Выстрел на окраине
Шрифт:
Бухалов молча кивнул.
— А мне, товарищ майор? — спросил Пильщиков.
— Вам? — Чугаев удивленно оглянулся. — Вы, кажется, где-то здесь живёте?
— Да, недалеко, — заметно повеселел Пильщиков.
— Вот и идите отдыхать. В девять явитесь на работу, доложите Лобову.
— Товарищ майор! — воскликнул ошеломленный лейтенант.
Но майор Чугаев больше ничего не хотел слышать. Направляясь к машине, он с наслаждением вдыхал свежий утренний воздух, трогал рукой влажную зеленую листву.
Через минуту «ГАЗ-69» вылетел из-за угла и обдал застывшего на месте лейтенанта горьковатым душком бензина.
4
Обыск
Оставив лейтенанта Меженцева и понятых подписывать протокол, Чугаев с Бухаловым вышли на улицу. Здесь, у калитки, их догнала мать Заикина, статная сорокалетняя женщина в повязанном по-крестьянски белом платочке.
— Товарищ начальник, да что ж это такое? — Высокая, обтянутая синей кофтой, грудь женщины бурно вздымалась, в голосе слышались близкие слезы. — Что он такое натворил?
— Пока ничего сказать не могу, — хмуро отозвался Чугаев. — Выясним — узнаете.
— Да, может, он ни в чем не виноват? Оговорили худые люди!
Майор с участием посмотрел на потрясенную женщину, честно сказал:
— Не думаю.
Серые большие глаза женщины наполнились слезами, губы задрожали.
— Пока идите, подпишите протокол, — как можно мягче посоветовал Чугаев и с минуту с молчаливым сочувствием смотрел ей вслед.
— Да, — вздохнул он, — сколько лет работаю, а к этому никогда не привыкнешь!
Капитан Бухалов, машинально расстегивавший и застегивавший пуговицы поношенного пиджака, молча наклонил голову. Он был полностью согласен с Чугаевым. Никогда, ни в едином случае не посочувствовал Бухалов преступнику, но всегда болезненно остро думал о его матери, желавшей своему сыну только счастья и скорбно потрясенной, когда оказывается, что сын искал к этому счастью нечестных дорог. Сейчас капитан был только рад, если б его уверенность в виновности Юрия Заикина оказалась грубейшим заблуждением.
— Так оно, — кивнул Чугаев. — Поедем брать Заикина.
И уже обычным, будничным тоном добавил:
— Есть у меня, Петрович, небольшой план. Пойдем, в машине расскажу.
...Отводя глаза в сторону, начальник цеха сказал:
— Заикин, отнеси в охрану списки. Птицыну отдашь.
— Сейчас, Пал Палыч, — кивнул Заикин.
Начальник цеха ушел, Заикин выключил станок, обтер руки ветошью.
— Юрка, ты куда? — поинтересовался работавший за соседним станком парень.
— Да тут, в одно место, — небрежно откликнулся Заикин. Он снял с руки маленькие квадратные часики, протянул их соседу. — Лешка, положи пока. Приду — возьму. Там чего-то поднести надо, не побить бы.
— Давай. — Смуглолицый взял часы, мельком взглянул на них. — Ого, опять новые! А те куда дел?
— Поменял.
Захватив свернутые в трубку списки, он неторопливо прошел по просторному, заполненному ровным гудением моторов цеху.
Теплое утреннее солнце заливало асфальтированный двор. Легкий ветерок покачивал в клумбе пышные астры. С веселым звоном разбивались о каменный барьер фонтана упругие струйки воды.
Поравнявшись с клумбой, Заикин придержал шаг, развернул бумажную трубочку. На трех листах шел длинный перечень работников цеха. Список начинался с самого Пал Палыча. Заикин облегченно вздохнул,
засвистел, толкнул на ходу бежавшую с деталями девушку в синей спецовке.— Да ну тебя! — незлобиво огрызнулась девушка и загляделась вслед пареньку в темной шелковой безрукавке.
Белый оштукатуренный домик военизированной охраны находился у самых ворот. Заикин вошел в маленький кабинет и, ожидая, пока начальник охраны, белоусый, в защитной гимнастерке, Птицын кончит разговаривать по телефону, с независимым видом прислонился к стене.
На вытертом диване, занявшем почти половину кабинета, сидели двое: бритоголовый человек с полным, одутловатым лицом и узкими, словно сонными, глазами, и худой, длинный, как жердь, мужчина с большими залысинами. Заикин вспомнил: час тому назад эти двое ходили вместе с начальником по цеху. Ребята предполагали — комиссия. Бритоголовый, похоже, — главный: посолиднее, в хорошем костюме, коричневые сандалеты. У этого, с залысинами, пиджак поношенный, и держится он больно уж просто: согнулся, вертит в руках соломенную шляпу.
— Что у тебя? — кончил, наконец, телефонный разговор Птицын.
— Пал Палыч списки велел передать, — шагнул к столу Заикин.
— Давай.
Начальник охраны протянул руку, с нескрываемым любопытством посмотрел на молодого токаря.
Заикин повернулся, собираясь уйти, и невольно отступил назад.
Закрывая проход, в дверях стоял бритоголовый. Его узкие и, оказывается, вовсе не сонные глаза смотрели в упор.
— Юрий Заикин?
— Да, — отозвался токарь, чувствуя, как под этим спокойным, цепким взглядом по спине у него поползли холодные мурашки.
— Вы задержаны.
Бритоголовый сказал это негромко, без всякой угрозы, в руках у него ничего не было, и, тем не менее, Заикин сразу же понял, что ни бежать, ни сопротивляться смысла нет. Засыпался!
Бухалов начал допрос сразу же, как только приехали в милицию, не давая задержанному, как говорится, опомниться. Перед ним сидел восемнадцатилетний хлопец, не успевший еще, хотя бы в силу своего возраста, задубеть, стать матерым преступником. У тех на всякий жизненный случай, про запас, всегда имеются довольно убедительные увертки, доказательства и даже ответные наскоки. У таких, как Заикин, только что вставших на скользкую дорожку, такого профессионального «опыта» нет. Не успев ничего придумать, они страстно от всего отпираются, дают первые же пришедшие в голову и чаще всего путаные показания. Такие оговорки и путаница для ведущего дознание — благодатная почва. Они, как бумеранг, возвращаются к тому, кто его метнул. Припертый своими же показаниями, продиктованными инстинктивным желанием любой ценой избежать ответственности и при умелом сопоставлении исключающими одно другое, начинающий преступник падает духом, становится более откровенным. Иные, послабее, при первом же таком натиске сразу и признаются.
Как поведет себя Юрий Заикин, сказать пока было трудно.
Шел первый этап допроса: Бухалов разрешал задержанному отвечать на вопросы, как тому заблагорассудится, а сам только тщательно все записывал, не реагируя внешне даже тогда, когда Заикин говорил очевидную неправду.
Сейчас, со стороны, допрос походил на спокойную, даже дружескую беседу. Бухалов негромко спрашивал, Заикин быстро, горячо и порою с явной искренностью отвечал, вдруг спохватывался, поправлялся и, передохнув, следил, как его ответы ровными чернильными строчками ложатся на бумагу. И опять: негромкий вопрос, быстрый ответ, легкое шуршание пера.