Выпускник

Или мне так кажется, и она — тот самый элемент, присутствующий везде. Она как вода — текучая и как стрелка показывает мне какие элементы складывать в единую картину.

Что же получается?

Из общения с Аней и Олей я вывел один знаменатель — они обе недолюбливают Нику, но вынуждены общаться с ней. Потому что однокурсницы, потому что так принято в советском обществе — все равны, ровнее никого нет.

Девушки закрывают глаза на социальное неравенство, которое не принято выпячивать при социализме, делают вид, что они с Никой равны.

Но Нике не удается сохранить хорошую мину при плохой игре. Она всем своим видом выпячивает принадлежность к другому слою. К тому, куда нет входа у таких как мы — у пролетариата.

Если Аня, пропитанная насквозь коммунизмом и стремящаяся к тому самому дню, когда всё будет принадлежать всем, и Оля, которой безразлично на регалии и выбравшая работу попроще, лишь бы не поддаваться тлетворному влиянию нехороших веяний больших возможностей и денег, выстояли, то Марина Ольховская приняла приглашение сокурсницы, и устроилась на работу в «Правду».

Похоже, она сто раз пожалела об этом позже, но дело было сделано, а Ника кукловодила такими как Маринка, заставляя делать то, что ей нужно.

Чужими руками разгребала жар, а потом присваивала лучшие статьи себе.

Нормально так устроилась барышня.

Но в этот раз что–то пошло не по обычному сценарию. Ольховскую отправили на специальное задание — она должна была прикупить пару сумок, пару югославских сапог с ценным мехом кролика, и представила ее Звонареву знакомая Ники, жена какого–то партийного начальника.

Снова эта Ника. Хочу стереть ее из своей памяти, она прям мешает мне, почему–то встревая в каждую логическую цепочку, выстроенную мною.

Что мы имеем?

Маринка вышла на Звонарева, чтобы написать разгромную статью о фарцовщиках — врагах народа. Так она познакомилась с будущим любовником. Интересно, сама влюбилась или он ее соблазнил?

Эта история напоминает мне другую, где главным фигурантом дела выступает Маруся Климова, та самая чекистка, влюбившаяся в блатного уркагана в двадцатых годах двадцатого века.

История любит повторения. А девчонки любят плохих парней, ничего тут не попишешь.

Возвращаюсь к Игнатову Грише, однокурснику Марины.

Как так вышло, что влюбленный в нее по уши парень — журналист, внезапно оказывается уголовником — валютчиком?

Может, он ведет журналистское расследование? Хочет сделать карьеру? Он же работает в типографии, карьера журналиста как–то не заладилась у него.

Вспоминаю невзрачную внешность парня, бегающие глазки. Не похож он на амбициозного. И всё тут. Рост по карьерной лестнице — это не про него.

Тогда остается одно предположение — парень пошел во все тяжкие, занялся валютой, чтобы подняться материально. Зачем?

Тут же отвечаю на свой вопрос — чтобы стать достойной кандидатурой в мужья для Марины.

А из этого следует, что Игнат меня надул — чувства его не угасли, а только набрали обороты.

Остается выяснить входит ли он в банду Звонаря или я вышел на него случайно?

Мысленный поток иссякает, и я возвращаюсь в реальность.

Твою ж мать!

На улице темным–темно. Смотрю на наручные часы «Стрела», подаренные мне дядей на восемнадцатилетие. Кое–как разглядываю стрелки в темноте. Время десять ноль–ноль вечера. Через час общага закроется, и я останусь ночевать на улице.

Выхожу на дорогу, поднимаю руку, возле меня останавливает автомобиль копейка.

Открываю дверь и едва открываю рот, чтобы спросить, не подкинут ли меня до МГУ, как вижу за рулем Костю.

— Спасибо, нет, — захлопываю дверцу со стороны улицы. Делаю два шага в сторону.

— Садись, подвезу. Не показывай характер, иначе на улице заночуешь! — рявкает он, открыв водительскую дверцу.

— Я лучше на скамейке заночую, чем с тобой сяду в одну машину! — огрызаюсь я.

— Чего такой дерзкий? Думаешь, тебя там сегодня только кэгэбэшники «сфотографировали»? Да тобой уже валютчики интересуются. Зинка донесла на тебя. Не понравился ты ей!

— Курва крашенная, — руки непроизвольно складываются в кулаки.

Ну почему так несправедливо жизнь устроена? Как только встретишь красивую бабу, губу раскатаешь, подумаешь, что ангела увидел, так тут же узнаешь, что баба эта дьявол в юбке, поднявшийся из Преисподней, чтобы нагадить именно тебе?

Тяжело выдыхаю. Если Зинке я не понравился, то встречи с Гришей мне завтра не видать, как собственных ушей. Спугнул я дичь.

— Ты еще зеленый, чтобы расследования вести. Не понял этого? Садись, я тебе расклад раскатаю по полной. Мне не жалко.

Озираюсь по сторонам — дорога пустая, проходят мимо лишь одинокие машины, и настороженно объезжают нас. Никто не остановится.

Выдохнув, занимаю переднее пассажирское место. Резко закрываю дверцу.

— Дома будешь хлопать дверьми холодильника, а здесь аккуратнее. Как с женщиной, — лыбится Костя, трогаясь с места.

— Что вам надо от меня? — спрашиваю спокойно, разглядывая в переднее лобовое стекло засыпающий город.

— Связи твоего отца и дяди.

— Думаешь, стану я работать на бандитов?

— Твой отец по краю закона ходил, почему бы его сыну не перейти красную черту?

— Может, потому что у меня есть выбор?

— У тебя был выбор — пойти в курсанты. Носил бы погоны, мы бы от тебя отстали. Но ты не захотел стать ментом или военным, значит, сделал свой выбор.

— Я — журналист, — говорю грубо, чтобы донести смысл до безмозглого бандюгана.

— Ты уже влез не в свое дело. Тебя не трогают только из–за того, что ты не мент, так бы давно по рукам надавали, ноги переломали и в больничку отправили. А так, все забавляются, глядя на твои расследования. Ты ни черта не узнал, зато наследил уже прилично. Бегаешь по городу, болтаешь со всеми подряд о том, о чем бы помолчать.

— О чем ты?

— О тебе в наших кругах уже интересуются, говорят. А это плохо, парень. Раз попал на заметку, два, и всё.

— Послушай, я внештатный корреспондент, хочу раскрыть преступление.

— На органы работаешь? Если выяснится, что ты стучишь. Тебе хана.

— Иди, знаешь куда? Останови, выйду. Ни на кого я не работаю, кроме самого себя. Если получится хороший материал, мне заплатят.

— Зачем тебе это расследование? Ради денег? Не верю. Выслуживаешься перед главредом. Он не оценит твоего порыва раскрыть грязь, которая, оказывается, есть в нашем социалистическом обществе. Если ты еще не понял, то твое расследование «мутных вод» никому не сдалось. Не те времена, парень. Может ты соскочишь, не доучишься на журфаке, и до сессии не дотянешь. Раскроешь дело, и со следующего года пойдешь в курсанты. Может, ты сразу с дядькой своим сговорился на эту тему? Если нет, то тебе мой совет — не станешь работать на нас, сваливай из столицы. Житья тебе здесь не будет.