Выбраковка

– Но работает ведь, – напомнил Гусев.

– Лучше бы не работало. Между прочим, как ты сам-то куришь теперь?

– Я не про табак. Я… Сами знаете, про что.

– Гадюка, – вздохнул пожилой. – Откуда в тебе столько яда?

– Оттуда же, откуда у старого козла манера воровать файлы двадцатилетнего сопляка, – парировал Гусев. – А потом выдать их за докладную записку секретного департамента стратегических исследований… Когда сопляку уже тридцать, и он обо всем забыл!

– Но сопляком все равно остался. Вырасти хоть немножко, Павел, – сказал пожилой. – Очень тебя прошу. Сил нет любить такое чудовище. Выбраковщик…

Он протиснулся между Гусевым и высоким надгробием, с трудом пропихнул себя через калитку и зашагал прочь.

– До свидания, – бросил Гусев ему вслед. Не хотел, но подумал, что так будет лучше. Пусть его по-прежнему считают умным и расчетливым, готовым договариваться и слушаться голоса разума.

Пожилой, не оборачиваясь, махнул рукой. Гусев отвернулся к могиле.

Никаких крестиков и цветочков, никаких слащавых прощальных надписей, вообще ничего лишнего. Два портрета. Мужчина средних лет и мальчик. Даты рождения. Имена.

Леонид Лебедев и Павел Лебедев.

И дата смерти – одна.

Гусев вгляделся в фотографию мальчика и невольно потрогал кончиками пальцев свое лицо.

* * *

Валюшок уже курил на тротуаре. Гусев остановил «двадцать седьмую» и перебрался на правое сиденье. Валюшку он легко уступал возможность порулить. Во-первых, парню это нравилось, и было бы негуманным лишать его столь невинного развлечения. Во-вторых, когда Алексей сидел за рулем, Гусев чувствовал себя комфортно – у них оказалась настолько похожая манера вождения, что на каждый маневр своего ведомого Гусев только мысленно кивал.

– Ты машину что, насовсем скоммуниздил? – спросил Валюшок, трогая «двадцать седьмую» с места и уверенно вклиниваясь в поток. – В личную собственность?

– Считай – подарили.

– И кого пришлось для этого убить?

Гусев беззлобно толкнул Валюшка локтем. На душе было муторно, но Алексей умел каким-то образом приводить Гусева в нормальное состояние.

– Помнишь того психа, которого мы выручили?

– Ну, допустим, ты выручил. И не только его. Я думал, если рука дрогнет и случайно убью беднягу… Долго спать не смогу. Слушай, Пэ, как это вообще можно – настоящей пулей стрелять в человека, который ни тебе, ни закону ничего плохого не сделал? Так, сидит придурок, ногами болтает… Тебе приходилось…?

Тут до Валюшка дошло, что это сам Гусев предложил сбить психа выстрелом, и он осекся. Валюшок легко забывал такие вещи. Наверное, очень не хотел считать людей злыми.

Гусев, казалось, не обратил внимания на его замешательство.

– Да я любого клиента провоцирую, чтобы на меня бросился, – сказал он. – Эта формула из «птички» – право оказать сопротивление, – специально придумана. Ее задача – беречь психику выбраковщика, снимать чувство вины. Мы же действительно не убийцы, хотя и слишком много шутим на этот счет. А шутим – потому что относительно нормальные люди. Ненормальные так не стали бы. Психи очень серьезно относятся к убийству.

– М-м… Да, наверное. Так что там про этого дурака в окошке?

– Обычная история. Он все-таки преступил закон, мы просто не знали. Наркотиков поел слегка. Ну, в общем, его отец позвонил директору Агентства и сказал: того, кто выручил моего сына – наградить. А потом еще полчаса распинался, как признателен выбраковке и готов ее всемерно поддержать в рамках своих полномочий. Коих у него, как у министра внутренних дел, выше крыши. Потом директор вызвал нашего шефа и приказал: дать герою все, что попросит. А шеф, недолго думая, пошел и лично занес в памятку дежурного: «Дать Гусеву ВСЁ!». Я и взял «двадцать седьмую». Она же тебе нравится, верно?

– Ну в принципе… Вообще-то, я на следующей неделе «Порше» беру.

Гусев вытаращил глаза.

– А ты кого застрелил? – спросил он.

Валюшок беззаботно рассмеялся.

– Это старый «девятьсот сорок четвертый», – объяснил он. – Атмосферный последнего выпуска, ему уже под двадцать лет. Хотя в очень приличном состоянии. Пять тысяч рублей все удовольствие. Вложу еще штуки две и буду кататься.

– Может, и мне тоже завести какую-нибудь таратайку…

– Почему нет? Давно хотел спросить – отчего ты в свободное время ходишь пешком?

– Да черт его знает. Ленивый наверное. А потом, у меня руки не из того места растут, чтобы гайки крутить. Замена масла там, предохранители всякие – это я могу, а если что-то сложное… Опять-таки, не выпьешь уже.

– Ну по чуть-чуть…

– И нарваться на конфискацию транспортного средства?

– Да кто его у тебя конфискует? У выбраковщика? Менты, что ли?

– А пусть и менты. Мы установили эти законы, и тоже обязаны им подчиняться. Я лично очень законопослушный.

– Раньше не замечал.

– Спасибо большое. Нет, я лучше пешком. Пьяный выбраковщик и так угроза обществу. А уж за рулем… Кстати, о руле, – Гусев посмотрел на часы. Судя по всему, разговор он поддерживал так, для порядка, а на самом деле все это время напряженно размышлял. – Не туда мы рулим, Леха.

– Это ты в каком смысле? – насторожился Валюшок.

– В самом прямом. Давай-ка, разворачивай аппарат. Понеслись в Крылатское. Проведаем нашего самоубийцу.

Валюшок, не говоря ни слова, принялся искать разворот.

Глава двадцать первая

Интересно, что в народе Влад был, судя по всему, довольно популярен. Причины этого – в основном психологического свойства.

По дороге Гусев отыскал в записной книжке полезный телефон, и Валюшку пришлось выслушать длинную беседу с каким-то Вась Васем, из которой он уяснил только, что Гусев с Васем друг друга весьма уважают. Загадочные намеки и странные абревиатуры быстро утомили Валюшка, и он сконцентрировался на дороге. Наконец Гусев выключил трансивер и с довольным видом закурил.

– Все в порядке? – спросил Валюшок.

– На месте видно будет. В принципе Вась Вась мужик влиятельный, но его возможности тоже ограничены. Информацию подбросить, словечко где надо замолвить – это всегда пожалуйста. А рычагов серьезных – фигушки. Такой же честный наемник, как мы с тобой. Ладно, нечто существенное он нам дал. Теперь мы знаем, где искать. Между прочим, кое-кто только что пропустил левый поворот. Нужно было уйти на боковую дорожку. Извини, я заболтался, недоглядел.

– Дальше развернемся, – преспокойно сообщил Валюшок. Для него, в отличие от Гусева, таких ерундовых проблем не существовало. Он всегда мог дальше развернуться. Гусев тяжко переживал свои промахи и старался поэтому не совершать их вовсе. А Валюшок просто исправлял допущенные ошибки. Легко.