Выпускник

— Останови машину. Выйду.

— Время десять тридцать. Общага закрывается.

— Ничего. Как–нибудь где–нибудь перекантуюсь.

— Женщина появилась? К ней поедешь?

— Почему нет.

— Разве ты не слышал, что бабам не стоит доверять? — усмехается, будто мои мысли читает.

— Не все такие гадины продажные как твоя Зинка.

— Дело говоришь.

— Ни на кого я не стучу, — буркаю зло, чуть успокоившись. — Мне работа нужна была, любая, меня взяли внештатным корреспондентом в «Правду». Барышня одна поручилась за меня.

— Уже знаем, Королева, — перебивает меня Костя.

— Всё–то вы знаете, — говорю с негодованием. — Так вот, она поручилась, и сказала начальству, что возьмет меня в помощники. Будет направлять, так сказать. Какие статьи она пишет, по тем я материалы для нее и собираю.На самом деле задания редакционного я от нее не получил, разрешения заниматься сбором информации в университете также, она хотела от меня одного — чтобы я нашел ее очень близкую подругу Марину Ольховскую. Провел расследование, опросил людей, вышел на след исчезнувшей бесследно сотрудницы. Всё. Никаких тайн я из этого не делаю. Ищу по заданию начальницы пропавшую женщину.

— Так ее менты ищут! Ты здесь при чем?

— Знаю. Они отдельно работают над делом, всё–таки человек пропал, не катушка ниток. А я — сам по себе.

— Приехали, — Костя останавливается далеко от МГУ. — Дальше сам дойдешь. Покумекаешь, стоит ли тебе нарываться.

— Вроде не нарываюсь, — хмыкаю я.

— Парень, ты пошел работать в «Правду», газеты для партийцев, ты уже показал им, что ты вроде как с ними. А ты — коммуняка?

— Я верю в коммунизм и светлое будущее, — говорю очень воодушевленно.

— Партийный билет есть?

— Есть студенческий билет, — отрезаю я.

— Тебе уже восемнадцать. Если ты с ними, то позаботься о вступлении в коммунистическую партию. А если стучишь ментам на нас, то лучше убирайся подальше отсюда. Поступай в их учебное заведение. Поверь, если Дед узнает, что ты сливаешь информацию о валютчиках и фарцовщиках своим знакомым ментам, тебе голову оторвут, и отправят мамке посылкой. Мы ведь о тебе всё знаем, ты у нас на заметке.

— С чего бы вам следить за мной — простым парнем? — впервые меня начинает беспокоить данный вопрос. Внезапно в голове всплывают слова Кости «про эти времена», то есть ему есть с чем сравнивать?

— Мы следим за такими как ты, — выдыхает он, смотрит многозначительно.

— Какими такими? — допытываюсь до него.

— За шустрыми, охочими до больших денег и чужих тайн, скрытых от глаз советских людей. И если ты начнешь болтать, придется закрыть тебе рот… навсегда.

— Не пугай меня, я пуганый, — шиплю зло.

Я так зол, что готов наброситься на Костю и порвать его на тряпки.

Понятное дело, его подослали ко мне, чтобы запугать.

В первый раз они меня били, или я их… Поняли, что не сработало, пытаются по–человечески поговорить, но получается это у них это из ряда вон плохо, потому что они сами нелюди.

— Я уже сказал тебе, — цежу сквозь зубы. — Так и передай своим, что работать на вас не буду. И на ментов не буду. И в партию я не собираюсь. Всё чего хочу — вести честные журналистские расследования. Хочу, чтобы люди наши советские знали, что на самом деле происходит в стране. Понял? Я — сам по себе.

Выхожу из копейки, громко хлопаю дверцей, так чтобы Костя оглох. К чертям собачьим.

— В общаге холодильником так хлопай. Упырь, — ревет Костик, срываясь с места.

С минуту смотрю вслед автомобилю.

Внезапно меня озаряет, что время не резиновое, и его скорее всего ни черта у меня в запасе не осталось.

Смотрю на циферблат. Подсвечиваю спичками, положенными в карман, взамен утерянному карманному фонарю.

Мне конец. Время 22–55.

Ускоряюсь, трусцой бегу к зданию.

22–59

Вваливаюсь, запыхавшись, в теплое помещение.

— Успел, шельмец, — охранник пропускает меня.

Спустя семь минут захожу в комнату. У парней горит настольная лампа, и они собрались вокруг письменного стола, разложили учебники, тетради с конспектами, чего–то зубрят.

— Что здесь происходит?

— Завтра зачет по античной литературе.

— Не–ет…

— Да, — Серега вскидывается, смотрит на меня вопросительно. — Ты какой–то не такой.

— Какой еще не такой? Как обычно всё — голодный и злой.

— Ужинай, мы тебе оставили жареную рыбу и капусту с макаронами. Хлеб, правда, закончился.

— Неужели нельзя было взять лишних пару кусочков из столовой?

— Можно, вот завтра пойди и возьми. На меня уже косятся, — злится Мишка. — Говорят, что наша комната съедает весь бесплатный хлеб и всю капусту. А еще при этом упоминают, что ты работаешь, и можешь позволить себе купить буханку хоть черного, хоть белого.

— Студенты, — выдыхаю зло.

— Вам не показалось, что прозвучало это слово оскорбительно? — усмехается Колян.

— Халявщики? Тебе тоже так послышалось? — злится Серега.

— Я не про это говорю, — огрызаюсь.

Парни забывают обо мне быстро, переключаются на игры разума античных философов, я же сбрасываю с себя одежду, переодеваюсь в домашнюю клетчатую рубашку с коротким рукавом и в трико.

Иду чистить зубы и умываться. Безумно хочется принять душ, но шуметь после одиннадцати вечера опасно для жизни. Прибежит кто–нибудь, снова начнет высказывать претензии, а я сегодня очень злой, могу и ответить.

Злой потому что, Игнатова не встретил. В гостинице запалился. А еще узнал, что мое имя уже на слуху не только у ментов, и бандитов, но и у настоящих уголовников. Если они решат, что я копаю под валютчиков, чтобы сдать их ментам — мне конец.

Где–то я ошибся. Не надо было лезть на рожон.

С другой стороны, мое слово пацана, против слова Зинки — Марты Хари, сделанной в СССР.

Если я найду убийцу Звонарева, Дед поверит мне. Волков и Ника тоже будут на моей стороне.

Что из этого следует?

Если мне поверят, то я выиграю очки. Ко мне начнут по–другому относиться.

Стоит отступить от любых вопросов с валютой. По крайней мере, мне теперь там светиться нельзя.

Но людям Волкова можно?

Стоит обратиться к майору Волкову, чтобы он дал оперативника для слежки за Игнатовым. Если мы докажем, что Гриша занимается валютой, тогда…

Что тогда?

Какая–то мысль крутится в мозгу, обрывается, улетает ее смысл, снова возвращается, зудит как комар. Что–то я упустил, то что напрягло меня сегодня больше всего… Костя… он говорил про «таких как я»… нет, он не может знать, что я попаданец, и знаю намного больше других.