Я – борец! 2 Назад в СССР

— А чё мы их тут разбираем, пусть милиция ими занимается! — выкрикнули из толпы.

— Отчислить их на хрен и из комсомола погнать! — поступило общественное предложение.

— Пусть Саша их об ковёр ударит, может, наберутся ума-разума!..

— Саш, — обратился ко мне Борис, — скажи, тебе как спортсмену-разряднику, не стыдно за своих соседей по общежитию? Скажи что-нибудь, чем ты руководствовался, когда рекомендовал их в цех?! Не стой внизу, выходи за трибуну!

«О, прилюдная порка! — подумалось мне. — Наградили и сейчас будут журить, всё как всегда: пряник и кожаная плётка! Прости меня, Боря, но если бы вместо тебя была симпатичная девушка из моего прошлого, я б, может, и забыл бы стоп-слово пацана. А так — нет, буду отбиваться!»

Я вышел за трибуну, ещё раз глянув на курокрадов, окинув аудиторию собравшихся и начал, повернувшись к заседающим во главе товарищеского суда.

— Уважаемый товарищеский суд, — начал я, — ребята…

Повернувшись к залу, я набрал побольше воздуха. Не знаю, может, гормоны так после турнира повлияли или сегодняшний бой — я абсолютно не волновался.

— Давайте вначале я не буду оценивать мелких воришек захудалых куриных ножек, а поясню мою мотивацию, когда я рекомендовал их в цех упаковки… Вот мы — приборостроительный техникум, мы — будущее техники…

— Саш, давай покороче. Расскажи, стыдно тебе или нет? — спросил меня Борис.

— Очень стыдно, Борис Инокентьевич. Особенно мне было стыдно тогда, когда в цеху ощипывательная машинка сломалась и мы всем цехом в сверхурочную работали на ошибке. А ошибка, товарищи, — это вам не простая работа, это тяжелейший труд с горой холодных куриных мокрых тел! Мокрые цыпочки натирают руки до крови даже разрядникам. И когда я узнал, что ребятам нужна работа, я, оценив их потенциал, смело порекомендовал их своему спортивному наставнику как, быть может, не самых умных, но зато упорных упаковщиков. Заметьте, товарищи, нанизывать незаметно кур на проволоку ещё надо умудриться в тайне от всех сделать! То, что они дураки, — это не вызывает у меня сомнений, но талантливые дураки. — Я скривил мимику на лице и выделил эмоционально свою речь, чтобы специально обесценить деяние, чтобы возвести кражу кур в разряд детской шалости, вызвав тем самым смешки зала.

— Саш, ты к чему ведёшь? — спросил у меня Борис. — Может, их наградить за то, что они залихватски воруют?

— Мы не залихватски, мы в первый раз! — проскулил Олег.

— А вы молчите, с вами мы ещё поговорим! Ну, Саша, раз ты так весело об этом говоришь, а не ты случайно им идею с проволокой подсказал, подсмотрев в цехе намотки трансформаторов?! — зашёл с козырей Борис.

«Ты за что меня топишь, будущий партийный работник?!» — задал я вопрос ему мысленно. — «И не посещаешь ли ты случайно, какую-нибудь секцию единоборств?..»

Глава 19 Товарищеский суд

— Нет, Борис Инокентьевич, — твёрдо ответил я, глядя прямо в глаза секретарю. — Если бы я хотел научить их воровать, то показал бы, как это делать полноценно. А не так, чтобы их с первого же раза поймали с четырьмя килограммами куриных ножек на проволоке под рубахой.

Я знал, что иду по тонкому льду, но что я терял? По итогу проигранных дебатов — членство в комсомоле?

В зале раздался смешок. Даже младший лейтенант милиции ухмыльнулся.

— Ты серьёзно считаешь, что воровство можно делать «полноценно»? — нахмурился Бычков.

— Я считаю, что если уж человек берётся за дело, то должен делать его хорошо, — пожал я плечами. — А эти двое даже первую свою кражу провалили. К чему я веду? К тому, что они — кто угодно, но не воры-рецидивисты! Товарищи, предлагаю дать им шанс исправиться! Назначить наставника над балбесами. Пусть в конце концов свою вину отработают, например, месяц бесплатно в том же цехе упаковки, а зарплату переведут в Фонд мира. Зато потом, если захотят остаться, будут знать все технологические процессы — и вряд ли попробуют повторить злодеяние.

— Интересное предложение, — задумчиво произнёс Фёдор Кузьмич. — Только в цех я этих ребят больше не возьму, а то и правда научатся всем премудростям и будут воровать, не попадаясь.

— Может, ещё и в комсомоле их оставить?! — с металлом в голосе спросила Светлана.

— Тут уж на ваше усмотрение, я бы не оставлял, — пожав плечами, дал пас товарищескому суду.

— Спасибо тебе, Саша, что из преступников нам тут клоунов нарисовал! Присаживайся, — произнёс Бычков.

— Товарищ секретарь комсомольского комитета, — обратился я по полной должности к Борису, — я, если что, не голословно это говорю и готов поручиться за этих двух дурачков. А если рецидив случится, то и меня из комсомола гоните.

— Ты, похоже, своё место в наших рядах не шибко-то ценишь? — вставила свои пять копеек Света.

— Вы в цеху намотки приглядитесь к товарищу Медведеву, может, он трансформаторы выносит — на себя на медную проволоку наматывает и выносит, — широко улыбнулся Бычков.

«Не угадал ты, товарищ СекКомКом, я их в трусах выношу, чтобы невзначай не опозорить недостаточно мощными параметрами мужскую часть населения перед девушками, ведь я один там всего парень. Вот вгонят из комсомола — можно будет больше ничего не подкладывать!» — мелькнула у меня мысль, которую я, конечно же, не озвучил, осознавая, что эту схватку веду по очкам.

— Очень ценю, — ответил я, уже собираясь уходить.

— А раз ценишь, то мы в твоих словах что-то особого порицания воров не увидели. Вместо этого у тебя из предложений только простить их и дать второй шанс, да ещё и сам за них ручаешься!

«О, второй период!» — мелькнуло у меня, и я машинально вернулся за трибуну.

— Я прошу прощения перед всеми собравшимися, если кому-то показалось, что я оправдываю воровство как таковое. Я мало того что не оправдываю — я и сам недавно немного поучаствовал в борьбе с преступностью. И знаете что? Я видел настоящий облик преступника. Вы посмотрите на них, товарищи! И решите для себя — кто они: дураки, попавшиеся на краже свежего мяса, или закоренелые преступники? Товарищ младший лейтенант не даст соврать — разве так выглядят воры? Стоят, — я показал ладонью на двух дураков, — красные, что Сеньёр Помидор из Чиполлино, глаза в пол. Как вы думаете, им стыдно? Да они готовы сейчас сквозь пол провалиться! Разве так бы стоял тут вор? Вор бы смотрел и ухмылялся, руки в карманах, а во взгляде бы читалось: «И чё вы мне тут сделаете?!»

Я выдержал паузу. Для Бориса я уже был следующим кандидатом на отчисление из комсомола. Но Света правильно подметила — это для меня не было чем-то важным и шибко значимым. Хочет комсомольская организация, чтобы я в ней был — буду. А не хочет — ну и их право.

— Где же рождаются воры? И из кого? Из тех, кому не дали второй шанс. Из тех, кто оступился чуть сильнее, чем на два килограмма курицы, и попал в тюрьму. Друзья, тюрьма никого не исправляет — иначе бы не было такого понятия, как рецидивист. Тюрьма — это даже не техникум преступного мира, тюрьма — институт! — закончил я.

— Что тогда техникум? — раздался смешок из зала.

— Начальная школа преступников — это улица, где на неокрепшие умы влияют бывшие зэки. Техникум — это так называемые пацанские банды, формирующиеся по месту жительства, — ответил я, снова указывая на курокрадов и иногда поворачиваясь к заседающим. Меня с интересом слушали все: и младший лейтенант, и Борис, и Света, и Фёдор Кузьмич… — Отчислите из техникума — получите уже не Егора Жилина и Олега Караськова, а воров Жилу и Карася.

На заседании были и представители техникума, сидели в первых рядах — почти все те же лица, что смотрели на мою справку о задержании преступника.