Выхожу один я на рассвете

Глава 8 Гость в дом - подставляй щеку!

Она проходит прямиком в комнату - ни дать, ни взять спущенный со стапелей боевой крейсер. Бушпритом вонзается в клейстер моего одиночества. Остренькая грудь - вперед, и никаких бюстгальтеров! Губы яркие, словно малиновый прожектор, удлиненные на добрый сантиметр ресницы дают отмашку цокающим каблучкам. Людмила умеет одеваться ярко, и, видимо, за эту яркость я ее когда-то и приметил. Поздно сообразил, что за привлекательностью мухомора кроются иные менее приглядные качества. Людмила, увы, оказалась столь же яркой, сколь и ядовитой.

– Сначала дело!
– сухо бросает она, выкладывая на стол пакетик с разовым шприцем и коробку с ампулами.

– Дело так дело, - я бреду на кухню и яростно полощу руки под краном. Все равно как хирург перед операцией. Тщательно протираю кухонной тряпкой пальцы. Тряпка немного сальная, но даже в хирургической стерильности не стоит доходить до фанатизма. Внутри потихоньку нарастает беспокойство. Людочка не тот зверь, чтобы забегать просто так, а курс витаминов, который она сама себе прописала пару месяцев назад, давным-давно кончился. Либо меня снова хотят соблазнить, либо мечтают надавать тумаков. Первое влечет за собой целый шлейф житейских проблем, второго я тоже не без оснований побаиваюсь. Теоретически мы с Людмилой пребываем в прежних приятельских отношениях, на деле же между нами успела пробежать жирная черная кошка. Деталей никто не уточнял, но видимо, приспела пора. Увы, с женщинами вечно так - либо любовь, либо кошки.

Я возвращаюсь в гостиную и вижу, что она уже лежит на кушетке - насупленная, деловая, сосредоточенная.

– Расслабьтесь, больная!
– Шутливо говорю я и извлекаю из упаковки шприц. Заодно изучаю принесенную ампулу. Витамин Бэ-6, болезненный, но полезный. Людочка помешана на медицине. Не вылезает из косметических центров, трижды в год проходит курсы витаминизации. Носик ампулы с хрустом отламывается, я хмурю брови, позволяя шприцу досыта напиться.

– И еще, - произносит Людмила, когда я подступаю к ней во всеоружии.
– Я тут наводила справки, ты, оказывается, неправильно ставишь уколы.

– Да что вы говорите!

– Мне объяснили, что при внутримышечной инъекции шприц надо всаживать по рукоятку. Иначе могут быть абсцессы и нагноения. Ты рисковал моим здоровьем!

Я чуточку хмурюсь. Процедура, которая даже в случае с Людмилой, доставляла мне радостное томление, безнадежно испорчена. Почти равнодушно я задираю на ней юбку, кружевную ткань трусиков сурово сдвигаю в сторону.

– Ты понял, что я сказала?

– Понял, милая, не шуми.

– Значит, с самого начала ты все делал неправильно!

– Так уж и все?

Подковырка до нее не доходит, и она безапелляционно подтверждает:

– Все!

Мне хочется чуточку порычать.

– У тебя что, абсцесс обнаружили?

– Нет, но в поликлинике мне показали, как это следует делать. А ты колешь неправильно.

– Тогда зачем ты пришла сюда?

– Чтобы сказать, как это делают настоящие врачи.

– Значит, говоришь, по рукоятку?
– я сердито растираю по ягодице лужицу тройного одеколона.
– Пожалуйста! Разве я против...

Шприц вонзается в тело Людмилы. Она громко вскрикивает.

– Ты даже не пошлепал ладошкой!

– Зато по рукоятку, как просили.

Сцедив витамин, я выдергиваю шприц и кидаю в коробку с ампулами. Сегодня все и впрямь не по правилам - без шлепков, без ватки, без взаимного удовольствия. А что вы хотите, когда под руку говорят подобные вещи! Я, конечно, не врач, но и дилетантом себя не считаю. В больнице, где я как-то выравнивал помятые одним мужланом ребра, все медсестрички бегали на витаминизацию именно ко мне. По-моему, они признавали, что к уколам у меня несомненный талант. Быстро, точно и приятно. Я и себя колол. Разиков шесть или семь. Исключительно из любви к науке. Поэтому поучения Людочки задели меня за живое.

Какое-то время она продолжает лежать, и я без особого трепета оправляю на ней юбку.

– Все, больная, вставайте.

Она деловито садится.

– Пятнадцать, как всегда?

– Сегодня бесплатно, - объявляю я.

– Справедливо. Сегодня было больно.

– По рукоятку трудно без боли.

– Ты просто не профессионал.

– Я никогда этого не скрывал. Халтурю, как умею.

– К таким вещам нужно иметь допуск!

– Отчего-то раньше тебя это не беспокоило.

– Я просто ничего не знала.

– Зато наверняка знала другое: в больнице за процедуру берут тридцать рублей, а я просил всего пятнадцать.

Она фырчит, как оладушка на сковороде, резко поднимается. Разглядев мой новенький палас, хмурится.

– У тебя стало красиво!

Произносится это как обвинение. Должно быть, палас, пытающийся конкурировать с ее несравненной помадой, действительно тревожит гостью.

– Ничего особенного. Обычная второсортная синтетика.

– А это кто?
– она тычет пальцем в этюдник.
– Та самая?

– Да нет. По телевизору увидел. Наложил кальку, обвел карандашиком, подкрасил.

– Понятно...
– Она несколько расслабляется.
– Ну тогда раз с делом покончено, то я... То я теперь вот еще зачем пришла. Мы ведь с тобой расстались, верно?

Я утвердительно киваю.

– Из-за моего мужа, так?

– Из-за него в том числе.

– Испугался, что побьет?

– Все мы чего-нибудь боимся. Ты, к примеру, боишься ставить себе уколы.

– Хорошо... В прошлый раз ты, кажется, говорил, что согласен ответить на любые мои вопросы.

– Я не отказываюсь.

– Вот и ответь. В какой именно из моментов, в какой день и какой час я перестала тебе нравиться? Когда ты встретил эту индюшку или раньше?

– Это так важно?

– Конечно!
– с вызовом подтверждает она.
– Пригодится на будущее.

– Ты же замужем, дурочка!

– Все равно. Я свободный человек! Как хочу, так и живу!

Что и говорить, Людочка - девочка практичная, и я киваю ей на диван.

– Тогда садись. Правда будет суровой. Ты готова к ней?

Она напряженно стискивает кулачки и кивает.

– Наверное, я плоха в постели, да?

Ей хочется казаться циничной, но таковой она только кажется.

– Садись, - цежу я.
– И слушай...

***

Речь мою вряд ли можно назвать цицероновской, но я действительно готов помочь ближнему. Начав издалека - с идей ветреника Эпикура, я легко качусь под уклон, словесным потоком, точно сливочным маслом, смазывая свой путь. Особенно напираю на супружескую верность, упоминаю нюансы, упрочающие брак. Как знать, если бы с подобными нравоучениями выступали перед собственными дочерьми мамаши, может и обиженных судьбой Людмил было бы на пару порядков меньше. Но ничего подобного этой девоньке в детстве не говорили. Кроме банального, что все мужчины сволочи, что ушки следует держать востро, а, танцуя, прижиматься к мужчине сугубо ладошками. И конечно же, никогда она не дружила с мальчиками, не знала и не понимала их, а на мужа, когда пробил час, вышла точно на охоту, не помышляя ни о взаимности, ни о таком пустячке, как любовь. Бедная несчастная Людмилочка! Злая, ядовитая и яркая, точно обложка "Плейбоя"...