Вынуждающие обстоятельства

Я вытащил из кармана музыкального помощника и вопросительно посмотрел на Лассу. Гиена вытерла влажные глаза и взмахом лапы показала, что я могу оставить артефакт у себя.

Меня упрашивали сыграть еще что-нибудь, но я понимал, что больше в этот вечер не могу исполнить ничего. В конце концов, жители отстали от меня и вернулись к своему ужину, который успел остыть за время импровизированного концерта.

Я сел обратно за стол, захватив чехол с гитарой и положив флейту обратно в кармашек. Первой подала голос Ласса:

– Мирпуд, это просто волшебная песня. Если бы ты пел ее девушке, я гарантирую, что она не смогла устоять перед тобой. Ты пел ее кому-нибудь раньше?

– Нет, я ее исполнил первый раз.

Гиена мечтательно улыбнулась:

– Я плакала и радовалась одновременно.

Рамзи смущенно улыбнулся:

– Присоединюсь к нашей магессе. Я никогда не слышал эту песню, но ее автор мастер.

Я развел лапы, предвидя вопрос хорька:

– Автор не я.

Лучник закрыл пасть. Видимо, я ответил на его вопрос, который Рамзи намеревался задать только что. Пульса смягчился:

– Как воин ты может и посредственный, но менестрель ты знатный. Я слышал много песен, которые исполняли менестрели, но эту я не слышал ни разу. Кто ее придумал?

Я замялся:

– Лар Пульса, я не могу этого сказать. Одно могу сказать – автор не я.

Барсук придирчиво посмотрел на меня, но ничего не произнес. Молчаливый просто показал большой палец вверх. Что же, высокая оценка от вечно молчащего сурового воина. Тарика я намеренно не упоминал, ибо что можно было спросить у немого? Но, похоже, возница тоже был доволен.

Барсук что-то шепнул магессе. Она встала из-за стола и подошла к начальнику. Тот что-то произнес спокойным тоном, и Ласса согласно кивнула. Гиена посмотрела на мою опустевшую тарелку:

– Мирпуд, пойдем в дом, ко сну готовиться.

Я встал, провожаемый одобрительными возгласами жителей деревни. Вместе с Лассой мы вышли наружу. Магесса обошла таверну и пошла вглубь деревни. Было достаточно темно, но Лассу я видел хорошо.

Гиена подошла к одному из домов, очень похожему на тот, в котором я провел прошлую ночь. Дверь открыл приземистый заяц в расстегнутой рубахе:

– А, вы… Что же, проходите на чердак.

Я вздохнул… У всех ли фуррей была мания размещать гостей на чердаке или мне попадались только такие образчики? Мы прошли сквозь дом к лестнице, ведущей наверх. Я пропустил Лассу вперед и поднялся за ней, страхуя ее, чтобы она не упала с крутой лестницы.

Наверху была стандартная картина: большая охапка соломы и небольшая лампа, которую я мог бы назвать керосиновой. По крайней мере, она был похожа на керосиновую.

Гиена смущенно улыбнулась:

– Отвернись, пожалуйста. Я переоденусь.

Только сейчас я заметил, что Ласса носила с собой какой-то холщовый мешок на лямке. Я отвернулся и для верности закрыл глаза лапами.

После минутного шороха прозвучал хрипловатый голос магессы:

– Можешь оборачиваться.

Я открыл глаза и повернулся к гиене. Теперь она была одета в какое-то подобие ночной рубашки беловатого цвета и такого же цвета полотняные штаны. Только сейчас я смог внимательнейшим образом разглядеть Лассу, чего еще я не делал в тот день по разным причинам.

Вот скажите мне: какой эпитет вы придумаете для описания гиены? Неважно, что вы ответите, но прилагательное «красивая» вы точно не назовете. И, в принципе, будете правы. Но вот Ласса была живым опровержением этого утверждения. И это притом, что она, казалось, ничем не отличалась от обычной гиены, которую никто не назвал бы красавицей. Но даже пятнистая шерстка и характерная форма головы не портили магессу. Возможно, дело было в ее волосах? Не знаю, но на мой вкус Ласса была очень симпатичной фурри-самочкой.

Формами ее также не обидели. Не Семенович, конечно, но ничего так, было на что посмотреть. Пятнистые лапки с подушечками выглядывали из штанин и так и манили, чтобы их почесали и потерли. А ее передние лапки с покрашенными красноватыми коготками (и где она только раздобыла лак?)… Слегка куцеватый пятнистый хвост Лассы был просунут сквозь уже знакомую мне дыру на штанах и медленно вилял из стороны в сторону.

Я резко одернул себя. Так, Макс, спокойнее! Что же ты засматриваешься на первую встречную самочку, аки озабоченный кот в мартовский период? Путем самовнушения я отогнал излишне разбежавшиеся мысли, однако мой осмотр не укрылся от внимательных черно-желтых глазок Лассы:

– Заглядываешься, менестрель?

Я был вынужден признать:

– Да, сознаюсь в сем страшном грехе.

Гиена заливисто залаяла, что обозначало смех:

– Звучишь как проповедник из Ордена.

Я улыбнулся:

– Просто я не особо вглядывался в тебя, пока мы ехали. А теперь, когда никто не отвлекает…

Магесса усмехнулась:

– Потом вглядишься. Тебя размять?

Я задумался:

– А почему бы и нет? Все-таки, не в траве весь день валялся.

Ласса скомандовала:

– Раздевайся до пояса.

Я смущенно снял куртку и футболку, оставшись в одних джинсах. Уложив меня спиной кверху, гиена принялась меня разминать.

Боже, какой это был кайф! Пару раз я ловил себя на том, что уже откровенно урчу и урурукаю от удовольствия, как обычный котенок или щенок. Видя мою реакцию, Ласса только усмехнулась и продолжила массаж.

Через минут десять я был в состоянии желе. Не хотелось никуда вставать. Было только одно желание – спать. Я успел только пробурчать спасибо и мгновенно отрубился.

Я уже не видел того, что гиена переложила меня на солому, подложив футболку, и сама легла рядом, тоже засыпая.

Утром я проснулся в приподнятом настроении. Я потянулся и посмотрел по сторонам. Сразу бросилось в глаза то, что я спал в одних боксерах. Получается, Ласса стащила их с меня, пока я спал.

Сама магесса спала рядом, положив лапу под голову. Во сне она была не менее симпатичной, чем наяву. Правда, ей снились кошмары. По крайней мере, я так думал. Ее ушки беспокойно прядали, а задние лапки подергивались.