Выхожу один я на рассвете

– Вы это... Тоже у меня гараж обчистили, - лепечу я.

– Да что у тебя там было? Что?!

– Велик.

– Чего?!

– Велик дорожный. Со спидометром.

– БМВ с великом равняешь?
– Келарь почти рыдает.
– Ты, пакость, почему насчет крыши ничего не сказал? Что тебе стоило? Перевел бы стрелки, разобрались бы с твоим паханом по-человечески.

– Я говорил...

– Кто же так говорит! Бубнил ты, а не говорил!
– Келарь наконец берет себя в руки.
– Ладно, давай так. Забьем стрелочку с твоим отморозком, там все и выясним. Возле Купеческого дома на пустыре, идет? Завтра в семь.

– Хмм... Я передам ему.

– Кто хоть он такой?

– Не выдерживает Келарь.

– Петя Селиванов.

– Какой еще Петя?

– Спецназ сороковой армии.

– Спецназ?
– Голос собеседника скучнеет. До меня доносится цепочка неразборчивых ругательств.
– Ладно, завтра поглядим, что там у тебя за спецназ. Бывай, гаденыш!

Я кладу трубку, и телефон почти тотчас взрывается трелью.

– Чего это у тебя занято да занято? Бабенкам головы морочишь?
– Петя Селиванов что-то жует и вместо "занято" у него получается "жанято", а вместо "бабенкам" - "жабенкам".

– С Келарем говорил. Как раз насчет тебя.

– А-а...
– Он ухмыляется.
– Значит, наябедничал уже?

– Ага. Только я ничего почти не понял. Ты что, машину у него спалил?

– Не спалил, а поднял. Из "Мухи". Так что с тебя картинка.

– Картинка - само собой, только он встречу назначил, - я коротко передаю Пете наш разговор.
– Учти, он туда с орлами заявится. Оружие наверняка прихватят.

– Понял, - сержант Петя Селиванов снова хмыкает.
– Только и мы, Тема, не лыком шиты. Придумаем что-нибудь.

– Ты уж придумай, пожалуйста.

Разговор окончен, и я возвращаюсь к столу.

– Ну что, моя небось спрашивала?
– Интересуется Семен. Я потерянно киваю.

– Ничего, переживут. В другой раз будут думать, прежде чем орать.

– Так они стрелку назначили.

– Иди ты!
– Семен удивленно морщит лоб.
– Подруги ее, что ли? Мне?

– Какие подруги! Келарь! Петю нашего на рандеву вызвал.

– Стряслось что-нибудь?

– Ну да. Он у Келаря гаражи на воздух поднял.

– Круто!
– Семен решительно тянется к бутыли и разливает остатки зелья.
– Вот это по-нашему!

– Как бы хуже не вышло.

– Брось! Ты где живешь? Хуже только в Африке. А у нас, Тема, Россия! Страна, в которой любой европеец через месяц копыта откидывает.
– Семен горделиво улыбается.
– Помнишь, как я из трамвая неудачно выпал? Еще ноги мне дверцей прищемило?

Разумеется, я помню. Такое захочешь - не забудешь. Трамвай как раз поворачивал на кольце, намереваясь остановиться, а Сема - парень грамотный, замкнул контакты нужной релюшки, решил выйти чуть пораньше. Дверцы-то распахнулись, но подвела сноровка. Лихой прыжок не удался, створки, захлопнулись раньше, сцапав нижние Семины конечности. Все бы ничего, только водитель пассажира не разглядел, продолжал пилить себе дальше. И в немыслимой позе - двумя ногами в трамвае, всем прочим наружу Семену пришлось пробежаться по земле руками до самой остановки. Благо скорость была невелика и столбов на пути не встретилось, однако окружающий люд потешился вволю. Ничего удивительного, что с тех пор Семен невзлюбил народные массы. "Толпа, - презрительно цедил он, - что она понимает в искусстве?.."

– Так вот, Тема! Чтобы нашим врагам так бегать, как мне тогда!
– Семен стискивает стакан, голос его звенит напряженным металлом.
– Они говорят - прогресс! Где? В каком таком месте? Муравьи - и те деградировали, муравейников не строят, давно превратились в помойных насекомых. Раньше гусениц собирали, теперь арбузные корки!

Муравей, волокущий за собой арбузную корку, в сознании у меня не укладывается, но я добродушно соглашаюсь.

– До чего дошло - геморрой разучились лечить! А у гриппа... Ты знаешь, сколько разновидностей гриппа на земле? Четыреста штук, Тема. Ровнехонько четыреста!
– Семен требовательно смотрит на меня.
– Бери стакан!

– Да вроде хватит.

– Как это хватит? А за прогресс, а за победу? За нашу победу неужели не будешь?

– За нашу?
– Я безвольно поднимаю стакан.

– Вот так!
– Семен сурово щурится.
– Короче, за Петю и его верный глаз! Чтобы, значит, наши ихних, а не наоборот!

В дверь кто-то звонит.

– Если моя, то меня нет!
– Снова шепчет Семен.

Я ставлю стакан и бреду открывать. Это Настенька. По-прежнему золотоволосая с бесподобными щечками.

– Добрый вечер!
– Она неуверенно улыбается.

– Здравствуйте!..

– А я с Агафоном пришла знакомиться. Не рано?

На кухне падает и разбивается стакан. Настенька вздрагивает.

– Это он?

Я неопределенно пожимаю плечами. Собравшись с духом, отважная аспирантка шагает через порог.

– Мне обязательно надо его увидеть! Или хотя бы услышать!

– Конечно, конечно...
– Язык мой не поспевает за мыслями, а ноги за хозяином. На кухню Настенька врывается раньше меня. И, конечно же, столбенеет при виде волосатого и небритого Семена.

– Это... Это вы?

Пробудившийся барабашка приходит в ревнивое волнение. Со стола летят на пол тарелки и куски хлеба. Бутылка начинает вибрировать, подпрыгнув над столом, маленькой ракетой переправляется в раковину.

Семен в явном затруднении. Пальцем ткнув себя в грудь, робко уточняет:

– Это действительно я. Но вот это...
– Он кивает на кухонный раззор.
– Это уже он. Честное слово, тетенька!

Глава 13 Как равный с равным говорю...

Ночь позади и ночь впереди. О Настеньке стараюсь не вспоминать, очень уж разителен контраст. Я один перед шеренгой здоровых быков. За плечами родина, и отступать, как это у нас обычно бывает, совершенно некуда.

– Что там у тебя?
– Келарь косится на сверток в моих руках.

– Ммм... Картина, - лепечу я.

– Картина?
– он явно не верит.
– А чего ты ее так держишь?

Я действительно держу картину словно щит. Видимо, неосознанно прикрываюсь от взоров выбравшихся из иномарок бойцов. Как я и предполагал, на стрелку к пустырю Келарь приехал в сопровождении вооруженных хлопцев.

– Так...
– Не слишком уверенно Келарь делает попытку зайти справа, но движение мне столь не нравится, что я немедленно разворачиваюсь. Завернутая в брезент картина снова оказывается между нами. Уголки губ авторитета нервно подергиваются.

– Ты, дурик, это... Соображай! Оно же само может сработать!

Мою картину он явно принимает за что-то опасное.

– Я такие штучки знаю, - шепчет ему один из качков.
– Противопехотная. Направленного действия. Пять тысяч шариков...

– Каких еще шариков!
– Раздраженно бурчит Келарь.

– Стальных, конечно.

– Его же самого разнесет.

– Так придурок! Не понимает...

Эти ребята меня почти не стесняются, и мне ничего не остается, кроме как стоять и слушать. Они достают сигареты, щелкают зажигалками, нервно затягиваются фиолетовым смогом.