Выжить в Антарктиде

Вообще, это новогоднее путешествие началось скомкано. Из-за каких-то осложнений на работе папа вовремя не смог вылететь во Францию, и они вынужденно пропустили данный пункт программы. Об отсутствии на гражданской регистрации Долговых Кирилл не жалел, но то, что не увидел Прованс, пусть даже проездом, огорчало. В Париже Кир был, но юг Франции особенное место.

Впрочем, Ушуая представлялась не менее интересной, да и ледокол – самый настоящий! – просто не мог его разочаровать. Мальчик уже в самолете пребывал в возбуждении и считал минуты до посадки.

К сожалению, первое впечатление от огромного корабля слегка подпортила одна маленькая задавака. Темнокожую девочку с планшетом в руках Кирилл встретил на верхней палубе и решил, что она американка. Он заговорил с ней по-английски, но девочка его проигнорировала. Смерила презрительным взглядом, словно перед ней стоял говорящий таракан, и убежала. Позже Кир узнал, что девочка была француженкой и, возможно, не поняла его, но возобновлять попытки познакомиться он не пожелал. Подумаешь, принцесса – пусть и дальше плывет в гордом одиночестве, тыкая пальцем в экран обожаемого планшета!

Другие французские дети, взятые в круиз, шли на контакт еще менее охотно. Большую часть времени они проводили уткнувшись в смартфоны, предпочитая виртуальное общение с френдами диким красотам пролива Дрейка. Кирилл интернет тоже уважал и социальными сетями не брезговал, но не до такой же степени!

Конечно, подобное отчуждение казалось ему странным, но легко списывалось на нелюдимость. Однако драка, устроенная еще одним французом во время лекции по истории Антарктиды, упрочила тревожные симптомы. Не только дети французов были странными, все гости со стороны Патрисии были какими-то… не такими! Напряженными и фальшивыми. Молчаливыми и подозрительными.

Кирилл уловил непорядок шестым чувством еще накануне, на торжественном ужине в ресторане, но сам себе не поверил. Ведь внешне все выглядело прилично, люди смеялись и болтали, смотрели друг на друга, изображая заинтересованность. Кир сказал себе, что фальшь свойственна всем взрослым, когда они собираются на подобные мероприятия. Им вроде как положено веселиться, вот они и веселятся натужно. Он не хотел притворяться вместе со всеми и потому промолчал весь вечер. Взрослые платили ему той же монетой – не замечали в упор и не задали ни одного вопроса. Из-за этого Кирилл лег спать рано и в плохом настроении.

Только на следующий день, когда Жак Дюмон так неожиданно полез скандалить и Кир почуял в его интонациях все ту же неестественность, до него дошло: французы что-то затевают! Вот почему они такие необщительные и нервные – боятся проболтаться.

Разговор, который Кир подслушал, едва поранившегося историка увели в медкабинет, развеял последние сомнения. Нет-нет, он вовсе не хотел подслушивать, все вышло случайно! Но, уловив несколько тихих фраз, произнесенных по-французски, не смог устоять.

– Надо дождаться, когда все уйдут, и посмотреть в компьютере, – сказала Патрисия. ­– Как я и предполагала, он забыл его выключить, пароль не придется подбирать.

Кирилл решил действовать на свой страх и риск. Отец уже покинул лекционный зал, но мальчик сделал вид, будто на полдороге у него развязался шнурок, и задержался.

Патрисия говорила бегло и едва слышно, но Кирилл понимал ее, хотя основной упор в его обучении делался все-таки на английский.

– Ги, не теряй времени и осмотрись в его каюте!

Пашина жена не обращала внимания на копошившегося у стола ребенка, но секретарь Дюмона, Ги Доберкур, не был столь беспечен.

– Эй, парень! – окликнул он Кирилла. – Ты мне не поможешь?

Кирилл сначала не понял, что обратились именно к нему, и потому не среагировал, даже не вздрогнул, и лишь когда услышал ответ Патрисии, слегка похолодел.

– Он нас не понимает, – сказала жена Долгова. – Софья говорила, что у них на услужении настоящая англичанка. Французский язык ныне у элиты не в чести.

– С моей племянницей он тоже общался на английском, – подтвердила Дельфина.

– Да что он нам сделает, – отмахнулся Дюмон, – это просто ребенок.

– Ребенок может донести старшим, – резонно заметил Доберкур. – Подождем, когда он закончит. А ты, Дельфи, покарауль снаружи, чтобы владелец меня не застукал.

Возня со шнурками продолжалась слишком долго и перестала быть хорошим прикрытием. Кирилл выпрямился и громко крикнул по-русски:

– Пап, подожди, я уже иду! – и шустро рванул к открытой двери в коридор.

Доберкур последовал за ним.

Кирилл бежал по коридору, и ему казалось, что француз гонится следом. Отца нигде не было видно, и это было ужасно. Мальчик прибавил темп, взлетел по лестнице на свой этаж и вихрем помчался к родительской каюте, которая, как назло, располагалась в самом конце. Отчаянно заколотив в дверь, он оглянулся через плечо, ожидая, когда голова Доберкура покажется в лестничном проеме. Тот все не шел, и Кирилл позволил себе облегченно расслабиться.

Открывшей ему маме он ничего не сказал, потому что знал: она ему не помощница. И зачем ее пугать? А папа… ему потребуются неумолимые доказательства, иначе он отмахнется от любых заявлений, тем более таких невероятных. Поэтому, прихватив верхнюю одежду (вдруг придется преследовать заговорщиков по открытой палубе?), Кирилл со всеми предосторожностями отправился к каюте Геннадия Альбертовича.

Кажется, историк все еще отсутствовал, но дверь к нему была приоткрыта. Кирилл не стал подходить близко – едва углядел висящую на одном шурупе панель замка, сразу вернулся в холл и спрятался за диваном под лестницей. Там было тесно и немного пыльно, но он все-таки втиснулся, прикрылся сверху курткой, предусмотрительно вывернутой черной подкладкой наружу, и стал ждать, напряженно прислушиваясь.

Скоро терпение его было вознаграждено. Дверь в каюту Белоконева негромко щелкнула, и Кирилл, слегка высунувшись из-под куртки, увидел Доберкура, сидящего на корточках: он ставил крышку от электронного замка на место. Больше всего Кира поразили белые медицинские перчатки, обтянувшие ловкие руки француза.

Доберкур встал, с треском содрал перчатки и сунул их в карман штанов вместе с миниатюрной отверткой. Кирилл спрятался. Только когда шаги злоумышленника, не заметившего, к счастью, его убежища, затихли вдали, мальчик осмелился откинуть куртку, чтобы глотнуть воздуха. Выползать из-за дивана он не стал: мало ли, вдруг француз вернется.

Скоро на лестнице и правда послышался топот. По тому, как уверенно двигался человек, сразу было понятно, что крутые изгибы трапа для него привычны, да и скрываться он не намерен. Кирилл был уверен, что это кто-то из матросов, а их он не боялся. Если матрос и заметит его под диваном, всегда можно сказать, что он играет. Взрослые становятся доверчивыми, когда речь идет о детях, а Кириллу всего одиннадцать, и практически все видели в нем неразумное дитя.