник, но ему ничто не стоит поднять руку выше и смыть её шансы на получении желаемого.

— Повтори, черт возьми, — рявкает отец. — Я жду хоть какое-нибудь объяснение.

— Ты и так всё понял, — выдыхаю я. — Это мой ребёнок.

Клянусь, такой ярости в его глазах никогда не наблюдал. Было другое: раздражение, негодование, но мне удалось достигнуть высшей точки и превзойти Мэйса. Стереть скрытый слой и сорвать джекпот. Сейчас он легко может забрать назад слова о том, что со мной никогда не было проблем, и я не стану ему препятствовать, потому что признаю его правоту.

— Ты нахрен шутишь!?

— Нет, — спокойно говорю я.

— Ты помнишь, о чём я говорил? О чём ты думал? Твои мозги вывалились по пути к аэропорту?

— Не отчитывай меня, ты не знаешь, что было.

— Да нихрена не было, но ребёнок появился!

Что-то с грохотом падает, и это вынуждает маму повысить голос.

— Картер!

— И ты тоже молчала, — игнорируя её, отец продолжает раздражаться ещё больше, из-за чего телефон болтается из стороны в сторону в его руках, словно вот-вот влетит в стену. — Мать вашу, молчала о том, что у него залетевшая девчонка!

Отлично, ещё я ссорю родителей. Вот к чему приехал.

— Ты ничего не изменишь, — говорю я.

— Конечно, нет! — рычит отец. — Ты мне объяснишь, какого черта решил молчать; какого черта говоришь об этом только тогда, когда она родила; какого черта ты вообще творишь!

— Я не буду обсуждать, как это получилось. Прими это, потому что ничего не изменить, у меня и без того голова идёт кругом.

Вероятно, мама пользуется удивлением отца, который пялится на меня через экран, как на невменяемого. Она вырывает телефон из его рук, и я наконец-то вижу весь спектр эмоций на её лице.

— Почему так рано? Ещё месяц.

— Пришли плохие анализы и… пришлось. Я сам не знаю, меня не было. Я был на игре, когда позвонил Алестер.

— Я просто нахрен тебя убью! — гневно за кадром фыркает отец. — Твой брат ещё не стал отцом, зато ты лишился мозгов.

Это по щелчку пальцев заводит и поднимает ярость, которая успела скопиться внутри. Его лицо вовремя появляется на экране.

— И что, я теперь должен ждать, когда Мэйс обзаведётся внуками, чтобы просить разрешение на отцовство? Меня бесит, как ты реагируешь на это. При чём тут Мэйс? Вы можете наклеить друг другу звезду на лоб, если для тебя он настолько важен, что сейчас ты решил вывалить дерьмо собачье, а не помочь. Если ты не слышал, Эмма родила раньше срока, и сейчас моя дочь лежит под гребаной капельницей в реанимации, пока ты тут выплескиваешь всё дерьмо!

Впервые в жизни я разговариваю с отцом в подобном тоне, но не могу иначе. Он вправе злиться, но сейчас я растерян и единственное, что хочу — поддержки, потому что эти несколько дней сводят меня с ума. Я на грани, особенно в те минуты, когда могу их видеть и понимать, что ничего не могу сделать. Я абсолютно бессилен. Слова сами льются, как бы не старался заткнуть рот.

Мой голос оседает и становится хриплым.

— Я чувствую себя хреново, потому что ничего не могу сделать. Да, я не сказал, потому что для этого тоже есть причина: мы не вместе, но будем воспитывать нашу дочь. Это я не хотел, чтобы она делала аборт. Извини, если тебя это расстраивает или бесит, но мне плевать. Нравится тебе это или нет, у меня есть ребёнок. Прости, что не пускаю салюты, объявляя об этом. У нас были проблемы, из-за которых мы разошлись, и мы не собираемся сходиться ради ребёнка. Всё остаётся так, как есть. Если хочешь продолжать, то ради Бога, вываливай дерьмо дальше. Я справлюсь сам.

В горле пересыхает, и впервые в жизни чувствую, как жжёт глаза. Становится паршиво, как никогда раньше, но я стойко держу оставшиеся эмоции внутри, чтобы не расклеиться окончательно. Это ничем не поможет, вероятней всего, мне станет стыдно за самого себя. Я всегда держал маму в курсе того, что сообщала Эмма, но закрылся настолько, что даже не соизволил рассказать данную новость остальным. Они могут ополчиться на меня все разом, но даже это не заставит выдать всё произошедшее. Это моя жизнь, и никто не будет в ней третьим лицом. Мама тоже не стала тем человеком, который обо всём в курсе. Она знала только о беременности Эммы.