Я – борец! 2 Назад в СССР

— Бонсан, са серУ! — выкрикнул тренер, и вся группа начала расступаться, сначала организуя коридор между мной и Вовой, а потом и достаточно широкое пространство для боя.

Каратисты хлопали по плечу своего товарища, говорили на помеси японского с русским: «Май гери чудан, а потом гьяку цуки джодан!» Я понимал этот язык, ничего нового они ему не советовали. Мол, пробей этому уроду в пузо ногой и ударь правой рукой ему в голову. Были там и интересные предложения: «Миди ашибарай и хидери маваши цуки джёдан» — подсеки, говорит, его правой ногой и заряди левый боковой в голову.

Судя по ажиотажу, в куртку переодеться мне не дадут, и я положил сумку у входа в зал и, пяткой о пятку стянул с себя обувь, чтобы тоже, как и соперник, остаться босиком.

— Сиай кумитэ! Бой проходит в стойке до падения, борьба запрещена, удары ниже пояса запрещены, удушающие и болевые запрещены! — скомандовал тренер, и я увидел, что рядом с ним стоит Игорь Смирнов, видимо, успел шепнуть сенсею, что я борюсь больше. Зачем это ему? Из экспериментальных соображений, видимо.

И вот я остался в одном костюме, босиком, снял даже часы. А напротив меня уже стоял в высокой левосторонней стойке красный пояс.

— Рей! — скомандовал тренер, и Вова нехотя, но поклонился мне. Сделал ответный жест и я. — Хаджиме!

И мы пошли по кругу, умышленно не форсируя бой и не занимая середину импровизированного татами.

— Кабзда тебе, борец, Аня теперь точно моя! — прошипел Вова.

— Ты дебил, если думаешь, что это так работает! — усмехнулся я.

— Чё, тогда пришёл?! — спросил он удивлённо.

— Лещей тебе раздать, потому что слишком много себе позволяешь!

— Либо дерётесь, либо идёте оба из зала вон! — прорычал тренер.

— Осс, — выдохнул я и шагнул вперёд.

Его нога ударила меня в область головы сбоку, но мои руки были на своих местах — тренировки с Димой приучили это тело держать их в верхней позиции, почти у висков. Боксёры держат их пониже, но в боксе и перчатки больше, и шлем есть, и ноги не летят в «будку».

Приняв удар на глухой блок, я вдруг понял, что Вова сегодня пойдёт домой без пояса. Бил он слишком очевидно по круговой траектории и слабо, не насквозь, как следует бить. И ещё этот крик «кияй» сегодня меня только веселил. А следом за ногой каратист выкинул в мой корпус руку, видимо, чтобы на втором ударе «цуки» добраться до моей головы. Однако я широко шагнул ему навстречу и выбросил в сторону Владимира правый оверхенд — удар, который должен, по идее, миновать защиту. Но защиты не было, был его удар мне в корпус. У нас это называется разменом: голова всегда ценнее тела, когда речь о малоунцовых перчатках или голых кулаках. Его удар в корпус я даже не почувствовал, а вот Вову от моего «овера» повело. Заплетающимися ногами он пытался удержать баланс, остаться на ногах, но тут уже пнул я.

Левый маваши, как каратисты говорят, «джодан» прилетел Вове прямо в голову и пронёсся насквозь, шаркнув по части выше линии ушей. Я это подсмотрел у хорвата Мирко Филиповича в каждом из его боёв. И тело каратиста, одеревенев, рухнуло на бок.

А я обернулся и пошёл к своей сумке, чтобы наклониться и достать из неё белый пояс.

— Э, щегол, ну-ка со мной попробуй! — выпалили мне в спину. И, повернувшись, я увидел, что ко мне идёт тот самый чёрный пояс, что стоял в первом ряду.

— Сенсей, — проговорил Игорь.

— Яме! — скомандовал учитель.

— Чё ямэ? Я не для того за Родину в Афгане два года провоевал, чтобы у меня на глазах моего брата били! — прорычал он шагая ко мне, но на его пути возник Игорь.

— Ты за языком следи! — отреагировал Игорь на его нападки на авторитет тренера.

Каратисты встали напротив друг друга, а я просто пошёл к Вове и, наклонившись, снял с него красный пояс, взамен бросив на грудь тому свой белый.

— Ты сыкло! Я тебя на улице найду! — высказался чёрный пояс в мой адрес.

— У меня к тебе претензий нет, но если хочешь, можем подраться, с разрешения сенсея, конечно! — кивнул я.

— Добро, — кивнул тренер, — а за твою дерзость, Пётр, ты после боя сделаешь 500 отжиманий.

— Осс, — проговорил Пётр с усмешкой.

— Сенсей, с чёрным поясом я могу драться только без правил, — произнёс я, смотря на учителя в секции, и, получив кивок, взглянул на полные ненависти глаза Петра. Тем временем Вова пришёл в себя и начал громко выть, чем поверг в ступор новичков в секции.

Что ж, и такое бывает, когда пробуждаешься от нокаутов…

Не отводя взгляд от Петра, я повязал на себя красный пояс его брата.

— Без правил тебе же хуже, — прорычал он.

— Без правил у тебя шансов нет, афганец. — покачал я головой, держа руки нарочито опущенными.

Если правда служил и воевал? За это респект и низкий поклон тебе! У меня в прошлой жизни это было, у Медведева Саши ещё предстоит, скорее всего, тоже не миновать афганской компании. Так что, Пётр, мы с тобой почти коллеги. А морду я тебе набью просто потому, что ты хочешь набить мне!

Как я сетовал в последний свой день в 2025-том, после каждой войны появляются те, кто кричат, что они воевали. Обычно это они орут в пьяном угаре, стращая своими криками мирное население их населённого пункта. Пётр был трезв и свой Афган сюда приплёл скорее всего, чтобы иметь полное моральное право вступиться за брата. Ну и нагрубил, конечно, тренеру, за что получил неодобрение его же коллег по спорту. Я его понимаю: тяжело держать себя в руках, когда твоего брата бьют у тебя на глазах.

— Хаджиме! — скомандовал тренер.

И он ринулся на меня, словно гоночный болид — слишком быстро, чтобы останавливать, слишком опасно, чтобы встречать «ударом», и вообще рубиться на руках при его-то мышечном тонусе.

Но я с шагом выкинул в его сторону правую руку, чтобы крепко схватить за воротник кимоно и ещё сильнее дёрнуть чёрного пояса на себя, развернуться спиной и, подбив опьянённое ненавистью тело ногой под его бёдра, запустить через себя. Прямо в деревянный пол.

— Брат! — воскликнул с пола Вова, когда увидел, как его брательник врезается шейно-ключичным отделом в полированный деревянный пол.

«Туше! Семейка.»

На душе вдруг стало мерзко. Не люблю, когда страдают сторонние люди, но раз уж выбрал путь, надо идти по нему до конца, иначе кое-кто может расценить твои жесты доброй воли как слабость.

— Яме! — скомандовал тренер.

И я, по их традиции, совершил поклон лежащему и издающему скрипучий стон крепышу.

— Его красный пояс твой, — строго проговорил тренер, — но ты соврал, сказав, что пришёл показать своё мастерство. А по сути, пришёл сюда бабу делить!