Взять свой камень

– Може, вы энтих… здеся словите? Я чистую правду…

Шель бросил быстрый взгляд в его лицо, покрытое испариной страха и, стараясь сохранить равнодушный тон, спросил:

– Я не понял. О чем ты?

– Они собирались в деревню пойти, за капитаном, – торопливо зачастил Гнат, – а потом сюда, на станцию, в Вязники.

– Зачем? – поднял брови Шель. – Тут не только станция, здесь и город. Пусть и маленький, но в нем большой гарнизон. Их место в лесу! Опять лжешь?

– Нет, – упрямо повторил Цыбух, стараясь убедить немца. – Правду говорю. Им сюда надо, я сам слышал.

– Но зачем, зачем?

– Точно не знаю, – начал Гнат и тут же почувствовал, как его сзади схватили за плечи, повалили на пол, начали заворачивать скованные руки за голову. Дикая боль пронзила суставы плеч, в загривок уперся жесткий сапог, а ноги прижали чем-то тяжелым, и стало темно в глазах от боли, достающей аж до самого нутра.

– Скажу! – заорал он. – Скажу!

Немного отпустили, давая вздохнуть, сдвинулся ниже, на спину, стоявший на загривке сапог.

– Говори!

Голос офицера доносился словно через вату, забившую уши. Больше испытывать такую боль не хотелось, и Гнат просипел:

– Секрет тута у них спрятан.

– Где?! – подхлестнул его новый вопрос, и сильно дернули за руки. – Где спрятан? Какой секрет?

– В каком-то вагоне.

– Кретин, – зло прошипел Гельмут. – Что в вагоне? Ну?

– Золото, – Гнат обессиленно опустил голову на пол и горько заплакал. Прощай, радужная мечта о богатстве!

Шель довольно расхохотался. Ему стало ужасно весело: как все просто! Вытер платком выступившие от смеха слезы и, убрав его в карман, приказал:

– Оставьте его… Сознайся, дурак, ты хотел присвоить золото? Надеялся украсть столько, сколько сможешь унести в своих поганых лапах, и потому молчал, пока тебе не начали ломать хребет? Жаден ты, жаден и глуп! А если там, в вагоне, совсем не золото? А если ты считаешь меня дурнее себя и хочешь снова обмануть?

Цыбух молча лежал на полу, шмыгая носом и чувствуя, как опять начала кровоточить разбитая губа, наполняя рот солоноватой кровью. Что еще добивается от него немец, он и так все ему уже выложил!

– Молчишь, – с сожалением протянул Гельмут. – Байку про золото специально для тебя могли выдумать хитрые чекисты. Например, для проверки твоей благонадежности. А ты и поддался, сбежал!

Гнат тяжело сел, снова шмыгнул носом, виновато опустив голову и глядя в пол. Чего теперь с ним сделает немец? Опять начнет мучить или… Горазды, оказывается, немцы на разные штуки. То с тобой вежливенько так, с уважением, а то начинают шею сворачивать. И как только этот, в черном, догадывается, когда ему арапа заправлять начинают? Колдун он, что ли, ворожей?

– Вот что, – Шель побарабанил пальцами по столу. – Куришь? Дайте ему сигарету! Попробуй мне точно повторить, что говорили те двое в лесу. Сможешь?

– Один, энто который у нас заправлял, сказал, что везли золото. И еще вещи, которые дороже золота; они в вагоне на станции Вязники, – сообщил Цыбух, жадно затягиваясь вонючей сигаретой.

Гельмут откинулся на спинку стула, раздумывая. Ясно, что некий секретный груз действительно существует – иначе зачем говорить о станции и вагонах? Они же не подозревали о спрятавшемся в кустах кретине, подслушивавшем их разговор, поэтому беседовали не таясь, спокойно, называя вещи своими именами. Один из собеседников, если верить этому кретину, называл себя капитаном Хопровым. С таким же успехом он мог называться полковником Сидоровым или лейтенантом Ивановым – у разведчика всегда десятки имен, а настоящее знает только он и его руководство. Ясно одно: он действительно разведчик, прекрасный профессионал. Именно он и устроил бойню в подвале школы, а потом изувечил двух эсэсманов и ушел в лес. Все приметы сходятся! Но кто второй? Такой же профессионал, специально оставленный здесь русской разведкой, или местный житель, опять же связанный с русской разведкой? Где он живет – в Жалах? Или лес около этой деревни – только условное место встречи? Скорее последнее, иначе они не стали бы беседовать в лесу, а пошли бы на другое место. Выспрашивать об этом у кретина, плачущего по своему несбывшемуся богатству, бесполезно – вряд ли он скажет что-то толковое. Не тот ум, нет способности к наблюдению и анализу, полностью оправдывает русскую пословицу: сила есть – ума не надо. Недодав этому чурбану мозгов, природа щедро компенсировала их отсутствие могучими мышцами, добавив к ним маленько хитрости, нажитого опыта и изворотливости, умения ловчить, спасая свою шкуру. Пустой матерал!

Рашке тоже не оправдал надежд – не нашли чекиста-пограничника, прятавшегося в деревне, мало того – еще и саму деревню сожгли, а в Вязники привезли тело Рашке с раскроенным черепом. Не исключено, что кретин говорил правду, но не все правильно понимал. Уречье могло служить еще одним условным местом встречи или лес рядом с этой деревней, а убившая Рашке Марфа – связная. Впрочем, нет, так можно слишком далеко зайти в отвлеченных умопостроениях. Все, конечно, проще, намного проще.

Но груз, важный для большевиков секретный груз действительно должен существовать, и его сопровождал чекист! Это-то как раз и подтверждает важность груза – его не доверили никому, кроме чекиста! Стоит тщательно проверить всю станцию и устроить здесь для капитана Хопрова, или как его там, приличную мышеловку. А потом не упустить момент и наглухо ее захлопнуть.

– Хочешь жить? – поглядев на Гната, вкрадчиво спросил Гельмут. – Я дам тебе возможность доказать свою преданность новому порядку. И золото ты получишь. Не вагон, конечно, а в награду за верную службу. Получишь дом, корову и сможешь взять себе любую бабу. Но пока ты снова отправишься в подвал!..

* * *

Волков всматривался в лицо человека, подобранного в горевшей деревне около дома бабки Марфы, – разбитое, потемневшее, с запекшимися губами, оно напоминало уродливую маску. Ничего от живого. Обтянутый кожей череп с блестевшими лихорадочным жаром глазами. Они беспокойно бегали по лицам окружающих его людей.

Человек был без сапог, но обут в потертые штатские полуботинки. Одет в комсоставовское галифе, разрезанное по шву около канта и потом снова аккуратно зашитое. Тощая шея болталась в воротнике коверкотовой гимнастерки со следами споротых петлиц. Фуражки не было, шевронов на рукаве тоже. Отобранный у него пистолет ТТ – обычный, армейский, и гранаты советские, противопехотные, в ребристых металлических рубашках. В карманах галифе и гимнастерки документов не обнаружили.

– Жив? – заметив, что раненый пришел в себя, спросил Антон.

– Кто вы? – разлепив спекшиеся губы, с трудом произнес неизвестный.

– Свои, – успокаивающе похлопав его по руке, ответил Волков. – Не волнуйтесь. Где вас ранило?

– Кто вы? – повторил тот, пытаясь приподняться, но со стоном вновь опустился на землю.

Он смутно вспомнил горящую деревню, перебегающие между домами непонятные фигуры с немецким оружием в руках, выбитый из руки пистолет и хриплое приказание не баловать. Потом темный провал беспамятства и, придя в себя, он вдруг обнаружил, что уже находится в лесу, среди неизвестных, странно и пестро одетых людей. Один в полосатой футболке, другой в милицейской форме, третий в маскхалате, а говорящий с ним – в мятом гражданском костюме и несвежей голубенькой сорочке.

Кто они, откуда взялись, почему его унесли в лес? И сколько прошло времени, пока он находился без сознания? Судя по теням между деревьев, уже вечер, скоро сядет солнце.

Кто этот человек, настойчиво пытающийся узнать, где его ранило? Он его раньше никогда не видел, а может быть, просто уже забыл это обычное, чуть скуластое лицо и светлые глаза? Русые волосы, щетина на небритом подбородке… Таких сотни, тысячи – встретишь и тут же забудешь, смешается память о нем с памятью о множестве других подобных лиц.