Высокие горы Тибета
Шрифт:
– А современная? – спросила Лайза.
– А разве есть современная музыка? – удивился Пётр и пояснил: – После 2000 года музыка выродилась… А здесь, – хозяин квартиры любовно погладил диски, – классика. Есть концерты и даже оперы. Хочешь послушать "Goetterdammerung"?
– А что это такое?
– "Сумерки богов". Вагнер.
– Ох, это, наверное, слишком тяжело. Что-нибудь полегче поставь.
– Как насчет «Волшебной флейты» Моцарта?
– Слушай, ты можешь завести нормальную музыку, без всяких этих выгибонов? – уже раздражаясь, сказала Лайза.
– Пожалуйста, выбирай сама.
Пётр пропустил её
– У тебя есть Элвис Пресли, «Люби меня нежно»? – непривычно волнуясь, произнесла Лайза, при этом она все еще находилась в г-образной позиции и явственно ощущала, каким hard стал on. Ей даже послышалось металлическое звяканье. Вдруг стальной браслет сковал её запястье, а второй обвил железную стойку стеллажа и защелкнулся. Правая рука бедной Лизы оказалась прикованной к стеллажу. Лиза дернулась, стеллаж не шелохнулся, он хорошо крепился к полу и потолку. У неё похолодел живот, когда она осознала, что влипла в неприятную историю.
Среди людей её профессии ходили страшные легенды, о том, как иногда проститутки попадали в лапы к садистам, маньякам и прочим выродкам. Это были жуткие истории. Рассказывали, что редко, очень редко кому-либо удавалось вырваться от психопата. Каждая девушка, слышавшая эти былички, думала про себя – конечно, это ужасно, это может случиться с каждой, но ведь не обязательно, чтобы это случилось со мной. Подсчитывали даже вероятность такого события. Оказывалось, что вероятность была небольшой, гораздо меньшей, чем оказаться под колесами сумасшедшего джипа. И все успокаивались, и шли на работу почти без страха.
Между тем выродок нашел и включил заказанную гостьей песню. «Лав ми, лав ми…» – нежным голосом запел Элвис. А Лизе впору было кричать: «Хелп ми! Хелп ми!». Лиза заплакала. «Милый, милый Элвис, подумала она, где твой пистолет, которым ты расстреливал свои телевизоры, когда они тебя раздражали. Достань его – никелированный, длинноствольный, с огромным барабаном, большой-пребольшой револьвер – и застрели этого гада!»
– Что вы собираетесь делать? – через плечо спросила Лиза. Она находилась в унизительной и совершенно беззащитной позе.
– Ничего особенного, – ответил маньяк, – просто мы тебя трахнем, и все.
– Зачем же меня приковывать наручниками?..
– Потому что мой друг будет нервничать…
– Какой еще друг?.. Такой же постмодернист?..
– Ага. Можешь не волноваться, мы не причиним тебе вреда.
– Так это игра? – с надеждой в голосе спросила Лайза.
– Как тебе сказать, для него это все слишком серьезно.
Господи, взмолилась жертва, она была согласна даже на друга. Хотя пизнес-леди не любят ситуации, когда тебя снимает один, а на хате оказываются еще и друг съемщика, а то и несколько жлобов, причем
вставить норовят три члена, а оплатить за один.От слов Пётр перешел к делу. Он поднял подол лайзиного платья и забросил его ей на спину.
– Тебе не жарко? – спросил Пётр, увидев подъюбочную женскую упаковку, и потянул вниз первый слой.
Только теперь она вспомнила, что не успела снять шерстяные колготки. Обычно она зимой как делала? Если была у клиента, просилась сначала посетить ванную, там она снимала снизу все теплое, заворачивала и клала в пакет. И потом уже, в одних прозрачных колготках, приступала к любовным играм. Уходя, снова тепло одевалась. Она берегла свой рабочий орган. Не то, что некоторые молоденькие дурочки, которые из какой-то ложной стыдливости зимой работали в тонких трусиках. Хронический цистит (насморк письки) – это еще самое малое, что можно заполучить от такого форса. Вот и получали в скорости воспаление придатков и бесславно покидали проституционный фронт.
– Жарковато, – призналась Лайза, послушно переставляя ноги, как распрягаемая конюхом кобыла.
– О! А это что у нас? – спросил мучитель, разглядывая открывшиеся прозрачные колготки, которые Лайза надевала скорее не для красоты, а чтобы шерстяные не раздражали кожу.
– Теперь снимем трусики, – комментировал свои действия насильник, стянув и отбросив второй, прозрачный, слой. – Замечательные трусики, с кружевами. У вас хороший вкус. – Этот подонок из уважения даже перешел на «вы». – Нет, эту последнюю деталь туалета я, пожалуй, оставлю. Пусть мой друг оценит и сам потрудится. Я, думаю, ему это доставит удовольствие. А теперь, если не возражаете, я заклею вам рот и, с вашего позволения, приглашу друга.
Не дожидаясь, впрочем, возражений и позволения, Пётр заклеил липкой лентой рот жертве и позвал друга.
И друг явился. Из кухни, клацая когтями по паркету, вышел огромный дог, с острыми ушами и большим членом. Настоящая собака Баскервилей, одно из воплощений женских кошмаров.
Лиза замычала, забилась в истерике, боком прижалась к стеллажу.
– Мой друг нуждается в случке, – спокойно сказал Пётр. – Но не каждая сучка ему подходит. Потом с владельцами весьма хлопотно договориться… Вы не представляете, как трудно собаке подобрать партнера.
Лиза пыталась порвать цепь. Дог зарычал.
– Вы раздражаете его, – пояснил владелец пса.
Свободной рукой она хотела отклеить рот, но лента так прилипла, что рвала кожу.
– Кричать не советую. Он этого не любит. И вообще, если будете вести себя как пугливая овца перед волком, он просто разорвет вас на куски. Так что примите позу покорности, закройте глаза и потерпите пять минут. Ему больше не надо.
Видя, что Лиза приняла позу покорности, владелец дал команду своему кобелю:
– Хамас, действуй.
Хамас, роняя слюну, бросился к жертве. Оскалил пасть и цапнул девушку за мягкие ягодицы – не больно, только зацепил клыками за трусики и попятился, их снимая. Трусики затрещали, порвались, слетели с тела. К ногам пса упали. Дог наклонил голову, понюхал впитавшуюся в материал прокладки кровь. Его дико возбудила кровь человеческая. Он бросился к Лизе и, высунув огромный мокрый язык, с хлюпаньем стал слизывать кровь, сочащуюся из бедной Лизы. Свет померк перед глазами её. Она чувствовала, что сейчас умрет от ужаса и отвращения.