Высокие горы Тибета

Кончилось это тем, чем и должно было закончиться. Нанка забеременела неизвестно от кого. Родственники посоветовали ей сделать аборт. Но в те времена косо смотрели на аборты, вернее, это Иосиф Виссарионович косо смотрел на аборты, и потому все тоже косо смотрели на аборты – поэтому они были запрещены. Так, благодаря косому взгляду товарища Сталина, на свет появилась премиленькая девочка, будущая Лизина мать. Её так и назвали: СталИна (с ударением на «и») – в честь товарища Сталина.

Денег в семье катастрофически не хватало. И Нанка взялась за старое. Но провинциальный Семиозерск был маловат для её амбициозных проектов. Нанку безудержно потянуло в столицу, как её маму Марию тянуло в таинственный Тибет. Оставив Сталину на попечение родственников, Нанка укатила покорять златоглавую.

Живя на блатных хазах, Нанка впервые познала стопроцентного иностранца и одуряющий запах иностранной валюты. А потом нагрянул умопомрачительный Всемирный фестиваль молодежи в Москве, и Нанка развернулась во всю. Вот тогда ею заинтересовались «предохранительные» органы покруче милиции. Они не били её, не запирали в обезьяннике, не домогались её в отдельной камере, – вели себя интеллигентно. Но от их спокойного тона Нанку бросало в дрожь.

Впрочем, она напрасно боялась. Ей предложили условия просто сказочные – из банальной проститутки стать постельным агентом КГБ. Её устроят в систему «Интуриста» и, она по-прежнему будет встречаться с иностранцами, но уже на, так сказать, законных основаниях и под прикрытием Конторы. Эта крыша так же будет подыскивать ей клиентов – не каких-нибудь бедных зарубежных студентов, а, например, дипломатов, работников иностранных торговых фирм и в таком роде. Все, что Нанка заработает, она могла оставлять себе (валюту она сдавала и получала рубли по курсу Центробанка), а в Контору передавать письменные отчеты и аудиозаписи, добытые во время интимного сеанса.

Знала бы Нанка, что мягким к себе обращением со стороны лукавых органов обязана «Тибетской маме», лица которой она уже не помнила.

Курировал Нанку подполковник КГБ Усмурняк Сергей Леонтьевич. Она подписала договор (чернилами, чернилами…), и её отправили в 121-ю спецшколу. Там агентов, вернее, агентш (хотя были и агенты – голубого профиля) обучали танцам, хорошим манерам, приемам джиу-джитсу и технике половых сношений по древней методике «Кама-сутра». Эту методику еще в двадцатых годах привез в Россию небезызвестный индийский революционер Свами Махариша Наг. Да-да, тот самый Свами, который помог в свое время матери Нанки уехать в Синие страны. Удивительно, как своенравный Рок, хитроумно сплетает нити судеб человеческих.

(Кстати, потом, в 49-м году, Сталин живьем закопал этого йога в землю у кремлевской стены по его собственной просьбе. Как своеобразную бомбу времени. Откопал Махаришу уже Горбачев. Живой и даже ничуть не постаревший йог уехал на родину с благой вестью о Перестройке).

Нанка оказалась способным агентом. Виртуозно владея вагинальными мышцами, она легко могла разговорить самого молчаливого датчанина или японца. Полиглотские способности матери и милитаристский талант отца позволили ей без труда в совершенстве овладеть языками и покорить заморские страны. Вскоре она уже работала выездным агентом: Испания, Франция, Германия… Куратор – уже полковник (благодаря её успехам) – поговаривал даже о США. Но удовольствовались Аргентиной. Что-то в Штатах у них сорвалось, возможно, причиной тому была недостаточная осведомленность советских спецслужб о матримониальных вкусах президента К<…>, отягощенных интригами Мэрилин Монро.

Закончила Нанка свою карьеру так, как заканчивают её большинство агентов. К началу семидесятых, она, потеряв былую привлекательность, вышла со службы в отставку и была отпущена на вольные хлеба – во Францию. Через год с небольшим на Шамп з’Элизэ (Елисейские Поля), у подножия Эйфелевой башни нашли её сплющенное тело. Догадки, циркулирующие в Конторе о причине её гибели, были разными. Одни считали, что она добровольно отправилась в последний полет. Нанка любила красивые жесты. Другие предполагали, что её заманила и столкнула завистливая французская подруга-проститутка. Это, впрочем, маловероятно, потому что там же все огорожено и кругом натянуты сетки. (И только есть одна узенькая калитка из гнутой металлической трубы – платный проход для самоубийц.)

К тому же у Нанки была хорошая пенсия, выплачиваемая в валюте, что позволяло ей безбедно проживать в четвертом арандисмане, в самом центре Парижа, в отеле «Ambasador».

Хотя, кто знает?.. Hotel «Ambasador», что на рю Трюмо, – место и без того хлебное. Клиенты все сплошь престарелые, но очень горячие латиноамериканские дипломаты. Так что «паркуа па?», как говорят французы – почему бы нет? Конкуренция зла. Конкурентка подпилит любую решетку, порвет любую сетку. Возможно, да, Нанка пошла по старой дорожке. Недаром арабы утверждают, что горбатого верблюда…

* * *

Вот такие героические бабки были у Лизы. Настоящие русские бабки.

А что же Сталина? А вот Сталина подкачала. Хотя, что значит – «подкачала»? Наоборот, все её считали правильной девочкой. Короче говоря, Сталина выросла и прожила жизнь закоренелым совком. Ни о каких столицах не помышляла. Жила в своем заштатном Семиозерске (от некогда семи озер остались два и те были засраны) работала на фабрике «Серп и Молох» – сначала сшивальщицей, потом волочильщицей и, наконец, – мотальщицей. Пятого разряда.

Однажды на фабрику приехала её судьба в образе скуластого, узкоглазого, жизнерадостного казаха. Из Казахстана пришла партия овечьей шерсти, но с документами вышла неувязка. Фазир Нарамбеков из Алма-Аты приехал разбираться. Парень молодой, веселый, на кабызе* играет (* народный струнный инструмент), поет непонятные песни, а остановиться негде. В гостинице номеров нет. А у Сталины, передовика производства (или – «передовицы»?), квартира пустует. Родственники-то все вымерли от старости, вот она и жила одна.

Фазир, пока выправлял документы, тесно сошелся со Сталиной. Уезжая в свой Казахстан, умыкнул передовую девушку, – и ни дирекция, ни профком ничего не могли поделать.

В 1985 году родилась Лиза Нарамбекова.

В 1988 году папа-Фазир уехал в очередную командировку. И не вернулся. Мама-Сталина подала во всесоюзный розыск. Всё, что смогла установить милиция дышащего на ладан Советского Союза, это дату, когда Фазира видели живым в последний раз. Он играл на кабызе у некой гражданки, проживавшей в Могилеве. Гражданка заявила, что о дальнейшей судьбе Фазира ничего не знает, и без сожалений отдала кабыз. Музыкальный инструмент переслали Сталине. Теперь кабыз не возят по командировкам, он постоянно висит на стене. Но каждый день 20 мая – предположительная дата гибели Фазира – струны кабыза издают самопроизвольное гудение. Ровно сутки звучит эта потусторонняя музыка, потом постепенно умолкает. И так до очередного 20 мая следующего года. В остальное время кабыз молчит, как мертвый. Приходили экстрасенсы и аномальщики, интересовались этим странным явлением, изучали – крутили рамочками, включали счетчики Гейгера. На вопросы Сталины отвечали уклончиво. Советовали обратиться к Кашпировскому или Чумаку. Только один экстрасенс сказал бедной женщине, что видит её мужа в каком-то мире, где очень много воды. Как это понимать – не растолковал. Скорее всего, и сам не знал.

В мрачные 90-е годы начался процесс выдавливания русских, в первую очередь – из столицы. (Слушая разговоры взрослых, Лиза-подросток представляла это типа – как пасту выдавливают из тюбика, потом выплевывают за ненадобностью). Мама потеряла работу, пришлось за бесценок продать квартиру в Алма-Ате (трехкомнатная, с паркетными полами) и переехать в Уральск. Там было больше русских и дискриминация мягче. Мама устроилась на завод. Им дали комнату в семейном общежитии (когда они дали взятку казаху-коменданту).

В казахском Уральске у Лизы не было никаких перспектив. Но злая судьба вдруг расщедрилась. Семья одной Лизиной подруги уезжала в Россию, в город Екатеринбург. И Лизу, которая к тому времени окончила школу, взяли с собой. У мамы как раз завелся какой-то ухажер, её жизнь хоть как-то устраивалась. Лиза почувствовала себя лишней в той проклятой комнате. Короче говоря, мама была не против. Она сама мечтала вернуться в Россию, но сил для новой жизни уже не было. Дай бог, дожить бы эту.

В Екатеринбурге Лиза получила какой-то вид на жительство и поступила в мединститут. Через шесть лет получила диплом. Срок вида на жительство истек в связи с окончанием учебы, и надо было уезжать обратно в Казахстан. Возвращаться в страшную комнату.