Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Я – борец! 2 Назад в СССР
Шрифт:

— Повезло… Вот что я вам, ребята, скажу: у тренера опыта больше, он многое видел. Тренера надо слушать! Если он вам говорит не выступать — значит, не надо соваться куда не следует! — прочитал он лекцию. Было видно, что он знает о том, что Дружинин ушёл с «Динамо».

— Тренер, да он уже всё понял. Можете с Сергеичем поговорить, чтоб его обратно взяли? — спросил я.

— Я-то могу. Но Сергеич в вес до 70 тебя просит себе.

— Если вы не против, я могу за них иногда выступать, — пожал я плечами.

— Он может тебя в воронежский пед устроить с формальной сдачей экзаменов.

Только надо отборку пройти.

— Какую? — не понял я.

— В сборную «Динамо». На следующей неделе открытый ковёр будет для всех желающих в этом весе.

— Паша через полгода вернётся и снова будет лидировать. А я, тренер, простите, но его место я занимать не буду.

— Ну, смотри сам. Значит, задачи. Как всегда — упаковка яиц, упаковка курицы, подсчёт курицы после ощипывания. Теперь плохие новости: барабанная перосъёмная машина сломана, и девушки за день все руки стёрли, их ощипывая. Соответственно, сегодня надо им помочь и ощипать. Из-за коллапса их даже не посчитали — потом ощипанных буду я вносить в ведомость.

Желающие потренировать пальцы? О, отлынивающие от тренировок Медведев и Губанов — на ощипку! Остальные…

Дальше я уже не слушал. Что получается — куры неучтённые никем и ничем? Серьёзно? Свежие куры — не замороженные в лёд тела для пущего веса на весах, а мягкие, только надо ощипать?

Гена нахмурился — ему идея явно не нравилась.

— Чего загрустил? — ткнул я его локтем.

— Заколебали, чего они её никак починить не могут?

— А скажи-ка мне, друг, а она часто так ломается? — спросил я, предвкушая отличный план.

— По несколько раз в месяц.

— А Кузьмич всегда халявщиков назначает на ощипку неучтёнки?

— Всегда, — также хмуро сообщил мне он.

— Ну тогда я, похоже, по выходным теперь секцию не посещаю.

— Ты же фанатом борьбы стал после Тамбова?

— Я ещё и фанат еды, а в гастрономе всё раскупают со скоростью света. Я эти ритуалы с мерзлой курятиной видал в деревянном ящике.

— Что-то я тебя не понимаю.

— Чуть позже поймёшь! — улыбнулся я, а настроение начало повышаться.

Зайдя в цехи, мы обалдели: длинные транспортерные ленты с механизированной подачей тушек были забиты неощипанной курятиной. Лента вела в огромный чан на полкомнаты — чан был полон тёплой воды и мокрых цыпочек.

В соседней комнате уже приступили к работе ребята, которые складывали в ячеистые подносы яйца, сортируя их по размерам с помощью лекал. Далее нашей комнаты находилась комната со столами для упаковки мяса с весами и целлофановыми пакетами.

Запах тут стоял, конечно, лютый — смесь хлорки, крови и мокрого картона. В углу скопилась целая куча пера.

— Я не знаю, чего ты радуешься, — руки после такой процедуры словно после суток в бассейне с хлоркой, — произнёс Гена, беря огромный, словно лопата, металлический сачок.

— Расскажи, как вы обычно тут справлялись?

— Сначала распаренных куриц вытаскиваем и загружаем в чан новых, пока эти обтекают на стеллажах. Мы ощипываем и складываем на столы для упаковки — там их взвешивают, ставят печать, пакуют, считают, декларируют.

— Давай допирай, — улыбнулся я ему. —

До соседней комнаты — это неучтённый товар, со слов Кузьмича.

— Ну да, так.

— За пропажу которого никто не несёт ответственности.

— Стыбрить предлагаешь? Бесполезно — на проходной досмотр личных вещей. Поймают — по шее дадут и с работы выгонят, — покачал головой Гена, доставая первую курицу на лотки для обтекания.

— Мы тут на всю ночь, да?

— Похоже на то, — выдал Гена.

— Ну, считай, полнедели будем сытыми, — убедил я его.

Далее пошла рутина: вымачивание, загружающие новых в чан, ощипывание, вымачивание — и снова по кругу. Сюда бы чайник или термос, — подумалось мне, когда я подавал очередную ощипанную курицу. В соседней комнате перед упаковкой стоял Снегирёв с паяльной лампой и обжигал мелкие перья, которые остались на курице, — и теперь в цехах пахло ещё и палёным пером.

Однако каждый час мы прерывались на «перекур» — естественно, никто не курил, а выходили из цеха к забору подышать свежим воздухом. В первый раз я вернулся в цеха раньше и, подойдя к столу упаковки, отрезал ножом себе два широких куска целлофана и, быстро положив туда тушек, свернул их в коконы и спрятал в пуховую кучу.

На улице за нами тоже следил Кузьмич — он же отсчитывал нам время для отдыха. Хочешь — вообще не отдыхай. Он же невольно контролировал — не захотим ли мы сделать чего-нибудь эдакого. А я этого очень хотел.

— Ген, на следующей передышке отвлеки тренера — поборись с кем-нибудь, попроси пояснить какую-нибудь технику. Не долго — на полминутки, — попросил я товарища по опасной операции.

И под утро, когда все собрались на последний перекур, я достал упакованных неощипанных куриц и выбросил их из цеха через окно.

— Снегирь, — позвал парня Гена. — Каково за ночь отжарить столько цыпочек?

И все дружно принялись ржать. Смеялся и тренер, а я, удивляясь находчивости Гены, аккуратно по стеночке вышел, зайдя за угол цеховых зданий, где под окном лежали мои свертки.

Я поднял один, а когда раздалась новая, громкая волна смеха, с силой вышвырнул их за периметр, перебросив через забор в сторону пляжа. Первую, а затем вторую.

И вот, просмеявшись над тем, как Генка дурачится, тренер снова вернул нас к работе, а я, улыбнувшись, кивнул — мол, всё в ажуре.

Смена закончилась утром. На проходной проверили наши сумки на предмет яиц и куриц, и мы, видя, как подъезжает автобус с трудящимися, залезли в него, чтобы тот увез нас в город.

Однако, выйдя на первой же остановке, я кивнул Гене — мол, так надо, — и лёгким бегом двинулся к озеру.

«Сука», — выдохнул я, видя, какой меня ждёт трындец. Первую курицу я нашёл сразу же — она повисла на ветке куста, а вот вторую пришлось поискать — я нашёл её в луже грязи и тины. Благо, упаковал хорошо.

Положив этих двух в сумку, я также лёгким бегом направился вдоль берега озера, пока фабрика не скрылась за постройками появившихся домов.

— Эй, парень! — позвали меня вдруг.

Да ё-маё… Обернулся я и увидел, как ко мне приближаются двое в форме советской милиции — старшина и сержант.

Поделиться с друзьями: