Взять свой камень

Неожиданно сзади послышался шум моторов. Остановившись, Цыбух прислушался и испуганно заметался, ища, куда бы спрятаться, – ехать на машинах могли только немцы, а встречаться с ними ему очень не хотелось. Но спрятаться оказалось негде – кругом открытое место, а если кинешься бежать через поле к лесу, точно выпустят в спину пару очередей – просто так, на всякий случай. Поэтому Гнат перескочил через кювет и остался стоять, опираясь на дубину, – авось пронесет нелегкая?

Мимо него, не снижая скорости, проскочили два мотоцикла с солдатами в касках и больших очках. Следом катил темный автомобиль, а за ним, по-утиному переваливаясь на ухабах, тянулся транспортер.

Глотая пыль, Цыбух стоял на обочине и, полуприкрыв глаза, творил шепотом молитву пресвятой Деве, прося помочь, спасти и сохранить от вражеской напасти. Но, видимо, грехов у него накопилось столько, что пресвятая Дева Мария молитвы Гната не услышала.

Неприятности начались с того, что в лицо Цыбуха полетел пущенный чьей-то рукой из кузова бронетранспортера недозрелый помидор. Не долетев, помидор шлепнулся в пыль, и тут же темная машина притормозила. Приоткрылась дверца, и высунулся немец в темной форме.

– Эй, подойди! – приказал он.

С трудом переставляя ставшие непослушными ноги, Цыбух затрусил к машине, настороженно кося глазом на остановившийся бронетранспортер, из которого выпрыгнули два солдата с автоматами и тоже пошли к нему. Он еще не успел подойти к легковушке, как солдаты оказались у него за спиной.

– Быстро! – словно подхлестнул Гната сердитый окрик немца, заставивший трусцой побежать к машине.

Один из солдат вырвал из рук Гната палку и отбросил ее далеко в сторону. Увидев на околыше фуражки немца серебряный череп с перекрещенными костями, Цыбух почувствовал себя нехорошо – в груди родилось предчувствие близкого несчастья, непоправимого, страшного.

Офицер в черном с любопытством осматривал Цыбуха, стоявшего в двух шагах от машины. Рядом с водителем сидел еще один немец в черном с витым серебряным погоном на правом плече мундира.

– Ну, – на чистом русском обратился к Гнату офицер и лукаво подмигнул светлым глазом, – рассказывай, парень!

– Чего? – чувствуя, как холодеет внутри, набычился Цыбух. Мысль, что он мог избавиться от оружия, выдающего его с головой, но не сделал этого, поддавшись извечной крестьянской жадности, глодала Гната, заставляя беспокойно биться сердце.

– Где ты взял немецкие сапоги? – доставая из кармана красненькую пачку с сигаретами, спросил немец. Закурив, он повторил вопрос: – Где ты взял сапоги? Ты что, глухонемой? Или память отшибло?

Гнат молча переминался с ноги на ногу, не зная, как отвечать. Он обалдел, услышав от немца понятные слова, обалдел он неожиданной встречи на глухой дороге.

– Что хлопаешь глазами? – усмехнулся немец. – Ты убил немецкого солдата?

– Нет, – отшатнулся Гнат. – Нет! Я не убивал!

– Тогда где ты их взял? Мародер?

– Нет, – продолжал твердить совсем одуревший от страха Цыбух. Что теперь толку от пистолета и кинжала? Смертынька пришла! Немцы не отвяжутся, а попробуй достать оружие – полоснут из автоматов стоящие сзади солдаты.

– Обыщите! – небрежно махнув рукой, приказал немец с витым серебряным погоном и, прищурившись от дыма зажатой в углу рта сигареты, наблюдал, как задергался Гнат в руках дюжих солдат, начавших выворачивать его одежонку.

На дорогу вывалился пистолет, второй солдат вытащил кинжал, подал оружие офицеру.

– О! – тот осмотрел вальтер, потом вытянул клинок из ножен. – Ты из банды «лесных призраков»? Отвечай!

– Нет! – замотав головой, крикнул Цыбух.

– Расстрелять! – приказал немец, закрывая дверцу автомобиля.

– Нет! Нет! – дико закричал Гнат, вырываясь из цепких солдатских рук. – Я скажу! Все скажу!

– Подождите, – офицер в черном снова приоткрыл дверцу.

Солдаты рывком поставили на ноги пытавшегося опуститься на колени Цыбуха, подтащили его ближе к машине.

– Говори, я слушаю! – поощрительно улыбнулся эсэсовец. Второй немец, сидевший рядом с шофером, с любопытством наблюдал за происходящим.

– Я… Энто… – голос у Гната срывался. – Они в лесу!

– Где? Точнее! Кто и сколько? – жестко сузил глаза офицер и что-то сказал по-своему второму немцу. Тот в ответ осклабился и поправил лежавший на коленях автомат.

– Пять душ, – обреченно опустил голову Цыбух. – Еще один есть, незнакомый. Да нас двое было.

– Кого вас? – уточнил эсэсовец.

– Сельчанин мой, – затравленно просипел Гнат. – Да я его энто… Чтобы уйти. Надоело мне.

– Убили? – притворно охнул немец. – Неужели? Где они? Быстро!

– Не знаю, где сейчас, – выдохнул Цыбух. – Капитан ими командует.

– Какой из себя? Выше среднего роста, русый, одет в штатский костюм и желтые туфли? Он?

– Да… Он самый, Хопров.

– Прекрасно, – откинулся на спинку сиденья офицер. – В машину его! Поехали, быстро!

Гната потащили к бронетранспортеру. Открыв дверцу, сунули головой вперед в кузов. И тут он увидел, как, хищно оскалясь, на него уставился сидевший рядом с немецкими солдатами проклятый сокамерник Щур. А на лавке у другого борта машины пристроился его лысый приятель. Сердце ухнуло вниз, в глазах потемнело – отчего же он такой невезучий?! Или его мать в проклятый час родила?

Крепкий пинок солдатского сапога буквально вбил его внутрь. Растянувшись на полу, Гнат услышал, как следом влезли солдаты, захлопнули тяжелую дверцу, потом загудел мотор и бронетранспортер поехал.

Продолжая скалиться, Щур, отвернув голову и вроде бы совсем не глядя на Гната, наступил ему ногой на пальцы руки и придавил их каблуком. Но закричать от боли Цыбух не посмел…

* * *

Очнувшись от дремы, Волков рывком сел и осмотрелся, еще не до конца проснувшись и не совсем понимая: что его так встревожило? Каким-то подсознательным чувством он уловил – происходит нечто странное, нарушающее привычный порядок на привале. Но что?