Выжить в Антарктиде
Шрифт:
]*
Патрисия Долгов-Ласаль
Она готовилась к этому визиту загодя, расчесывая чисто вымытые волосы и укладывая по хитрой системе, чтобы они красивыми локонами спадали на плечи. Капля духов – за ушами. Тонкая цепочка с миниатюрным сердечком из шкатулки с фамильными драгоценностями - на шею, пусть красиво переливается на груди, манит дотронуться и позволить себе большее, чем просто смотреть.
В том, что она задумала, была важна каждая мелочь. Каждый штрих должен взывать к соблазну. Да, она жаждала соблазнять и не собиралась
Пат критично рассматривала себя в зеркале, висевшем на двери. Темные синяки под глазами приличествуют вдове и подчеркивают глубину взгляда. Лихорадочный румянец на скулах говорит о неподдельном волнении. Ни грамма косметики – все естественно, искренне, без фальши. Фальшь – это то, что никогда больше не должно с ней ассоциироваться. Ни у кого. И все же…
Она все делала правильно, по давно отработанной схеме, и все же ее не оставляло ощущение, что женщина в зеркале это не она. Что зеркало – кривое и не отражает ее настоящую суть. Вот только и сама Патрисия теперь не знала, кто она такая. Что она такое. И тем более не знала, хорошо или плохо то, что она запланировала на сегодняшнюю ночь.
Она вышла из комнаты после полуночи, легкой тенью пролетев по короткому коридору. Их комнаты находились в противоположных концах, но Пат это не смущало – все равно свидетелей не было, Мухины легли рано, она лично в этом убедилась.
Она надеялась и Ашора застать в постели, мечтала разбудить его поцелуем. Удивить. Покорить. Заставить забыть обо всем. Однако Ашор не спал – сидел за одолженным у кого-то ноутбуком. Пат вошла без стука, поскольку знала, что дверь он не запирает, и замерла у порога.
Ашор резко оторвался от экрана, его пальцы замерли над клавиатурой, а на лице появилось растерянное выражение, быстро сменившееся на вопросительную улыбку. Патрисия неожиданно для себя смутилась, представив, как выглядит ее поступок со стороны (навязчивым и неуместным), но решительно пошла вперед, неслышно ступая босыми ногами по вытертому ковру.
Он встал из-за стола, не глядя захлопнув крышку ноутбука. На нем были только штаны, и он явно не ждал гостей. Хотя в комнате было не жарко, тело его было теплым – Пат убедилась в этом, проведя ладонью по его голой груди.
Ашор, слегка опешивший от такого напора, все же успел перехватить руку прежде, чем она пересчитала пальцами все кубики на его прессе.
– Ты пришла вернуть свой Ключ?
Пат ждала, что он это спросит.
– Нет. Я не достойна быть его хранительницей, ты это доказал.
– Тогда зачем?
– Так трудно догадаться, зачем молодая женщина приходит к мужчине в первом часу ночи – босая и в неглиже?
– И все же я теряюсь в догадках. Прости меня, но со мной не надо расплачиваться, - сказал он очень мягко, опасаясь обидеть.
– Все, что я пообещал тебе, я сделаю просто так.
– Это не плата, - она возмущенно повела плечами, - и даже не взятка. Мы квиты: ты спас жизнь мне, я спасла жизнь тебе. Я совсем тебя не привлекаю?
– Я этого никогда не утверждал.
– Ты хранишь кому-то верность?
В его взгляде на секунду мелькнула тоска:
– Нет.
– Тогда что тебя останавливает?
– Пат, я не уверен, что…
– Что это не игра
с моей стороны?– Что это уместно, когда тело твоего супруга еще не успело толком остыть.
– Никто не узнает, - сказала Пат и поспешно добавила: - Я поклялась, что если выживу, изменюсь, перестану лгать и лицемерить. И потому я не буду фальшиво скорбеть о Поле. Поль… Павел умер героем, он спас меня, хотя я не заслужила, но его больше нет, а я есть. Павел спас меня, чтобы я жила, и я хочу жить, хочу быть живой.
В его глазах опять что-то мелькнуло, но погасло прежде, чем Патрисия успела это идентифицировать.
– Ты считаешь меня эгоисткой? Осуждаешь?
– Я не судья, - сказал Ашор. – И не ангел. Мне понятны твои чувства.
– Мне кажется, ты боишься, что все пойдет наперекосяк, если правда прозвучит, но я все равно скажу, - Пат тряхнула аккуратными локонами и подняла на стоявшего перед ней мужчину блестящие глаза. – Ты для меня незаметно стал лучшим мужчиной на свете. Это, конечно, тебя ни к чему не обязывает, однако прошу: не отталкивай меня! Именно здесь и сейчас я не могу остаться без твоей поддержки.
– Только здесь и сейчас? – повторил он за ней.
– Я не претендую на что-то большее. Вечность – слишком громкое слово в моем положении, а я не желаю врать.
Ашор смотрел на нее: задумчиво, заинтересованно и, как ей начинало казаться, зачаровано. Его рука так и сжимала ее ладонь. Пат не отняла ее, а он не выпустил.
– Так мне уйти?
Он едва заметно качнул головой:
– Как я могу прогнать тебя, Пат?
– Значит, ты хочешь, чтобы я осталась?
– Останься со мной, - сказал Ашор. И повторил: – Пожалуйста, останься.
Патрисия прильнула к нему, наслаждаясь ощущениями, которые дарила близость его горячего тела. Его прикосновения. Его губы. Его взгляд. Когда он поддался ей, подхватил на руки – но не так, как в пещере, а совершенно иначе: страстно и обещающе, - тяжелый камень свалился с ее души. Ей стало легко, как бывало лишь в раннем детстве.
*
Ей приснилась раскаленная пустыня, в которой нечем дышать, пылающее зеленоватым светом «черное солнце», адская боль, Ключ, намертво прикипевший к крестообразному углублению, и искаженное мукой лицо Поля - короче, ей приснилась правда.
Пат распахнула глаза, сдерживая дыхание. Ее сердце билось часто и гулко, а внутренности сжимались от страха. Ашор лежал рядом, и она осторожно сдвинула его руку, освобождаясь.
Она никому не рассказала о том, что на самом деле случилось в Хранилище. Несмотря на решение избегать обмана, она обманула их всех.
Отправив Пашу с Ашором и ее рюкзаком к остальным, Пат взялась исполнить безумный план. Она осознавала, насколько он безумен, но не могла остановиться на половине дороги.
То, что процесс пошел не по расчетному, Патрисия поняла почти сразу же, но было поздно. Вместе с неисправным артефактом она перенеслась в мертвую пустыню. Точнее – в мертвые пустыни. Их было много, очень много, они были похожими и различными одновременно. Песок и пепел, камни и безжизненные равнины, жара и дрожащие в мареве горы, сухостой… Пат видела все и не видела ничего, образы переплетались, знакомое превращалось в неизвестное, голова кружилась, фасеточное зрение сводило с ума. Взмахнув рукой, она ощутила тысячи своих рук, и как многоножка из сказки, замерла, запутавшись в собственном теле.