Взять свой камень

– Иди-иди, – отмахнулся Цыбух и улегся на спину, уставившись в небо.

Вскоре вернулся капитан, позвал за собой радиста, увел его за кусты и пришел обратно уже один. Гнат отметил это, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век, делая вид, что дремлет, разморенный жарой и сытной пищей.

– Отдыхаем три часа, – распорядился Антон.

– А потом? – поднял голову участковый.

– Потом отправимся дальше.

«Герои, мать вашу, – Гнат зло перевернулся на другой бок. – Все ищем приключений на свою задницу, как Ванька-дурак… Немец, вон, уже до Минска допер, зря, что ли, бабы болтали? А мы по лесам шастаем, на дорогах из пистолетов палим, думаем, остановим их? Прут они силой, видал я, сколько машин! Эти по вшивой дорожке шли, а на большаках, на шоссе? Не-е-ет, любезные, пукалками немца не остановишь, тут армии нужны, самолеты, пушки, а где они? Просвистели вы все, проговорили в речах, как тот тетерев, что токует, ничего вокруг себя не слыша, пока его не стрельнут!.. Однако тетерев птица глупая, а человеку Богом ум дан, чтобы он про свою жизнь размышлять мог. Вот и поразмысли, Гнат, какая твоя жизнь дальше будет, прикинь хоть на пальцах, где лучше и как лучше…»

Цыбух сел и достал кисет с самосадом – командир табака принес, догадался, – свернул самокрутку и задымил.

– Не спится? – поглядел на него участковый. – Смени через час Ивася.

* * *

Ивась устроился под корнями вывороченной бурей сосны: подстелил в ямку нарубленных еловых лап и свежесорванной пахучей лесной травы – удобно и мягко. Едва угадывавшаяся лесная тропинка, ведущая к деревне Жалы, была у него как на ладони. Со стороны леса опасаться нечего – немцы через такую чащобу не полезут, не в их привычках, а привычки оккупантов Ивась уже успел немного изучить за время скитаний в компании участкового и Гната. Прибился к ним еще и бывший завклубом Сашка Тур – веселый рыжий малый, любивший заводить с Алешкой Куликом малопонятные разговоры о политике и жизни на других планетах.

Разговоры эти Ивась слушал с ухмылкой, но сам затихал у костра и старался не мешать – пусть тешатся, хуже от их слов все одно не будет, потому как все равно хуже некуда.

Где теперь его добрая хата? Вышла дымом в небо, подожженная немецким снарядом. Где Софка, из-за которой они с Гнатом сворачивали друг другу скулы в жестоких драках на сельских гулянках? Может, сгинула, убежала в лес, а может, сейчас греется под боком такого же рыжего, как Сашка Тур, немца? Особым целомудрием Софка не отличалась, до мужской ласки была весьма охоча, и если бы не оспаривали право на нее два самых сильных мужика в деревне, то и другим в своей любви она не отказывала бы.

И вообще – выкинула жизнь замысловатое коленце, повернула всю судьбу Ивася. Сначала попал в кутузку, причем ни за что ни про что, а после началось такое, что и в страшном сне не привидится. Идти вместе с Гнатом на восток Ивась согласился потому, что другого выхода просто не видел – куда податься, если хаты больше нет, а с запада прут немцы? Только в лес, да лесом на восток: среди своих привычнее, всё на родном языке говорят, а немцы – те уже и поляков побили, которые раньше у них пановали. Враз посворачивали шеи!

Блукали, блукали по лесам, а теперь у них капитан объявился. Обстоятельный, серьезный мужик, свое дело знает и командовать может, а это было для Перегуды самым главным. Не надо себе голову ломать, что и как делать – все решат, а ты выполняй. Немца бить надо? Надо! Командир есть? Есть. Оружие дал? Дал. Жратвой обеспечил? Обеспечил. Отчего не воевать, тем более среди своих? Можно и повоевать. Обратно все одно никакого смысла нет возвращаться – некуда. А последующая жизнь, под командой капитана, вдруг еще да наладится, простят, что из кутузки утекли, поймут, что оставаться там и ждать немца не захотели.

Услышав шорох и звук шагов, Ивась вскинулся, поудобнее перехватил карабин, вглядываясь в заросли – кто идет к их маленькому лагерю? Но тропинка была пуста, а звуки шагов приближались. Оглянувшись, он увидел Гната. Тот шагал с неизменной дубинкой на плече.

Подойдя, Цыбух уселся рядом, положил дубину и, достав кисет, угостил Ивася табачком. Помолчав, негромко сказал:

– Только здесь и можно с сельчанином своим покурить, а то все на людях мельтешим. И душу не отведешь.

– Зачем пришел? – прикуривая у Цыбуха, спросил Ивась. – Побалакать?

– И энто тоже, – согласился тот. – Побалакать нам, сельчанин, не мешает.

– В дозоре я, заругают, – покачал головой Перегуда.

– Ни, – засмеялся Цыбух, – меня сменить тебя послали. Ты мне вот чего скажи, сосед, долго ли ты еще собираешься по лесам судьбу пытать? Она ведь, злодейка, может и выверт сделать.

– Ты о чем? – насторожился Ивась. – Говори толком, Гнат, не крути, как теленок хвостом.

– Тикать нам треба, сосед, – глубоко затянувшись, доверительно сказал Цыбух. – Тикать от энтого капитана.

– Как это?

– А ногами! Переставлять их побыстрее, – и Гнат показал на ладони пальцами, как надо переставлять ноги.

– Почему? – Ивась никак не мог уразуметь, отчего вдруг Гнат решил уйти. Что случилось? Почему изменились его планы? Еще вчера он ходил со всеми к дороге, убил немца, взял трофеи, а сегодня хочет уйти?

– Потому, – с причмокиванием досасывая сигарку, нахмурился Цыбух. – Я тебе как сосед соседу скажу. Другому бы ни за что не сказал, а тебе скажу. Мы с тобой тут самые близкие будем из всех – если не ты, то кто же еще меня поймет, га?

– Да что случилось-то? – поторопил его встревоженный Перегуда.

– Придурок этот, капитан, в самое пекло нас завесть хочет. Сгинем мы с ним вместе! Ни за понюх табаку сгинем! Он теперя на станцию мастится пойти, я сам слыхал, а там немцев полно. Постреляют нас, Ивась, как курей. Усех постреляют!

– Зачем ему станция? – недоверчиво улыбаясь, спросил Ивась. – Да ты брешешь!

– Зачем? – зло сощурился Цыбух. – Это собаки брешут, а я тебе дело толкую. Телок! Не знаешь? Скажу! За комиссарскими брильянтами идем, которые в вагоне спрятаны, а оне дороже золота! Во!

– Да брось ты! – рассмеялся Перегуда. Вся деревня знала склонность Цыбуха к преувеличениям. Если он убил на охоте утку, так она обязательно превращалась в его рассказах в кабана или лося, если не в зубра.

– Як Бога кохам! Вот тебе пан Езус и дева Мария! – перекрестился Гнат. – Сам слышал, вот энтими ушами, когда наш капитан с каким-то мужиком в лесу балакал… Слушай, сосед, бросим их к чертям болотным да пойдем сами на железную дорогу? Выберемся на энту станцию да пошукаем: глядишь, отыщем комиссарские брильянты?

– Спятил? – покрутил пальцем у виска Ивась. – На што они нам? Куда с ними деваться, война кругом, аль бо забыл?

– Э-э, милай, – ощерился Гнат, – с хорошими деньгами человеку никакая война не страшна, а с золотом везде хорошо! Щас главное – выжить! Понял? А в наших болотах от кого хошь сховаться можно, ни одна собака не сыщет. Я одну деревеньку знаю, небольшую, посередь болота стоит…

– Не дело, – насупился Ивась. – Не дело говоришь, Гнат! Разве из-за камушков они так будут рисковать? Парнишка говорил, который с капитаном пришел, что у них людей много поубивало.