X-avia

времена, подвезла ее до пункта назначения. Миру больше не узнать. Серега погиб, ее

единственный отпрыск, работавший в первой книге барменом во Владивостокской

гостинице с видом на Амурский залив. Хельгу Шмерц и Герберта Ангст вчера прикончил

неизвестный киллер, которому удалось скрыться с места преступления, ха-ха. Вы никогда

не видели, как Мира маскируется. Об этом уже много страниц переписано было. В белом

платье в цветочек, с медными кудрями, низкого роста и крепко сложенная, она в

последнюю очередь походит на убийцу. Убийца, беспощадный и хладнокровный – в

менталитете Миры эти качества успешно трансформируются в опеку над близкими и

идею восстановления мировой справедливости. И об этом тоже уже было говорено в «125

RUS» (Андрей всюду меня обскакал).

Мира оставляет меня в холле в одиночестве лежать на полу и сочинять вторую

рукопись, которая не хуже первой разлезается по частям и прячется по темным углам

нашего с Б. огромного дома, а сама Мира непонятно с какой целью уезжает на моей

машине в бывшее обиталище. Она заряжает свой пистолет и кладет его на приборную

доску – неслыханное позерство! Под пассажирское сиденье она сгружает огнестрелку

куда более серьезных габаритов, а о том, что за оружие она складывает в кузов, лучше

вообще молчать. Автоматы, гранаты, оптические прицелы, кокетливые револьверы,

глушители, парочка РПГ для веса – такой набор едет сейчас вместе с Мирой в Черные

Сады, а я остаюсь дома одна, она даже не поцелует меня на прощание, муж на работе, а я

буду лежать тут одна, последним жалобным взглядом пытаюсь выяснить, для чего же

моей ангелице-хранительнице нужно ехать к Горе. Мира отвечает, что мне чудовищно не

идет блонд.

– Кошмар.

43 Нем. "Uberall – «везде», «повсюду»; "Uber all – букв. «надо всем».

– Что кошмар?

– Прическа твоя – кошмар, вот что.

И это после того, что Мира всегда утверждала, как сильно она меня любит. «К., ну

только не блондинкой. Давай уже дописывай свою летопись и перекрашивайся в черный.

Тебе он лучше всего». Я говорю, что я – Клео, богемная стюардесса. На что Мира

ухмыляется: «А где теперь стюардессе Клео летать? «Schmerz und Angst» больше не

существует, так что Клео тоже не в моде теперь».

Я включаю радио. Моего солнечного детства песня «Пистолет» группы

«Мультфильмы». Надо навести порядок, такой порядок, к которому нельзя привлекать

прислугу и вообще посторонних людей. Погребальный ритуал.

Я сдираю с лацканов авиационные значки-птички, стюардессы Клео – и той не стало!,

мои туфли для полетов, обычные туфли, в которых поначалу так невыносимо болели ноги,

бэйджики с моим именем «Клео», теперь и с этим надо прощаться – да почему со всем так

быстро приходится прощаться?, мой платочек с самолетиками, кошелек с самолетиками,

шпильки и заколки, термос, портсигар, планшет для чтения электронных книг (Клео

приходилось экономить место в чемодане и не возить с собой горы макулатуры),

сигнальный жилет кислотного цвета, счетчик для стояния под бортом при приеме груз-

багажа, косметичка, аптечка, капли для глаз, постоянно болевших, но так щедро

густоресниченных, стрелками Клеопатры подведенных глаз. Марлечка, через которую

гладились брюки, и эти свежеснежные авиационные блузки, дамские псевдогалстуки, и

пиджак, мой пиджак, миллион раз перекинутый через рукоятку открытия двери

воздушного судна, пиджак, на который миллиард раз прикладывались спасательные

жилеты и кислородные маски во время демонстрации аварийно-спасательных средств на

борту, на рулежке я показывала это, и то, и третье, и аварийные выходы на крыло – и в

носовой части судна (вытянуть руки вперед), ряды пассажиров смотрели только на меня,

о, я была настоящей рок-звездой, демонстрируя аварийно-спасательные средства на

рулежке!

Марлю, через которую гладились стрелки на брюках, я разрисовываю карандашом,

которым красились стрелки на глазах, прыскаю ее Christian Dior ADDICT, запах, от

которого сходили с ума все летчики, хороший факел получается, практически

олимпийский. В жестяной посудине свалена моя стюардессная форма, незамысловатая

роба бортпроводника некогда великой авиакомпании «Schmerz und Angst», к этому

прибавляются дружной компанией все перечисленные раннее предметы, и я поджигаю,

поджигаю новой бензиновой зажигалкой с надписью «Made in Austria» на дне.

Огонь вздымается вверх, не бойтесь, я не спалю дом, нас хорошо обучили тому, как

пользоваться огнетушителями: водными, химическими, сифонного и пистолетного типа…

Оно все горит, мне бы расхохотаться, как Кин в романе Элиаса Канетти «Ослепление», на

пепелище своей огромной библиотеки, мне бы расхохотаться, тут так тепло, что это скоро

спалит мою без того сваренную и обожженную белых волос на шелушащемся черепе

мочалку, я беру расческу, маленькую, очень удобно брать в рейсы, она вся в клоках этих

жуткой желтой пакли, которая сыпется с моей головы, с моей блондинистой головы, и

расческа тоже летит в самопальный домашний костер: вы чувствовали этот запах горящей

синтетики, пластика и обесцвеченных паленых волос? Тогда-то я и начинаю смеяться.

Шаманским танцем прыгаю вокруг дымящегося ведьминского котла – глянцевую

стюардессу Клео сожгла святая инквизиция католической зимы.

* * *

Мира паркуется возле подножья Горы. Она берет пистолет и ключи от нашего дома в

Черных Садах. Мира ступает тихо, ее шаги никто не слышит, особенно таким тихим