Высадка в Нормандии
Шрифт:
Медленно продвигаясь через густой кустарник и воронки от бомб, танки с пехотой на броне преодолевали в среднем 1,5 км в час, но это все равно было несравнимо быстрее, чем в предыдущий период боев в бокаже. 22-й пехотный полк покинул броню, чтобы очистить городок Сен-Жиль по пути из Кутанса в Сен-Ло. На южном выезде из городка они заметили «лежавшего на обочине дороги тяжело раненного рядового Де Кастро. Правая ступня у него была почти оторвана, болтаясь на сухожилии. В правом плече зияла ужасная рана. Когда мы проезжали, он попытался приподняться, помахал здоровой левой рукой и сказал: “Сделайте их, парни!”»
Как только танковая колонна Роуза покинула район бомбардировки и проехала Сен-Жиль, скорость наступления возросла, даже несмотря на спустившуюся ночь. Роуз не считал темноту достаточной причиной
Канизи был охвачен пламенем после бомбардировки с «Тандерболтов». Танковой колонне пришлось потратить время на то, чтобы преодолеть развалины. В местном замке они обнаружили немецкий полевой госпиталь, в котором захватили раненых солдат, врачей и медсестер. Роуз не желал тратить время зря и приказал своим людям двигаться к деревне Мени-Эрман, расположенной более чем в 10 км к югу от Сен-Ло.
На правом фланге 1-я пехотная дивизия и боевая группа A 3-й танковой дивизии под командованием бригадного генерала Дойла О. Хикки атаковали в южном направлении. В Монтрей-сюр-Лозон они заметили штурмовое орудие и танк Т-IV и вызвали эскадрилью П-47 «Тандерболт», которая и уничтожила цели с бреющего полета. Экипаж танка успел выскочить из машины и бросился бежать.
По приказу Брэдли каждую боевую группу сопровождали танки с офицерами связи авиации, которые могли вызвать поддержку с воздуха. Исключительно эффективные рабочие отношения установились с генерал-лейтенантом Элвудом Ричардом (Питом) Кесадой, командиром 9-го соединения тактической авиации. Сорокалетний Пит Кесада, в отличие от большинства летчиков, оценивал возможности наземных войск с большим энтузиазмом. Кесада предоставлял «прикрытие для танковых колонн», в рамках которого сменявшие друг друга эскадрильи истребителей-бомбардировщиков всегда были под рукой, как в случае с системой «стоянок такси», использовавшейся «Тайфунами», которые действовали в связке с английской 2-й армией. В тот день истребители-бомбардировщики Кесады были наготове. Один немецкий командир жаловался, что они «летали над головой, как ястребы, выслеживающие на земле добычу и готовые в любую минуту ринуться в атаку».
На юге, примерно в 6,5 км за дорогой Перьер – Сен-Ло, боевая группа Хикки и 1-я дивизия двигались к Мариньи. 26 июля в 13:00 пилот одного из «Пайпер-Кабов» сообщил, что в Мариньи замечены «свои танки». Но взять город с ходу не удалось. Дороги были загромождены обломками, рушились стены горящих домов. Американцы захватили около 200 немецких пленных, многие из которых входили в состав только что прибывших подкреплений. «Старый солдат, – рассказывал лейтенант Шнайдер, взятый в числе пленных, – это тот, кто находится на нашем участке с воскресенья». К ночи над Мариньи был установлен полный контроль. Потери американцев были очень незначительны. Один батальон доложил, что за весь день у них была всего дюжина раненых.
К счастью для американских танкистов, у немцев, как сообщала разведка, заканчивались боеприпасы к 88-мм пушкам. В другом перехвате с той же датой говорилось, что немцы по-прежнему полагали, будто основного удара следует ждать на канском фронте, а не на Атлантическом побережье. Хольтиц, понимая, что положение сложилось критическое, начал отвод войск из района между Перьером и побережьем. Для прикрытия остался лишь небольшой отряд, но он мало что мог сделать после того, как американская 6-я танковая дивизия вошла в Лессе. «Мы проезжали мимо людей, которые приветственно махали и бросали нам цветы», – рассказывал командир танкового взвода. Именно в тот момент немцы открыли огонь из пулеметов и автоматов. 6-я танковая ринулась вперед по протянувшейся вдоль побережья дороге, а пехота задержалась, чтобы провести зачистку местности.
Генералу Паттону, с нетерпением ожидавшему начала боевых действий его 3-й армией, позвонил Брэдли и пригласил его на обед, попросив быть «хорошо одетым». Паттон немного растерялся. «Я всегда хорошо одет», – возразил он. На самом деле Брэдли просто не хотел сообщать настоящую
причину вызова по телефону. Им предстояло в полной тайне похоронить генерала Макнейра.Решительный прорыв американцев оказал серьезное влияние на моральное состояние немцев. Солдаты стали обсуждать то, что раньше обсуждать не решались. Старший унтер-офицер медицинской службы по фамилии Кляйн описывал ночь на 26 июля, когда им приказали покинуть перевязочный пункт к югу от Сен-Ло с 78 тяжелоранеными и отступать на Вир. Он вспоминал, что говорили легкораненые.
Ефрейтор с золотым Немецким крестом за уничтожение пяти танков на Восточном фронте обратился к нему: «Скажу тебе одну вещь, Зани. То, что происходит в Нормандии, – это уже не война. Враг превосходит нас и числом, и оснащением. А нас просто вооружают чем попало и посылают на смерть. Наше Верховное главнокомандование [Гитлер и ОКВ] не делает ничего, чтобы помочь нам. Ни самолетов, ни достаточного количества боеприпасов для артиллерии… Так что для меня война закончена».
Пехотинец, раненный в плечо шрапнелью, сказал: «Железка, которая в меня попала, должна была попасть в голову фюрера 20 июля. Тогда бы война уже закончилась». Другой солдат, помогавший Кляйну нести раненых, сказал: «С меня хватит. Двое моих братьев пожертвовали собой в Сталинграде. И они погибли задаром. Здесь то же самое». Раненые помоложе спрашивали, «достаточны ли их раны». Они хотели знать, отправят ли их домой, или же просто переведут в госпиталь. Легкораненых – тех, кто потерял палец или у кого пуля прошла через ногу, не задев кость, отправляли обратно на фронт через пять дней.
В полдень 27 июля Брэдли отдал новые приказания. «Кобра» шла настолько хорошо, что он решил начать полномасштабное наступление в направлении Авранша – города, служившего вратами в Бретань. Командующий английскими воздушно-десантными войсками генерал-лейтенант сэр Фредерик Браунинг по прозвищу Малыш пытался убедить Брэдли сбросить на Авранш десант – непосредственно в тыл к немцам. Но Брэдли отверг эту идею. Выброска десанта сильно уменьшила бы гибкость, необходимую для подобной операции, поскольку сделала бы главной задачей прикрытие десанта.
Брэдли решил неофициально передать под командование Паттона 8-й корпус на западе, пусть даже 3-я армия не сможет вступить в действие раньше 1 августа. «Я почувствовал себя гораздо спокойнее относительно исхода войны, – записал Паттон в дневнике. – Может, у нас что-то и получится». Утвердившись в своем решении, Паттон поставил 4-ю танковую дивизию Вуда и 6-ю танковую дивизию Гроува на острие атаки 8-го корпуса.
Внезапно немецкое командование осознало масштаб угрозы, с которой оно столкнулось. Их реакция была замедленна главным образом из-за того, что американцы перерезали телефонные линии. Во многих местах немцы просто не знали о прорыве. Они зачастую были ошеломлены, когда обнаруживали американских солдат чуть не у себя в тылу. Был случай, когда несколько офицеров, ехавших в «фольксвагене», едва не врезались в колонну американской техники, а мотоциклисты, подъезжавшие к американским машинам для выяснения их принадлежности, тут же погибали.
Генерал Майндль доложил, что 2-й парашютно-десантный корпус, занимающий позиции в долине Вира к югу от Сен-Ло, сократился до 3400 человек. «Из-за тяжелых потерь мы больше не в состоянии выдерживать серьезное давление противника», – заявил он. Клюге пришлось согласиться с тем, что главную опасность представляет именно американское наступление. Он согласился удовлетворить запрос впавшего в панику Хауссера на подкрепление и приказал перебросить к нему 2-ю и 116-ю танковые дивизии, сражавшиеся против англичан.
Вечером 26 июля Лютвиц отправился в штаб Майндля. По его словам, там царил «полнейший хаос». Майндль и сам писал, что «грохот артиллерии и рев танковых двигателей был таким, что невозможно говорить по телефону». Его КП был скрыт под грудой обломков, что по меньшей мере было хорошей маскировкой от американских истребителей-бомбардировщиков. Майндль пришел в ярость, узнав, что Лютвиц не находится под его прямым командованием, и сказал, что начинать атаку, тем более при дневном свете, – это чистой воды безумие. Дела шли так плохо, что немцы едва держались.