We began it all

хХхХх

Следующие три дня город разбивает паралич. Буквально.

Уайт Пайн Бэй заносит снегом, кажется, целиком. И время останавливается.

Школа закрывается, как и множество других заведений. Больница, напротив, начинает работать усиленнее, из-за всех случаев обморожений, проблем изолированности и травм самого разного рода, которые, кажется, ни в какие другие дни просто не могли бы случиться.

Марион застревает в мотеле Бэйтсов на весь этот срок, потому что дороги совершенно непригодны к отъезду из города. В сам городок ни ей, ни владельцам, разумеется, тоже не выбраться – без машины. Так что, они вчетвером остаются вместе.

Естественно, случись что-то серьёзное (проблемы со здоровьем, нехватка провизии и т.д.), найти способ связаться со службой спасения или убраться из мотеля было бы более чем просто. Но без крайней нужды, никто этого не хочет. Марион, судя по всему, тоже не заинтересована в том, чтобы социализироваться в Уайт Пайн Бэй. Ей хватает компании Нормана, Нормы и Дилана.

хХхХх

– Ты ей явно по душе, донжуан. – Насмешливо замечает Дилан вечером третьего дня.

Снег уже начинает понемногу сходить, ветер нынче был уже не такой шквальный. Норман как раз размышляет о налаживающейся погоде и о том, что скоро им удастся избавиться от докучливой Марион, когда Дилан огорошивает его этой явно выдуманной новостью.

– Что? Нет. Не собирай чушь. – Морщится Норман, уходя на кухню, подальше от оставшихся в гостиной у телевизора женщин. – Ты ей больше подходишь. Дерзай.

– Не-а, – ухмыляется Дилан. – Мари запала на тебя. Этого только слепой не видит. Ты слепой? Не думаю. Так что, не переводи стрелки.

– Она старше меня, не знаю, года на четыре, как минимум! – жалко возражает Норман.

– Вообще не аргумент! – смеётся его усилиям брат. – Разве тебя никогда не привлекали женщины постарше, м?..

На пару секунд между ними замирает пауза. Норман открывает рот, не то в изумлении, не то в возмущении, и Дилан вдруг начинает хохотать ещё сильнее. Он смеётся и смеётся, надрывно, согнувшись в три погибели, до слёз, непроизвольно струящихся из глаз. И Норман хмыкает тоже. Действительно.

хХхХх

Правота первого предположения Дилана, однако, доказывается тоже, чуть позже тем же вечером.

Норман вынужденно провожает Марион вниз к мотелю, и – уже у самых дверей в её номер – девушка вдыхает, словно храбрясь, и стремительным, клюющим движением, целует его.

Слава всему, их никто не замечает.

хХхХх

Норману требуется какое-то время (неопределённое количество), чтобы сориентироваться в происходящем и взять себя в руки настолько, чтобы не отшвырнуть Марион от себя. Она, впрочем, пользуется его задержкой в реакции в свою пользу, смелея и продлевая касание их губ.

– Хватит, – наконец, велит Норман резковато, отстраняясь.

– Я не… – бормочет девушка. – Я думала… Прости.

– Ничего, – Норман жмёт плечами. Что-то в нём – укоризненно качающее головой, брезгливо кривящее губы – требует немедленного приговора. Без суда и следствия.

Разве порядочная молодая леди станет так вешаться мужчине на шею? – интересуется внутренний голос Нормана, и он знает, небо, он знает ответ.

– Я должен идти, – говорит он потупившейся Марион. – Я нужен моей маме.

На не сгибающихся ногах, Норман убегает в сторону дома, он честно заставляет себя двигаться в противоположном от Марион направлении, он прикладывает тонны усилий к этому и не понимает, господь свидетель, как в итоге оказывается в её номере, с кухонным ножом в руке. Но это совершенно не ощущается настоящим. Ни этот нож, ни звук воды, набирающейся в ванну, ни отрывистое напевание уже переодетой в банный халат Марион, которая раскладывает какие-то свои флакончики и баночки на полочки в небольшой ванной комнате.

Норман осведомлён, что переживает момент, но это не более чем стороннее знание. Он не имеет к этому никакого отношения. Норман отсутствует. Он лишь зритель, а не участник. Голос, поразительно напоминающий Норму, раздаётся в его голове привычной райской музыкой.

Всё нормально, малыш, – говорит она, и Норману делается легче, и он делает несколько тихих шагов к полуоткрытой двери в ванную. – Всё хорошо. Ты не должен бояться, радость моя. Ты не делаешь ничего дурного. И я ведь с тобой, правда? Я останусь с тобой сегодня в каждую секунду твоего времени, в каждом глотке воздуха, что ты сделаешь, поэтому, будь храбрым, и сделай правильную вещь, ради меня, постарайся, родной, пожалуйста, сделай.

хХхХх

Марион кричит – недолго, но пронзительно и с подлинным ужасом в голосе, чему Норман не может найти объяснения. В конце концов, это же то, чего она так упорно добивалась, с самого её приезда в мотель. Так зачем кричать?..

И к чему изумление в её лице, замершее в её глазах, даже когда жизнь уже покинула девушку?..

Норман не ищет ответов, не наслаждается процессом, не прославляет нож в своей руке. Он завершает свою миссию, разворачивается и уходит, не оглядываясь.

В нём ничего нет. У него ничего нет. Вокруг ничего нет. Но теперь, наконец, эта пустота ощущается по-настоящему правильной, и…

Норман вздрагивает, сотрясаемый дрожью изнутри, из самых глубин. Его скользкие пальцы разжимаются, и что-то с металлическим звяком падает на ковёр в холле. Норман смотрит, и видит, и не понимает, и не снова, не сейчас, не надо, только не это.

– Мама! – зовёт он, хотя грудь давит паникой, и неясно, как вообще удаётся извлекать наружу звуки. – Мама!! Кровь! Мама!

хХхХх

Норма, стараясь двигаться как можно быстрее, что непросто для неё сейчас, спешит вниз по лестнице, на ходу запахивая пеньюар поверх ночной сорочки. В её глазах смертельный ужас и – какая-то мученическая готовность. Всепринятие подлинных святых.

– Что случилось? Норман? Что такое… – причитает она, беря его за руки и оглядывая с ног до головы, выясняя, не ранен ли он. И каковы масштабы катастрофы. Очень быстро она приходит к выводу, что кровь на его одежде и коже – не его. И не так много кандидатов во владельцы. Мама глубоко вдыхает носом, прикрыв глаза на минуту. Норман ждёт её реакции. Она тут же снова распахивает огромные голубые глаза, и уточняет без обиняков: – Мисс Сэмьюэльс?

Норман растерянно, виновато кивает:

– Не уверен… Кажется. Наверное. Думаю, да.

В этот момент к ним на первом этаже присоединяется всполошённый и лохматый Дилан.

– Кто только что голосил? Что слу… – начинает он, пока вид Нормана не отвечает на его вопрос. – Ах ты ж блядь. Мари?

– Без паники, – велит мама Норману, игнорируя вмешательство Дилана. – Сохраняй спокойствие. Всё обойдётся. Мы сейчас всё обдумаем и поймём, что делать.

– Вот серьёзно? – вздёргивает бровь Дилан. Норману хочется придушить брата. – Сколько раз твой маленький ангелочек должен творить все эти ужасы, чтобы ты, наконец, перестала покрывать его и, не знаю, нашла ему специализированную помощь?